— Вы намекаете на то, что, для того чтобы защитить его деловые интересы, я должна выйти замуж за Карлтона?
— Разумеется. Иначе зачем он так распорядился?
Его слова потрясли Либерти до глубины души. На протяжении нескольких недель она упорно отказывалась смотреть правде в глаза, признать, что Ховард нарочно составил завещание таким образом, чтобы ей ничего другого не оставалось, как выйти замуж за Карлтона. Наверняка он отдавал себе отчет в том, что это замужество погубит ее. Пренебрег ее интересами во имя своих корыстных целей и зная, что ранит ее в самое сердце. А ведь она любила его! И вот теперь оказывается, что ее нежная привязанность мало что значила для Ховарда.
Внезапно ей стало все безразлично, вернее, у нее не осталось сил, чтобы переживать по этому поводу. Подняв глаза на Эллиота, Либерти различила в его взгляде, устремленном на нее, неподдельную нежность. Она готова была расплакаться.
— Ну почему судьба ко мне так жестока?
— Неправда. Вам претит мысль о браке с Карлтоном Ренделлом, а ему претит мысль о браке с вами. Впрочем, он круглый дурак.
При этих словах Эллиот пожал ее руку, и Либерти невольно сделала шаг ему навстречу.
— Скажите, какой мужчина, если он, конечно, в своем уме, отказался бы от вас?
— Эллиот, я…
Дэрвуд притянул ее к себе и, прежде чем Либерти успела сообразить, что происходит и что последует затем, крепко обнял ее.
— Вы же не станете это отрицать, Либерти. Я почувствовал это с первой же встречи.
— Я, право, не знаю, о чем вы…
— Всякий раз, когда смотрю на вас, я страстно вас желаю. — Эллиот медленным движением положил ее руку себе на грудь, а сам обнял ее за талию. — С того самого дня, с первой минуты, когда я увидел вас на аукционе вместе с Ренделлом, я возжелал вас и с тех пор пребываю как в бреду.
— Но мы ведь виделись не так уж часто, и всякий раз я была с Ховардом!
— Какая разница. Я хочу вас, Либерти. Я страстно желаю только вас. И ни за что не поверю, будто вы об этом не догадываетесь.
— Нет, я…
Его руки обвили ее талию.
— Неужели вы не почувствовали, что всякий раз, как оказывался с вами рядом, я уже ни о чем не мог думать? Я не мог выбросить из головы мысли о вас по нескольку дней.
Его слова подозрительно напоминали ей собственные потаенные мысли.
— Эллиот!..
— Скажите это еще раз, — прошептал он. — Мне нравится, как вы произносите мое имя. Приятно слышать его из ваших уст.
Он наклонил голову, и теперь его лицо было всего лишь в нескольких дюймах от ее лица.
— Прошу вас, не надо думать, будто…
— Ах, моя милая Либерти. Вижу, вы еще не готовы сделать признание.
— Мне не в чем признава…
Он не дал ей договорить, прижав палец к ее губам.
— Не волнуйтесь. Вот увидите, я добьюсь от вас этого признания, хотите вы того или нет. Кстати, не могу дождаться дня, когда наконец — если позволите так выразиться — вы признаетесь мне в своих чувствах как на духу.
Либерти отвела от лица его руку.
— Не дождетесь!
— Уверяю, я сделаю все для того, чтобы вы забыли Ховарда! — воскликнул Эллиот. — Более того, чтобы забыли абсолютно обо всем!
— Не бывать этому!
Тогда он улыбнулся ей лукавой улыбкой искусителя. Она покорила и сокрушила Либерти. Ей ни разу не доводилось видеть, как Эллиот улыбается, и потому ей показалось, будто мир вокруг замер. Пол у нее под ногами почему-то заходил ходуном, а сердце в груди затрепетало. Все ее существо с восторгом ответило на его призывный взгляд.
— Моя дорогая мисс Мэдисон, прошу вас, не надо меня недооценивать. В конце концов, Картлон Ренделл может от вас отказаться, — прошептал он, обдав ее горячим дыханием. — А я никогда!
Глава 4
Дэрвуд оставил ей менее секунды для того, чтобы осознать смысл сказанного, потому что уже в следующее мгновение он наклонил голову и впился ей в губы крепким поцелуем. Либерти оказалась мягкой и податливой. Поначалу Эллиот не был уверен, что она откликнется на его ласки. Пока его губы жадно вкушали нектар ее губ, Либерти стояла замерев на месте. Он приподнял ее руки и положил себе на плечи, после чего привлек ее к себе и прижался всем телом.
Ее реакция последовала мгновенно. Ей показалось, будто голова ее создана исключительно для того, чтобы покоиться у него на плече. Когда же с ее губ сорвался тихий стон, остатки самообладания оставили его окончательно. Эллиот не ожидал, что его охватит такая неудержимая страсть. Он взял ее лицо в свои ладони и снова впился поцелуем ей в губы. Она провела ладонями по его волосам. Ощущение ее хрупкого тела наполнило Эллиота одновременно и силой, и слабостью. Властным движением он сильнее стиснул ее талию, отчего Либерти даже вскрикнула.
— Милорд!.. — сумела прошептать она, на мгновение освободив губы.
— Эллиот, — поправил он ее. — Мое имя Эллиот.
Но не успела она ответить, как он снова жадно припал к ее губам. Его властный поцелуй был едва ли не жесток. Эллиот, однако, нашел некое оправдание своему порыву — как-никак Либерти не назовешь невинным созданием, не ведающим греха и не искушенным в плотских утехах. Она целых десять лет состояла на службе у лорда Хаксли, в том числе и в его спальне. Эта женщина искушена в таких вещах.
Эллиот пробежал руками по ее спине, теснее прижимая к себе. Сквозь ткань платья он ощущал изгибы ее тела.
Он едва сдерживал охватившую его яростную страсть. Это было сродни попыткам надолго задержать дыхание.
Его пальцы нервно перебирали ее волосы. Наконец последняя шпилька пала жертвой этого буйного набега. Оказавшись на свободе, локоны рассыпались по плечам. Эллиот застонал и, поднеся к губам прядь волос, коснулся губами.
— Вы восхитительны! — прошептал он. — Несравненны! Вы одна такая на всем свете! Он жадно вдыхал аромат ее волос.
— Боже, как приятно! Я готов вдыхать вас до умопомрачения!
— А мне приятно, когда вы ласкаете меня, — шепотом призналась она.
Эллиот тотчас ощутил, как внутри его разлилось тепло, словно солнечный луч, упав на кусок льда, растопил его. С негромким смешком он вновь обнял Либерти за талию.
— Я знал, что нам с вами будет хорошо, — прошептал он ей на ухо и, приподняв, усадил на письменный стол.
От неожиданности Либерти ахнула. Один ее вид — сидящей на столе, посреди разбросанной коллекции крестов — тотчас пробудил в Эллиоте неугасимое желание. Ему страстно захотелось войти в нее, прямо здесь, сию же секунду. Вожделение было столь велико, что он даже решил не обращать внимания на мелочи вроде тех, что двери в библиотеку и кабинет оставались не заперты, что, придя к нему, Либерти рискует своим именем, да и вообще здравый смысл подсказывал, что так не поступают. В какой-то момент его желание стало непреодолимым, и он наверняка вошел бы в нее, даже если бы кто-то приставил к его виску пистолет. Однако внутренний голос нашептывал Дэрвуду, что он слишком близко подошел к опасной черте. Но его единственное спасение в теплом и нежном теле Либерти.