Глава 6
Хозяйка виски «Мак-Геррел» имеет все необходимое, чтобы добиться в честной борьбе места в музее ужасов. Рядом с ней Дракула выглядит херувимчиком.
Представьте себе старую даму с мужиковатым лицом, квадратной челюстью, широкими ноздрями и очень густыми усами. У нее совершенно седые волосы (в Шотландии суровые зимы), разделенные пробором.
На Дафне длинное фиолетовое платье, делающее ее похожей на старого епископа, а на шею она повесила золотую цепочку чутьчуть поменьше той, на которую крепится якорь «Королевы Елизаветы». Не знаю, была ли она замужем, но если да, я снимаю шляпу перед смельчаком, польстившимся на нее. Лично я предпочел бы отправиться в свадебное путешествие с механической землечерпалкой. У старухи здоровенные ручищи и кулаки, способные разукрасить портрет любому боксеру.
Она бесцеремонно рассматривает меня сквозь маленькие овальные очки в металлической оправе. Синтия вводит ее в курс дела. Старуха молча слушает, а когда ее племянница заканчивает рассказ, поднимает трость с серебряным яблоком, как сержант, отдающий приказ музыкантам начинать. Слуга придвигает кресло ко мне.
Дафна благодарит меня голосом, наводящим на мысли о конкурсе любителей выпускать газы в церкви. Она спрашивает меня о моих литературных трудах. Я сообщаю ей название моего будущего романа: «Любовник леди Джителейн» и на ходу выдумываю сюжет. Это будет история егеря, влюбленного в своего хозяина, лорда Джителейна. Жена лорда, узнав о секрете егеря, ставит ему капкан в сортире, в результате чего егерь попадает сначала в больницу, а потом в монастырь. Лорд Джителейн вешается от отчаяния, а леди Джителейн раскаивается.
Мои собеседницы кивают, заявляют, что это чудесная история, и пророчествуют, что книга будет хорошо продаваться.
Дафна спрашивает меня, где я остановился. Узнав, что в местной гостинице, она начинает кричать и умолять меня переселиться в замок. Мне часто говорили о шотландском гостеприимстве, но я думал, это туфта.
Сначала я жеманничаю, уверяя их в моем смущении, но дамы настаивают. Поскольку малышка Синтия настаивает особо, а это предложение отлично устраивает мои дела, я наконец соглашаюсь.
Я с некоторой ностальгией вспоминаю о бедняге Берю, и тут мне в голову приходит потрясающая идея.
– Я в Стингинесе не один, – говорю, – со мной слуга.
– Ничего страшного, пусть и он переезжает в замок, места достаточно.
Мы договариваемся, что завтра я переберусь к Мак-Геррелам со своими пожитками, а пока меня просят остаться на ужин. Попрежнему смущенный и переполненный восторгом, я опять соглашаюсь.
– Виски? – предлагает мне Синтия.
– С удовольствием.
Джеймс Мейбюрн приносит бутылку «Мак-Геррела» с двумя звездочками (особый сорт, для элиты). Я делаю вид, что удивлен этикеткой.
– Это ваши родственники? – спрашиваю я, показывая на пузырек.
– Мы! – поправляет прекрасная Синтия. – Мы производим его много лет. Во Франции нашу марку знают плохо, потому что мы почти не экспортируем ее, но без хвастовства скажу, что в Соединенном Королевстве мы пользуемся большим успехом.
Большим успехом! Я думаю о героине, содержавшемся в бутылках Пти-Литтре. Это виски, во всяком случае, отличного качества. Можно встать и ночью, чтобы хлебнуть его. Я говорю об этом дамам, и они кажутся счастливыми.
– Хотите осмотреть замок и выбрать себе апартаменты, месье Сан-Антонио? – спрашивает малышка.
– С радостью, – спешу ответить я.
И я искренен. Ваш Сан-А доволен собой, друзья. Согласитесь, что он все чертовски ловко устроил. Я в цитадели, и в мою честь зажигают иллюминацию.
Замок огромен и более готичен, чем шрифт в названии немецкой газеты. Коридоры, коридоры, коридоры... Огромные залы, кровати с балдахинами, гигантскими каминами, потайными дверями...
Одна комната на втором этаже в левом крыле меня привлекает особо, потому что напоминает особо любимый мною фильм ужасов. В ней стоит кровать с колоннами, обтянутая зеленоватым атласом с геральдическими лилиями. Низкая дверь ведет в странную туалетную комнату: ванна медная, краны похожи на вентили шлюзов, а в раковине можно организовывать гонки моторных лодок.
Чтобы умываться в этом озере, надо быть морским механиком.
За туалетной комнатой находится другая спальня, намного меньшего размера.
– Если вы позволите, – говорю я Синтии, – я обоснуюсь в этих апартаментах. Мой слуга может поселиться в дальней комнате и, таким образом, всегда будет у меня под рукой.
– Как вам угодно.
Она смотрит на меня блестящими глазами. Мне кажется, что шотландцы не Казановы, и, когда местным дамам хочется получить кайф, им приходится прибегать к помощи иностранных гостей. Все эти блондины с глазами, выразительными, как дырки швейцарского сыра, небось лет двенадцать смотрят на девчонку, не решаясь заговорить с ней, и еще двенадцать говорят о погоде, прежде чем предложить трахнуться. А мы, французы, действуем быстро, потому что знаем: жизнь коротка и надо быть порасторопнее, если хочешь получить свой кусок пирога до того, как придет костлявая баба с косой.
У Синтии влажные губы и глаза, а щеки розовеют.
– Подумать только, мне спас жизнь французский писатель, – вздыхает она.
– Это будет главной радостью моей жизни, – уверяю я. Я беру ее за руку, она не возражает. Я говорю себе, что тот, кто может малое, может и большое, а потому отпускаю руку и обнимаю ее за талию. Мисс не возражает.
Я немного наклоняю голову, и наши губы соединяются. Ее губы пахнут лесной клубникой, и поскольку я люблю десерт, то беру большую порцию без сахара. Она обвивает меня руками и прижимается своим телом к моему так крепко, что разлепить нас можно только домкратом или паяльной лампой.
– Хелло! – произносит голос.
Мы мгновенно расстаемся. Время сосчитать до раз, и в дверях появляется длинный тип лет двадцати восьми с бледным унылым лицом. Такое впечатление, что он провел каникулы в фамильном склепе. У него гладкие темные волосы, выпуклый лоб и жеманные жесты.
– О, Синтия, сердце мое, я вас повсюду искал.
Просюсюкав это, он ждет, пока нас представят друг другу. По его взгляду я чувствую: он догадался, что мы разговаривали не о биржевом курсе.