— Ну, мы… Тут… — Саленко, ища поддержки, глянул на Виктора.
— Понимаете, лейтенант, — протянул немного Резник. — Так получилось, что мы здесь оказались не по своей воле.
— С Украины? — прищурился милиционер.
— С Украины, — подтвердил Резник, не догадываясь, откуда тот мог узнать.
— И сколько же вас? — снова спросил лейтенант, выходя из комнаты Суворова и направляясь в кухню.
— Четверо. Нет, пятеро нас, — сказал ему вдогонку Саленко.
— Где же остальные? — милиционер потянул на себя ручку двери из сеней в кухню. Дверь со скрипом отворилась, и он широко ухмыльнулся, увидев уставившегося на него в испуге Бражко.
— Понятно, — вошел он на кухню (Бражко так и замер с кастрюлей в руках посреди комнаты). — Третий, — стал вести счет милиционер.
Никто не знал, что и делать. Что ему было нужно?
— Давно приехали?
— Дня три.
— Три дня? — посмотрел он на онемевших мужиков, продолжая недобро ухмыляться. — Многовато, не кажется ли вам? Почему на учет не встали?
— Какой учет? Зачем? — растерялся Саленко.
— Затем, что неизвестно, с какой целью вы сюда прибыли…
Милиционер заглянул в горницу, увидел груду сумок, раскинутые на полу матрасы.
— Может, вы какая-нибудь банда!
— Банда? — удивился Саленко. — Какая банда?
Он перевел взгляд сначала на Бражко, потом на Резника: видали, мол, что брат легавый несет?
Тут, громыхнув в сенях подвернувшимся под ногу тазом, возник в дверях Пашкин. Увидел милиционера, перевел взгляд на постояльцев, потом — снова на милиционера.
— В чем дело, командир? Я хозяин. Это мои гости…
— А я — ваш участковый. Зашел посмотреть, чем вы тут занимаетесь.
— Но у нас же, помнится, Захарыч был…
— Был да сплыл, — оскалил белые ровные зубы молодой милиционер. — Теперь я у вас за главного. Можно взглянуть на ваши документы? — отодвинул от стола табурет и сел на него, положив на стол свой черный «дипломат».
Пашкин сходил в спальню за паспортом, протянул его участковому.
— Захарыч-то что, на пенсию пошел?
— Пошел, пошел, наработался. Пора, как говорится, и честь знать.
Лейтенант не торопясь перелистал паспорт Пашкина, задерживаясь на каждой странице и внимательно всматриваясь в каждый штамп и подпись.
Длилось это, впрочем, недолго, но всем казалось, что прошла целая вечность. Видно было, участковый что-то обдумывает, прикидывает так и сяк.
Наконец он закрыл документ и отложил его в сторону.
— Ну, что будем делать? — посмотрел на Пашкина, обвел взглядом постояльцев. — Двое пьяных, пятеро пришлых. Регистрации нет, разрешения тоже… Пашкин, ты разве не знаешь, что нельзя держать у себя постояльцев, не уведомив никого об этом?
Пашкин не понимал, куда тот клонит.
— А почему я должен у кого-то спрашивать?
— Потому что не имеешь права сдавать комнату в наем. Подсудное дело. Разве не знал?
— Да я ни копейки с них не беру. Они ненадолго. Завтра, может, и уедут.
— А может, и нет. Протокол составлять будем?
— Какой протокол? — возмутился Пашкин. — Что ты несешь, лейтенант? Я, между прочим, тоже в свое время в органах служил, законы знаю.
— Похвально, — лишь усмехнулся на этот способ защиты наглый лейтенант. — Но грубость тут не проходит, я все-таки при исполнении. Так или нет? — зыркнул он в упор на Пашкина. Тот заметно обмяк, хотел что-то сказать, но его опередил Саленко:
— Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, мы все понимаем, спорить не собираемся. Может, договоримся? Ведь все свои. Как говорится, — люди, братья-славяне. И есть хотим, и жить спокойно.
— Это точно, есть хотят все.
Милиционер поднялся, направился в сени. Саленко нехотя потянулся за ним. Дверь закрылась. Пашкин и его «гости» переглядывались, ждали продолжения.
Не прошло и минуты, как Саленко вернулся и сказал что, наверное, придется скинуться по двадцатке. Их пятеро, значит, сотка будет.
— Пять бутылок водки! — ахнул Пашкин. — Вот паразит дерет!
— Почти пятнадцать баксов, — тут же прикинул по курсу Бражко. — Неплохо для начала.
— Ну, мужики, думать нечего, покоя он нам не даст, надо скинуться. Давай, у кого сколько осталось.
Гости стали выворачивать карманы, бросать на кухонный стол разные купюры. Особо не нервничали — знакомый порядок. Сколько раз в первопрестольной таким макаром отвязывались от ментов.
— Пять бутылок водки! — все сокрушался по поводу потери Пашкин. — Вот шельма! Новый участковый! Свет бы его не видел!
Лейтенант ждал у крыльца, не спеша потягивая «президента» и вглядываясь в наступающие сумерки. За транспорт ему беспокоится нечего: любую машину на трассе остановит и до города спокойно докатит. Другая заноза засела в голове — здешняя продавщица. Как ее зовут-то: Надя, Вера, Лида? Забыл, совсем вылетело из головы. Но фигурка, формы… «Надо бы еще раз наведаться, навестить, познакомиться, так сказать, поближе», — подумал он, выбрасывая окурок и поворачиваясь к вышедшему из дома Саленко.
— Ну что, все нормально?
— Нормально, — сказал Саленко и тут же извинился за мелкие купюры. — Ничего? — протянул их милиционеру.
— Ничего, и мелочь сгодится, — небрежно бросил лейтенант, убрал купюры в карман и неторопливо направился к шоссе.
Саленко сплюнул вымогателю вслед и грубо выругался: держит же таких земля, не проваливается под их ногами. Этих денег им хватило бы на питание дня на три. Как минимум. Теперь же опять голова будет болеть, чем питаться.
Саленко еще раз выругался.
Чуть позже к ним заглянул Юрка-хохол с полным кульком разной снеди в охапке: трехлитровая банка парного молока, килограмма три картошки, зелень и пять крупных нарезных батонов.
Уже с порога спросил:
— Как ваши дела, ребята, не умерли еще?
— Нет еще, живы, живы! — наперебой заголосили мужики.
— Я вам тут кой-чего принес, — стал выкладывать съестное из пакета прямо на стол.
Горе-шабашники нарадоваться не могли такой пище, так как уже почти третьи сутки ели всухомятку. А тут молоко, зелень, и каждому по батону.
— Кушайте, кушайте, — с заботой, словно о своих детях, приговаривал он, видя, как его земляки с удовольствием уплетают свежее молоко со сдобными батонами. — Не думайте ничего,