В сумерках, когда над разнотравьем поплыли редкие пряди тумана, из леса к вершине холма бесшумно заскользили десятки проворных, гибких фигур. Первые из них уже благополучно преодолели половину расстояния, когда произошло нечто странное – кто-то из атакующих случайно зацепил ногой укрытую в траве тонкую бечевку. Миг, и над пустошью ярко вспыхнул трескучий, брызжущий красными искрами огонек, предательски высветивший кинувшиеся в разные стороны фигуры. Захлопали тетивы, запели стрелы. Первые жертвы из числа нападающих, подстреленные на бегу, кувырнулись в траву. Над гребнями укреплений загорелись загодя припасенные факелы, опоясав Токлау ожерельем трепещущих огней, зазвучали окрики и команды. Хитроумные ловушки, во множестве настороженные в траве на склонах холма, срабатывали тут и там, и на каждый огонек со стен и крытых галерей форта немедленно слеталось с десяток стрел – всякий раз две или три из них отыскивали добычу.
Гули на чем свет стоит костерили злокозненных людских магиков. Даже Блейри, не предвидевший подобного подвоха, растерял свою обычную невозмутимость. Он удивился бы еще более, если бы узнал, что первыми потерями обязан самым безобидным из всех обитателей форта – мэтру Кодрану с его книжниками. Среди содержимого торговых складов Токлау отыскался десяток ящиков с огненными забавами кхитайских мастеров, а пытливые умы ученой братии, обостренные опасностью, нашли весьма неожиданное применение хлопушкам и петардам. Таким образом, первоначальный замысел рабирийцев – воспользовавшись тем, что с наступлением ночи стражников на стенах потянет в сон, подобраться вплотную к башням и вскарабкаться на них, используя прихваченные веревки с крюками – потерпел неудачу. Люди понаставили настороженных ловушек везде, где только смогли дотянуться, и те честно выполняли свое предназначение.
Неожиданная помеха задержала, но не остановила гулей. Неуклюжесть и неповоротливость человеческого племени давно вошла у них в поговорку. К тому же воспоминание о краткой и яростной речи Князя на соборной площади Малийли было еще слишком свежо в их памяти, а ночная тьма, в которой гули видели столь же хорошо, что и при дневном свете, давала им определенное преимущество. Этим преимуществом, едва стало ясно, что нападение обнаружено, не замедлили воспользоваться рабирийские лучники. Надежно укрытые в листве и почти неуязвимые для стрел защитников Токлау, лесные стрелки всего несколькими залпами вынудили пуантенских арбалетчиков попрятаться за стеной – кто не успел пригнуться, свалился со стрелой в горле. Спустя мгновения на стены во множестве взлетели веревки с острыми крючьями, и в ход пошли мечи и ножи.
Тогда-то и выяснилось, что, насколько рабирийские лучники превосходят стрелков-людей, настолько в ближнем бою опытные рубаки из Пуантена сильнее необученных гульских ополченцев. Для форта вроде Токлау гарнизон, приведенный герцогом Просперо, был просто гигантским. Трех сотен мечников достало бы для обороны куда более крупного замка – ну, а если принять во внимание нехитрую военную истину, что наступающая армия обычно несет потери самое малое вдвое, а то и втрое тяжелее обороняющейся… Ночной штурм захлебнулся, не успев толком начаться. Спустя четверть колокола после того, как первая стрела пропела в ночном воздухе, немногие уцелевшие в скоротечной схватке гули пустились в беспорядочное бегство. Правда, почти всем, кто вовремя смекнул унести ноги, удалось добраться до спасительного леса. Пуантенцы не преследовали бегущих, и стрелки на галереях не смели поднять голову: прикрывая отход, лесные лучники обрушили на Токлау настоящий ливень точно разящих стрел.
Из пяти с небольшим сотен гулей, азартно ринувшихся на штурм стен Токлау, обратно вернулась едва ли половина, ранений же не удалось избежать почти никому. Рабирийские ополченцы, воодушевленные своим вождем и не имевшие никакого военного опыта, твердо веровали в возможность завладеть крепостью одним-единственным решительным натиском. Вопреки их ожиданиям дело обернулось почти полным разгромом, похоронив саму идею взять Токлау с наскока. Оставалось одно: правильная осада да еще непрерывная дуэль лесных стрелков с арбалетчиками из Пуантена, в которой гули безусловно и сразу доказали свое преимущество. Уже через пару дней полсотни стрелков, окружив форт кольцом охотничьих засидок в кронах деревьев, днем и ночью выцеливали на стенах Токлау неосторожную жертву, и горе тому, кто оставался без укрытия дольше чем на два удара сердца…
Что же до Блейри да Греттайро, он, несмотря на провал своих первоначальных планов относительно Токлау, оставался неизменно бесстрастен и деловит. Удивительно, но временами Хеллид мог поклясться, что Князь доволен исходом ночного штурма. Во всяком случае, окружавшая его аура мрачной, холодной властности еще усилилась, и авторитет нового Князя среди его подданных теперь стал почти абсолютным. Опасения Хеллида, что с таким трудом собранное войско разбежится после первого поражения, не подтвердились. В своей военной неудаче молодежь шумно винила гнусные уловки захватчиков-людей, многие сокрушались, что плохо владеют мечом, кое-кто из наиболее горячих азартно строил планы вроде тайного подкопа или сооружения осадной башни… но ни единого обвинения в адрес Князя не прозвучало. Более того, ополченцы почти поголовно выказывали поразительное воодушевление, изрядно смахивающее на слепой фанатизм адептов какого-нибудь темного культа. Сам Хеллид ничего похожего не испытывал, и увиденное совсем не прибавляло ему радости.
– Еще немного, и они его на руках носить станут, – бормотал он порой, косясь на статную черную фигуру с голубой звездой в волосах и надеясь, что Блейри его не слышит. – А прикажет кому повеситься, бедолага и в петлю полезет с воплем «Слава вождю!» Хотя… кто его знает… может, оно и к лучшему… Возможно, именно такой вождь нам сейчас и нужен…
Обложив торговый поселок плотным кольцом стрелковых дозоров, в буквальном смысле не дававшим обитателям Токлау поднять головы, Блейри обосновался в одном из военных лагерей и развил кипучую деятельность. Приток добровольцев, желающих послужить делу защиты Забытых Лесов от вероломных захватчиков, продолжался, хотя и не так споро, как прежде. Из вновь пришедших порученцы да Греттайро собирали стрелковые полусотни, которые не задерживались под стенами осажденной крепости – Блейри отправлял отряды на полуденный закат, к зингарской границе, и на побережье Хорота, где и прежде частенько появлялись аргосские боевые галеры. Каждый такой отряд получил исчерпывающие распоряжения на случай возможных стычек с людьми: в ближний бой не вступать, стрел не жалеть; если противник значительно превосходит числом – раствориться в лесу, знакомом, как собственный дом, и снарядить посыльного с докладом лично Князю.