— Эта сумка совсем не от Гуччи! — прошипела Петра.
Эвелин протиснулась мимо нее в дверной проем.
— Я и говорю. Дешевая подделка. Как и ваша парфюмерия.
— Вот парфюмерия как раз настоящая! — гордо ответила Петра и закрыла за собой дверь.
— Только пахнет все равно какой-то дешевкой. — Эти слова Эвелин произнесла, обращаясь уже ко мне.
— Средство для дезинфекции, — ответила я. Эвелин продолжала наблюдать за Петрой через стекло витрины.
— И давно у вас работает эта кривоногая дура?
— Уже два месяца, — ответила я. — А что здесь ты делаешь? Хочешь прикупить себе домой каких-нибудь растений?
В пентхаусе Оливера и Эвелин имелась великолепная мансарда под самой крышей дома. Однако в этом огромном, по моим понятиям, помещении не было почти никакой растительности. Его украшали лишь статуэтка из тикового дерева и пальма в кадке, подаренные им мной на новоселье.
— Нет, — ответила Эвелин и грациозно облокотилась на витрину. — Ты же знаешь, что с растениями и домашними животными общего языка я не нахожу. Я хочу поговорить с тобой о деле.
— О каком деле?
— О деле на миллион евро, — небрежно произнесла Эвелин.
— Ах, об этом деле, — сказала я.
Об этом я и сама страсть как хотела поговорить. Если не считать одной досадной мелочи; я понятия не имела, в чем это дело заключается.
Эвелин провела рукой по прекрасно уложенным волосам.
— Оливер склоняется к выводу, что мы не должны этого делать. Но он не имеет права решать это в одиночку. Или ты другого мнения?
— Ха, миллион евро — очень большая сумма, — осмотрительно произнесла я. Ведь до этого момента я была в курсе дела. — Но Штефан тоже считает, что вопрос не подлежит обсуждению.
— А что думаешь ты?
— А… что? — делая вид, что задумалась, сказала я. Как же глупо, что я до сих пор пребываю в полной темноте.
— Оливия!
Я вздрогнула под пронизывающим взглядом Эвелин.
— Видишь ли, я не очень хорошо понимаю, что все это может означать. Что ты сама думаешь?
— Я считаю, что мы должны это сделать, — сказала Эвелин. — Мы никогда больше не сможем так легко получить такую сумму. За миллион евро и старуха согласится связать длинный…[13] А теперь, когда я практически осталась без работы, мне бы такая сумма пригодилась.
— Но это же… аморально! — напыщенно произнесла я.
— Аморально? — повторила Эвелин. — Ну, это как посмотреть. Мы не собираемся творить ничего противозаконного.
— Нет? — переспросила я и почувствовала себя немного лучше.
— Конечно, нет. Или ты знаешь закон, запрещающий делать это?
— Ах ты! На эту тему я должна еще немного «пореюссировать»…
Теперь до Эвелин дошло. Она была совсем не глупой.
— Что?! Штефан так ничего тебе и не рассказал?
Я удрученно покачала головой.
— Трус несчастный! — прошипела Эвелин и огляделась. — Где он?
— В кабинете. Он нас не слышит.
— Ладно, тогда слушай меня: Фриц собирается дать каждому из своих сыновей по миллиону евро, если они поменяются женами на полгода.
— Что? — вырвалось у меня.
Сказанное Эвелин прозвучало наивно и сложно одновременно. Но это было совершеннейшим бредом.
— И как все это должно выглядеть?
— Очень просто: ты переедешь на шесть месяцев к Оливеру в нашу квартиру, а я на тот же срок поселюсь здесь, в вашей развалюхе со Штефаном. Вот и все.
— Да, но… для чего все это? Я хочу сказать, что Фрицу толку от всего этого?
— Положительные эмоции, — сказала Эвелин.
— Полный бред! Оливер и Штефан имеют право объявить старика недееспособным. Он сам не понимает, что говорит.
— Он лишь считает, что его сыновья женаты не на тех женщинах.
— И поэтому он решил, что, поменявшись, мы станем лучше подходить друг другу?
Брэд Питт для Дженнифер Энистон, Блуменколь для Блуменкёльхен — конечно!
Эвелин слегка поменяла позу.
— Определенно. Он же думает, что это мы во всем виноваты. И в том, что его сыновья не смогли сделать приличную карьеру, и в том, что у нас нет детей.
— Но это не моя вина, — пыталась протестовать я. — Кроме того, если я погубила карьеру одного из сыновей, то как я смогу повлиять на становление второго в положительном плане?
— Все это не имеет никакого значения! — Эвелин снова сморщилась, словно от приступа зубной боли. — Здесь речь идет всего лишь о, так сказать, стариковской субтильной игре во власть, в результате которой Фриц берется доказать, что его сыновья всегда станут делать то, что захочет их отец.
— За миллион евро, — презрительно добавила я.
— За один миллион евро, — подтвердила Эвелин. — Это для Фрица очень важно и, похоже, сулит прибыль. Вероятно, это какое-то пари.
— С кем же?
— Не знаю, — Эвелин снова элегантно поменяла позу. — Но если мы не подыграем, то он его проиграет. А нам это надо? Он же как-никак наш любимый свекор.
— Но если он проиграет, он же все равно сохранит свой миллион!
— Два миллиона. Каждый в конце концов получит по одному.
— Тем хуже! Если речь действительно идет о пари, то Фриц останется весьма доволен, даже если проиграет.
У Эвелин было другое мнение.
— О нет! У человека случится припадок бешенства, если человеческая молва начнет судачить о том, что он проиграл в споре своим детям!
— Да, но с ним случится такой же припадок, если на какой-нибудь распродаже цены поднимутся хоть на два цента. И я не рискну даже предположить, что будет, когда речь идет о двух миллионах.
— Но кто знает, как высоко могут подняться ставки? — сказала Эвелин. — Старик в любом случае получит хороший навар — так или иначе!
У меня закружилась голова.
— Все это полный бред! — воскликнула я. — Кому от этого прок? Никто ничего с этого не получит! Ни детей, ни карьеры ни Штефан, ни Оливер в результате не сделают. Даже если поменяются женами! Все это не имеет никакого смысла.
— Но нам это должно быть безразлично, — продолжала возражать Эвелин. — Мы однозначно кое-что с этого получим — а ведь нам нужны только деньги, не так ли?
— Только деньги — это точно, — согласилась я.
— Смотри на все прагматично: половина суммы станет нашей, — сказала Эвелин. — Твоей и моей. Пятьсот тысяч евро. Каждой.
Пятьсот тысяч евро… Я перевела взгляд с пола на свои туфли. Моим глазам открылась замечательная картина: длинные ряды прекрасных сортовых фруктовых деревьев, плантации английских роз и лаванды на тщательно обработанных и обустроенных четырех гектарах земли. Я увидела длинные очереди клиентов, стремящихся заполучить в нашем питомнике фантастические саженцы для оформления своих участков, и то, как я бросаю на Штефана торжествующий взгляд, давая ему понять, насколько он был не прав, утверждая, что эра ландшафтного дизайна давно прошла.