Читать интересную книгу Воля к смыслу - Виктор Франкл

Целостный феномен человеческого бытия, однако, невыразим и не может быть определен иным предложением, кроме как: «Я есть»[42]. Это «Я есть» сперва прочитывалось «Я должен» (то есть я обусловлен определенными условиями и детерминантами, влечениями и инстинктами, наследственностью и окружающим миром, с его факторами и влияниями), в то время как в последующий период «Я есть» понималось с точки зрения того, что «Я могу» (то есть я способен реализовать тот или иной аспект своего «я»).

Однако здесь не хватает третьего понятия. Потому что, если мы хотим обрести видение человеческой реальности как таковой, во всех ее измерениях, мы должны пойти дальше необходимостей и возможностей и ввести — в дополнение к аспектам «Я обязан» и

«Я могу» общего феномена «Я есть» — то измерение, которое можно определить: «Я должен».

Что «Я должен» делать — это всякие раз реализовывать конкретный смысл, который предлагает мне каждая ситуация в моей жизни. Другими словами, в тот момент, в который мы подходим к реализации понятия «Я должен», мы дополняем субъективный аспект человеческого существования, бытия, его объективным дубликатом, смыслом.

Только после этого существующая тенденция акцентирования самореализации становится оправданной. Когда самореализацию делают самоцелью, тем, к чему стремятся прежде всего, она становится недостижимой. Человек в этом случае пытается получить напрямую то, что достигается только как побочный эффект. Потому что, насколько человек реализует конкретный смысл своего существования, настолько он реализует самого себя.

Сказанное ни в коей мере не противоречит теории самореализации Маслоу. Мне кажется, что он учитывает это, когда говорит, например, следующее: «Можно сказать, что мои субъекты более объективны во всех смыслах этого слова, чем обычные люди. Их внимание, скорее, сосредоточено на проблеме, чем на самих себе... сконцентрировано на внешних проблемах. Это могут быть цели, в отношении которых они свою ответственность, занятость или обязательства. Эти цели не являются индивидуальными или личными»[43].

Таким образом, Маслоу определенно согласится со мной, если я осмелюсь утверждать, что самореализация никогда не является ни главным стремлением ни (если посмотреть на ту же самую вещь не с точки зрения субъекта, а с более объективной точки зрения) конечным пунктом назначения человека, но, скорее, результатом, или побочным продуктом.

Таким образом, мы видим, что, когда говорят о человеческом «бытии в мире», нельзя отрицать, что при этом также присутствует «смысл в мире». Только когда мы полностью принимаем в расчет этот смысл, мы дополняем субъективный аспект человеческого существования его объективным коррелятом. Но это происходит не раньше, чем мы начинаем осознавать существование как бытие в поле напряжения между полюсом «я» и полюсом мира.

Никакое понимание мира не является адекватным, если его трактуют как простую проекцию самовыражения. К тому же, если реализация человеком смысла в мире и заключенных в нем благ представляет собой не более чем «вторичную рационализацию, сублимации и реактивные образования», то никто не сможет требовать от человека выполнения им своих обязательств. Естественно, такие псевдоценности вообще лишаются какой бы то ни было обязательности, если они понимаются просто как отражение процессов, которые объективно происходят в индивиде, или понимают их просто как проекцию и выражение внутренней структуры субъекта. В мире нужно видеть гораздо больше этого. Мы должны принимать в расчет объективность мира — только. она представляет собой действительный вызов субъекту. Как бы то ни было, недостаточно, если мы, воздерживаясь от трактовки мира и его объектов, включая их ценности, смыслы и их вызов нам, будем понимать их как простое самовыражение; мы должны остерегаться отношения к миру как к простому инструменту, служащему для достижения наших собственных целей, к орудию для удовлетворения инстинктивных влечений, для восстановления внутреннего равновесия, для установления гомеостаза, или как к средству для достижения самореализации. Это означало бы деградацию мира и новое разрушение объективного отношения человека к миру, «внутри» которого он находится. Осмелюсь сказать, что человек никогда, или, в норме, почти никогда не видит в партнерах, на которых рассчитывает, и в делах, которыми занимается, просто средства для достижения цели, иначе бы он не смог к ним нормально относиться, поскольку они стали бы просто орудиями для использования и, тем самым, потеряли бы всякую ценность, точнее, самоценность.

Когда мы говорим о смысле, мы, как бы то ни было, не можем не учитывать тот факт, что человек не реализует смысл своего существования одними только созидательными усилиями, общением, работой и любовью. Мы должны обратить внимание на то, что человеческая жизнь, кроме всего прочего, не обходится без трагических переживаний, без той, если можно так выразиться, «трагической триады», которая содержит изначальные атрибуты человеческого бытия: страдание, вину и смерть.

Конечно, мы можем закрыть глаза на эти «экзистенциальности». Терапевт также может избежать их и ретироваться в простую сомато- или психотерапию[44]. Это происходит, например, в тех случаях, когда терапевт старается, так или иначе, устранить у пациента страх смерти или чувство вины. Познав, что такое страдание, я могу сказать, что пациенты никогда по-настоящему не отчаиваются из-за страдания как такового. Напротив, их отчаяние проистекает из сомнения в том, имеет ли их конкретное страдание смысл. Человек готов и желает вынести любое страдание, пока находит в этом смысл.

Однако этот смысл, в конечном счете, нельзя понять, охватить исключительно интеллектуальными средствами, л постараюсь показать это, введя понятие «сверхсмысл». Этот смысл неизбежно выходит за пределы человека и его мира и поэтому не может быть познан чисто рациональными средствами. Он, в какой-то степени, доступен для того, что передается из глубин, из центра человеческой личности, из того, что коренится в бытии человека. То, с чем мы должны иметь дело, не является мыслительным или рациональным процессом, но представляет собой целиком экзистенциальный акт, который, возможно, мог бы быть описан тем, что я называю Urvertrauen zum Dasein, «базовой верой в бытие».

Постарайтесь осознать, что смысл бытия, или логоса существования, явно выходит за рамки просто мыслительных способностей человека, понять, что логотерапия далека и от того, чтобы быть «логическим» размышлением, и от того, чтобы быть просто моральной проповедью. Кроме этого, психотерапевт, включая логотерапевта, не является ни учителем, ни проповедником, его также нельзя сравнивать, скажем, с художником. Этим я хочу сказать, что художник никогда не сможет передать пациенту ту картину мира, которую видит терапевт; скорее, сам терапевт должен дать пациенту возможность видеть мир так, как он видит его. Поэтому терапевта более уместно сравнивать с офтальмологом, чем с художником. Имея в виду конкретные смыслы и ценности, нельзя также говорить об общем смысле человеческой жизни. Искать общий смысл человеческой жизни все равно что спрашивать шахматного игрока: «Какой ход лучший?» Не существует такой вещи, как «лучший ход», вне контекста конкретной ситуации конкретной игры. То же самое значение для человеческого существования имеет общий смысл жизни, поскольку искать можно только конкретный смысл существования индивида, который меняется от человека к человеку, день ото дня, час от часа. Осознание этого конкретного смысла чьего-либо существования вовсе не есть нечто отвлеченное, скорее, оно является скрытым и непосредственным посвящением, для которого безразлично как оно вербализуется и вербализируется ли вообще. Его, конечно, можно найти при помощи психотерапии, задавая провоцирующие вопросы в сократовском стиле. При этом проявляется то, что последние вопросы человеческого бытия оказываются на устах каждого человека, и что эти вопросы постоянно задают терапевту. Как бы то ни было, нет необходимости вступать в умудренные споры с пациентами.

«Логос» глубже, чем логика.

ДИНАМИКА И ЦЕННОСТИ

Психоанализ, особенно в его первоначальных, исходных формах, часто обвиняют в так называемом пансексуализме. Я сомневаюсь в том, что этот упрек справедлив даже по отношению к ранней теории Фрейда. Естественно, что и в новейшей истории психоанализа вряд ли можно найти свидетельства пансексуализма в прямом смысле этого слова.

Однако есть нечто иное, что представляется мне еще более ошибочным допущением, лежащим в основе психоаналитической теории, и, к сожалению, практики, которое мы можем назвать «пандетерминизмом». Под этим я понимаю любую точку зрения на природу человека, которая относится без должного внимания, или игнорирует внутреннюю способность человека делать свободный выбор и интерпретирует человеческое существование на языке простой динамики[45].