— И ради этого я должна буду всего лишь переехать жить к вам, а ты к нам? — спросила я, чувствуя себя при этом как рыба, польстившаяся на особо лакомую приманку. Но ей, этой рыбе, не особенно долго радоваться тому, как вкусна эта приманка. И она поймет это в тот момент, когда вылетит из воды, болтаясь на остром крючке.
— Именно, — сказала Эвелин. — Фриц — всего лишь фон. Все остальное пойдет своим чередом.
— Что остальное?
— Ну, ты же знаешь.
— Не знаю!
— Брось, не притворяйся большей дурочкой, чем ты есть! Фриц хочет, чтобы мы поменялись всем.
— Что ему-то от этого?
Эвелин пожала плечами.
— Я же сказала: положительные эмоции! Осознание своего права иметь право. Осознание права держать все под контролем. Да откуда я знаю! Нам должно быть безразлично! Нам нужны только деньги, разве нет?
Я кивнула. Да, мне нужны были деньги. Но мне был нужен и Штефан. И ни при каких обстоятельствах я не могла позволить себе смириться с мыслью, что за эти полгода он вдруг решит, что Эвелин подходит ему больше, чем я. Поэтому я с надеждой добавила:
— Но если наши мужья все-таки не захотят ввязываться в эту авантюру…
— Захотят, — уверенно оборвала меня на полуслове Эвелин. — Они ерепенятся лишь из принципа. Так, чтобы немного показать свое достоинство.
— А что будет с нашим достоинством?
— За такую цену я с удовольствием им поторгую, — заявила Эвелин. — Кроме того, все далеко не так драматично. Мы же всего лишь меняемся мужьями, а не работой, пристрастиями в еде и питье или автомобилями! И даже не шмотками — потому что в этом случае я бы трижды подумала, прежде чем согласиться.
— Я все равно не влезла бы в твой размер, — произнесла я и не удержалась от улыбки.
— Во всяком случае, в те вещи, что надеваются на верхнюю часть тела, — ответила Эвелин и тоже ухмыльнулась. — Так что, как ты смотришь на это? Будешь участвовать?
— Ну да — это все-таки лучше, чем продавать свою почку, — сказала я.
— Значит, договорились! — Эвелин протянула мне руку.
Я пожала ее, всеми силами стараясь подавить нараставшее внутри ощущение, что я, как та рыба, сама насаживаю себя на крючок.
— Если Штефан и Оливер действительно «за», я приму в этом участие. Но не знаю, действительно ли я этого хочу. Потому что если они любят нас, то должны были бы сказать однозначное «нет». Или я не права?
— Лучше тебе не задаваться этим вопросом.
Я судорожно сглотнула слюну.
— И все же мне это представляется довольно рискованным.
— Жизнь — игра. Не рискуя, в ней трудно что-нибудь выиграть. Я думаю, они подыграют нам, глупышка!
— Конечно, — словно автомат, повторила я.
Когда она уже подходила к двери, мне в голову пришла еще одна мысль.
— Послушай, Эвелин!
— Да? — Она обернулась.
— Так что же все-таки означает слово «reussieren»?
— Не имею ни малейшего понятия! — отрезала Эвелин.
— А какой из Северо-Фризских островов самый большой?
— А) Нордерней, В) Ямайка, С) Боркум или D) Фемарн. — На лице Эвелин проскользнуло подобие улыбки.
— Фемарн — скорее всего, нет, — сказала я. — Он находится в Балтийском море. Остаются лишь Ямайка, Боркум или Нордерней.
Улыбка Эвелин стала более различимой.
— В конце концов мы обе станем миллионершами без необходимости отвечать на эти дурацкие вопросы.
Глава 5
Штефан сидел за компьютером спиной к двери, когда я зашла к нему в кабинет.
— Я сейчас, — сказал он не оборачиваясь.
— Не спеши. Я все равно еще не разогрела.
Я не особенно хорошо умела готовить и Штефан тоже. К непременным атрибутам нашей повседневной рутины относилось: достать какой-нибудь замороженный полуфабрикат из холодильника и разогреть его в микроволновке. По вечерам мы, как правило, проделывали то же самое. Это было не особенно полезно для здоровья, но если между делом есть побольше фруктов, то у человека появляется шанс протянуть до старости. Если повезет.
Я встала за спиной у Штефана и начала гладить его русую голову. Мне всегда было очень трудно оторвать от него руки, когда мы оставались одни. Мы были женаты уже десять лет, но не проходило дня, чтобы я не задумалась, почему этот выдающийся, умный мужчина женился на мне, Оливии, с дурацкой фамилией Прцбилла, с огромными руками, вечно испачканными землей, и прической, похожей на кочан цветной капусты. Это было чудо — лично мне явившееся с небес чудо. Имела ли я право пойти на риск и позволить ему прожить целых шесть месяцев с такой женщиной, как Эвелин? Не осознает ли он за это время, как мало я подхожу ему, как мало я привлекательна?
Штефан довольно заурчал.
— Ну, маленькая Молли-Олли, — промурлыкал он, открывая на экране монитора какое-то электронное послание и изучая адрес отправителя.
Это было послание из похоронного бюро Зегебрехта.
— Не называй меня так, — пробормотала я. — Я ведь совсем не такая пухленькая.
— Но это так хорошо рифмуется, — облизываясь, произнес Штефан. У него была замечательная трехуровневая рифма. — Молли-Волли[14] — Олли. — У тебя есть для меня что-то новое?
— Ничего из того, о чем ты не знаешь, — ответила я и решила сразу взять быка за рога. — Я со своей стороны не имею ничего против того, чтобы некоторое время пожить в роскошном пентхаусе у Оливера.
Руки Штефана одновременно упали на клавиатуру компьютера. И вместо подобающего случаю «Глубокоуважаемый господин Зегебрехт» на экране появилась бессмысленная комбинация букв «Глубокоуважаемый 857zmb».
— Я думаю, что у них дома есть даже водяной матрац, — добавила я, потому что Штефан никак не реагировал.
— Но тебе совсем не обязательно ложиться в его постель, — произнес Штефан хриплым голосом. — Об этом речи не шло.
— За миллион евро я могла бы прорваться и туда, — промурлыкала я. — Я почему-то абсолютно уверена, ты не оставишь ночевать бедную Эвелин в ванной комнате. Или оставишь?
Штефан наконец повернулся ко мне.
— Тебе позвонил Оливер? Старая свинья.
— Да нет! Эвелин мне рассказала. Оливер же считает, что это не подлежит обсуждению. Точь-в-точь как ты.
Штефан помолчал несколько секунд. Затем спросил:
— А Эвелин?
— Она настроена… получить деньги.
Во всяком случае, я так надеялась. Поскольку она тоже была настроена на Штефана, я понимала, что вся проблема во мне. Причем довольно большая проблема.
— Гм, — произнес Штефан. После чего скептические складочки у него на лбу внезапно исчезли. Он тихо засмеялся, усаживая меня к себе на колени. — Это все-таки самая сумасшедшая идея, которая когда-либо приходила в голову нашему старику.