– Сходи за капелланом, – сказал он Гармонии. – Я не знаю, кто он такой, этот парень, но благословение ему в любом случае не помешает.
Она побежала за священником. Он знаком подозвал Джейн, по-прежнему занимавшуюся первым.
– Останься здесь, – сказал он, – это уже конец. Он в ярости направился большими шагами в свой кабинет.
Сел, налил в чашку кофе. Богоугодные церемонии его не интересовали. Попивая маленькими глотками кофе, он нарисовал на листке план своей палаты. Вверху написал заглавными буквами: "Четыре часа", потом внизу в два параллельных столбца нарисовал пронумерованные койки, нечетные – слева, четные – справа. Напротив первого, с грудной клеткой, написал: "Срочно прооперировать". Напротив пятого и девятого, вернувшихся от Полиака, пометил: «Эвакуировать». То же самое написал напротив восьмого, предпоследнего пациента Давида. Скоро должен был вернуться двенадцатый – больной с многочисленными, но несерьезными осколочными ранениями. Он составит компанию одиннадцатому с его пресловутым животом. Так что за исключением трех коек все места должны освободиться. Бой заканчивался.
Прекрасная работа, с горькой иронией подумал он. Хотя в общем и целом кое-кого, наверное, все же удалось спасти. Он зажег сигарету и пошел в операционный блок, заметив на ходу обеих медсестер и капеллана, с печальными минами стоявших около десятого. Он вошел к Давиду.
– Ты можешь сделать сейчас операцию грудной клетки у моего больного?
Давид глубоко вздохнул и, не имея возможности пошевелить занятыми руками, откинул голову.
– И чего еще? – спросил он устало.
– Это его последний шанс.
– Присылай.
– Я тебе нужен?
– Нет. Полиак проассистирует. У него сейчас как раз перерыв, а работа скорее всего будет тяжелая.
– Тогда я сейчас его тебе пришлю.
Он вернулся в реанимацию. Там церемония, похоже, закончилась. Десятый наверняка уже умер.
– Джейн, – сказал он, – первого сейчас будут оперировать.
– Я очень рада, месье.
– Гармония, давай эвакуируй пятого, восьмого и девятого. Нам нужны места. Неизвестно, что нас ожидает. Он добавил тихо: – В промежутке между «животом» и "грудной клеткой" нам будет чем заняться, дети мои.
Он пошел проверить «живот». В принципе, как он и предполагал, осложнения могли ожидаться лишь позднее, не сейчас. Раненый улыбнулся ему. Вальтер положил руку ему на плечо. "Все хорошо, – просто сказал он, – не беспокойся". Ему было довольно приятно сознавать, что он решился пойти с первым ва-банк; он испытывал приблизительно те же чувства, что и Джейн, у которой от долгого неподвижного сидения испортилось настроение. Может, таким образом удастся компенсировать какую-то часть совершенных за ночь ошибок. Здесь, конечно, не играли в рулетку жизнями других, здесь просто добавляли что-то к ставкам, даже не обязательно к ставкам счастливчиков, скорее наоборот, а в совокупности получался выигрыш либо проигрыш весьма значительный, даже с чисто эгоистической точки зрения, в той мере, в какой он разжигал или гасил уверенность, с которой выполнялась работа. Партия продолжалась с крупными ставками. Не имея возможности заказать на всех шампанского, Вальтер снова потребовал горячего кофе.
Стоя у входа в свое пристанище, Вальтер наблюдал за выносом эвакуируемых, потом за столь же незаметным траурным выносом десятого – еще одного десятого за одну ночь, без всякого суеверия подумал он. Гармония, все такая же легкая в своих плетеных сандалиях, руководила операцией; лицо ее по мере накопления усталости становилось все более неподвижным, но чувствовалось, что ей удается компенсировать всегда имеющийся у нее в достатке грацией то, что могло бы показаться безразличием. Так же руководила она и возвращением двенадцатого. Что касается этого, то было очевидно, что его будут «баловать». Ему тут же дали попить холодной воды, которую он стал втягивать в себя через трубку из стакана, поданного маленькой рукой. Он едва успел выйти из глубокого наркоза, как сразу погрузился в другой, более приятный сон. С ним никаких хлопот не предвиделось. А вот одиннадцатому, «животу», лишь смочили язык влажным тампоном. Возможно, у него будет право пососать ледышку. Но в основном ему лишь увлажняли рот и зубы. Жидкость, в которой он испытывал огромную потребность, он будет получать потом в виде физиологического раствора, непрерывно поступающего в вену. Затем на операцию в сопровождении Джейн отправился первый, и ей до самого конца надлежало ни на шаг не отходить от него (и прежде всего из-за системы резиновых трубок и ампул, проделывавших то же короткое путешествие, что и оперируемый). Такой у Вальтера с Давидом был уговор. В общей сложности первым – о котором никто не знал, да и не хотел знать, кто он такой и откуда взялся, – у Давида должны были заниматься по крайней мере шесть человек, не считая медсестер, которые потом наложат бинты.
Вальтер проследил за началом транспортировки, потом вернулся в свою почти опустевшую палату, где Гармония ходила взад и вперед между спокойно спавшим двенадцатым и мятущимся одиннадцатым – еще одним младенцем, с которого ей нельзя было спускать глаз. Он подумал, что скоро рассветет, и вспомнил, что им на теперь уже ненужную подмогу подойдет передвижная медицинская группа один-тридцать шесть и что с появлением солнца у него есть все шансы встретить своих друзей Ришара и Тампля, с которыми с самой зимы его пути ни разу не пересекались, двух верных спутников, вместе с которыми он долго переносил тяготы войны то в госпитале, то в мобильной медицинской части, то на корабле, то в санитарном самолете. Они втроем составляли команду, и самым страшным, самым смешным для них было воспоминание об одном рейсе в самолете, который должен был закончиться прыжком с парашютом. Им на всю жизнь запомнились и их смертельная тоска непосвященных, когда они в полном снаряжении ожидали фатальную минуту прыжка в пустоту, и испытанное ими чувство облегчения, когда в соответствии с новым приказом самолет нашел подходящий свободный участок земли и спокойно сел на него. Им пришлось тогда приступить к операциям в состоянии эйфории и с добрым пол-литром виски в желудке на брата. Как ни странно, Вальтер вовсе не был рад предполагаемому визиту друзей. Уже несколько месяцев он пребывал как бы замурованным в своей повседневной работе, а также в мыслях о том, что какая-то неведомая болезнь поедает у него кровь. Смерть других людей, стольких других людей, прошедших через его руки, в какой-то степени заразила и его. Он уже не был тем молодым человеком, с каким никак не могут произойти те ужасные вещи, от которых погибают другие. Просто-напросто он в тридцать лет стал вдруг смертным. И с этого момента у него пропало желание разговаривать, особенно говорить о себе. Ему казалось, что об этом предмете больше нечего сказать. Так что он жил теперь только сегодняшним днем, по привычке и по инерции. Все новое вызывало у него беспокойство. Гармония зашла к нему в кабинет. Он убрал ширму, закрывавшую от него часть палаты. Так что теперь в ожидании возвращения, возможно, сопряженного с трудностями, первого остальные два оставшихся пациента будут находиться в поле его зрения, равно как и они оба будут постоянно видеть его, что придаст им уверенности. Гармония села на один из ящиков, положив ногу на ногу, и впервые за все время налила себе кофе. Вальтер, похоже, был не в настроении. Первые произнесенные им слова оказались напоминанием об ее обязанностях.