Читать интересную книгу Воля к смыслу - Виктор Франкл

ПСИХИАТРИЯ И ПОИСК СМЫСЛА[51]

Психиатр сегодня все чаще и чаще сталкивается с новым типом пациентов, с новым классом неврозов, новым видом страданий, наиболее примечательной характеристикой которых является то, что они не связаны с заболеванием в собственном смысле этого слова. Этот феномен повлиял на деятельность, или, может быть, лучше сказать, миссию современной психиатрии. В таких случаях традиционные техники лечения, имеющиеся в распоряжении психиатра, оказываются все менее и менее применимыми.

Я назвал этот феномен, с которым психиатру приходится иметь дело столь часто, «экзистенциальным вакуумом». Я имею в виду чувство общего недостатка или потери главного смысла существования человека, который бы делал его жизнь привлекательной. Следующая за этим пустота, состояние внутренней опустошенности представляют собой вызов современной психиатрии. На языке логотерапии этот феномен именуется также «экзистенциальной фрустрацией» или фрустрацией «воли к смыслу».

Последним понятием логотерапия называет то, к чему относится как к наиболее фундаментальной мотивационной силе в человеке. Фрейдистский психоанализ ставит в центр своей мотивационной теории принцип удовольствия[52], его еще можно назвать «волей к удовольствию», тогда как адлерианская индивидуальная психология сосредоточивает свое внимание на том, что обычно называют «волей к власти». В противоположность обеим теориям логотерапия полагает, что человек мотивирован, главным образом, поиском смысла своего существования, стремлением реализовать этот смысл и актуализировать посредством этого как можно больше ценностных ориентиров. Короче говоря, человек движим волей к смыслу.

В прежние времена люди, испытывавшие фрустрацию своей воли к смыслу, вероятно, обращались к пастору, священнику или раввину. Сегодня они толпятся в клиниках и офисах. Психиатр в связи с этим часто оказывается в затруднительном положении: он сталкивается с человеческими проблемами чаще, чем со специфическими клиническими симптомами. Поиск человеком смысла — это не патология, но вернейший признак истинно человеческого бытия. Даже если Он в своем поиске впадает в фрустрацию, это нельзя считать признаком заболевания. Это — духовный дисстресс, а не психическое заболевание.

Как должен клиницист ответить на этот вызов? Традиционно, он не готов справляться с ситуацией, которая выходит за пределы его медицинской квалификации. Поэтому он вынужден рассматривать проблему как нечто патологическое. Более того, он побуждает своего пациента воспринимать свое тяжелое состояние скорее как заболевание, которое требует лечения, чем вызов, который он должен принять. Тем самым доктор отнимает у пациента плоды его духовной борьбы.

Доктор должен избегать соблазна редуцировать беспокойство человека в отношении смысла и ценностей исключительно к действию защитного механизма или рационализации. Такая «исключительность» человеческих феноменов, в самом деле, является характерной чертой редукционистского представления о человеке. Однако насколько разумно основывать или даже просто начинать терапию, ориентируясь на фрейдистское утверждение, например, что философия — это «не более» чем форма сублимации подавленной сексуальности?[53] Здравая философия жизни, я думаю, может быть весьма полезна для психиатра, когда он лечит пациента, находящегося в состоянии отчаяния.

Вместо того, чтобы упрямо стараться свести смысл и ценности к их упомянутым психодинамическим корням, или вывести их из психогенетических истоков, психиатр должен рассматривать их как таковые и не пытаться втиснуть их в прокрустово ложе предвзятых идей, касающихся их функции и происхождения. То, что пытался сделать феноменологический подход в лице Гуссерля и Шелера — это сохранить за человеком такое свойство, как человечность.

Естественно, и смысл человеческого существования, и человеческая воля к смыслу доступны только при таком подходе, который находится вне плоскости чистой психодинамики и психогенетических данных. Мы должны войти, или, лучше сказать, мы должны следовать за человеком в измерение исключительно человеческих феноменов, которым является духовное измерение бытия. Чтобы избежать путаницы, которая может произойти из того, что понятие «духовный» обычно носит в английском языке религиозную окраску, я предпочитаю говорить о ноэтических, в противоположность психическим, феноменах, а также о ноологическом, в противоположность психологическому, измерении. Ноологическое измерение можно определить как измерение, в котором находятся специфически человеческие феномены.

Посредством чисто психологического анализа человеческие феномены были выдернуты из ноологического пространства и низведены в психологическую плоскость. Такая процедура называется психологизмом[54]. Это приводит к потере целого измерения. Теряется то измерение, которое позволяет человеку появиться и подняться над уровнем биологических и психологических оснований его существования. Это очень важно, так как выход за пределы этих оснований и, следовательно, за пределы себя самого выражает сам акт существования. Я бы сказал, что самотрансценденция — это суть существования; а существование представляет специфически человеческий способ бытия. В той степени, в какой этот способ бытия выходит за рамки психологии, соответствующий и адекватный подход к существованию является не психологическим, но экзистенциальным.

Это справедливо также для терапии. Логотерапия представляет собой такую психотерапию, которая обращает внимание прежде всего на смысл жизни как таковой, на поиск человеком этого смысла. Действительно, логос означает «смысл». Кроме этого, он также означает «дух». И логотерапия полностью берет в расчет духовное и ноологическое измерение. Таким образом, логотерапия понимает и использует внутреннее различие между ноэтическим и психическим аспектами человека. Несмотря на это онтологическое различие между ноэтическим и психическим, между духом и разумом. наше многоуровневое представление о человеке не только сохраняет его антропологическую целостность и единство, но и поддерживает это. Рассуждения о человеке, в котором есть духовный, психический и телесный уровни, или слои, может навести кого-то на мысль, что эти аспекты можно отделять друг от друга. Однако никто не сможет сказать, что восприятие человека во множестве его измерений разрушает в человеке присущие ему целостность и тождественность.

Из нашей «димензиональной онтологии» вытекает практическое следствие. Я имею в виду специфическую способность человека к самоотстранению. Через выход в ноологическое измерение человек становится способен отстраняться от своего психологического состояния. Эта, присущая только человеку, способность к самоотстранению используется в логотерапии для борьбы с патологией в пределах психологического измерения, с невротическими и психотическими симптомами. Несмотря на то что логотерапия придает особое значение ответственности как сущностному качеству бытия человека, она далека от того, чтобы считать человека ответственным за невротические или даже психотические симптомы. Однако логотерапия считает его ответственным за его отношение к этим симптомам, поскольку считает человека свободным и ответственным; она полагает, что эта свобода не должна быть свободой от условий, но, скорее, свободой занять позицию, определить свое отношение к этим условиям. То, что называется парадоксальной интенцией, представляет собой логотерапевтическую технику, созданную для использования способности человека к ноопсихическому разделению.

Многоуровневый взгляд дает нам возможность избежать не только психологизма, но также ноологизма. Спиритуализм — не менее одностороннее видение мира, чем материализм. Монизм, духовный или материальный, не столько раскрывает провозглашенную тождественность мира, сколько демонстрирует односторонность своего взгляда.

Примером вопиющего ноологизма могут служить заявления некоторых психиатров о том, что пациент, страдающий от эндогенной депрессии, не только чувствует себя виновным, но и на самом деле виновен — испытывает «экзистенциальную вину», и это является причиной его депрессии. Я рассматриваю эндогенную депрессию, скорее, как соматогенную, чем ноогенную или даже имеющую психогенное происхождение. Этот соматогенный психоз, в свою очередь, пробуждает патологическое сознание вины, которое на самом деле связано с конечностью человека. Можно сравнить это с рифом, возникающим во время отлива. Никто не сможет утверждать, что риф является причиной отлива. Точно так же чувство вины не вызывается психотической депрессией, но, напротив, депрессия — эмоциональный отлив — привела к столь остро переживаемой вине. Теперь представьте себе, что может произойти, если психотический пациент столкнется с подобной спиритуалистической, даже моралистической, интерпретацией своего болезненного состояния с точки зрения «экзистенциальной вины»[55]. Это могло бы усилить патологическую склонность пациента к самообвинению и, в конечном счете, спровоцировать его на самоубийство.