– Извини, Володя, но я останусь, – сказал Андрей.
И я ушёл…
*
Все следующие годы, словно в калейдоскопе, промелькнули перед моими глазами, складываясь, стыкуясь между собой.
От нестерпимого мелькания кружилась голова, и я зажмурился, а когда я снова открыл глаза, то обнаружил себя по-прежнему сидящим в кресле, а напротив меня в точно таком же кресле всё так же сидел Эдмунд, значительно постаревший, но, несомненно, тот самый Эдмунд из 1989 года.
– Теперь ты, по крайней мере, меня узнал, – сказал экстрасенс, – но, видимо, пока ещё не понял, зачем мы с тобой встретились, Володя.
Мне это было действительно непонятно.
Зачем он заставил меня вспомнить то, что я старался забыть?
Я ненавидел себя за тот случай.
После того дня наши отношения с Андреем начали стремительно портиться, а спустя год отношений не осталось совсем. Не было больше доверительных разговоров, не осталось общих интересов и понимания.
Я очень переживал по этому поводу, он, видимо, тоже, но мы были молоды, самолюбивы, ни один из нас не желал хоть в чём-то уступить, в чём-то изменить своё мнение, попытаться понять… мы просто не знали тогда, как это делается. И в результате оба потеряли что-то невероятно важное – частицу самих себя.
Ещё через год контора, где мы работали, закрылась, и мы потерялись друг для друга окончательно. Нас разбросало по разным уголкам этой бесконечной вселенной.
Я часто вспоминал Андрея, я знал, что наступившие непростые 90-е вместе с ним, моим лучшим другом, прожить было бы значительно легче, но я думал тогда, что он не хочет меня видеть, что я ему просто неинтересен.
Только спустя ещё несколько лет я понял, что потерял.
Понял, когда он погиб.
Я узнал это не сразу, через третьих лиц, спустя несколько месяцев после его смерти. Я даже не был на похоронах.
Эта новость почти убила меня.
Я почувствовал тогда, что тоже почти умер. Оказалось, что значительная часть моей души принадлежала ему и теперь, с его смертью, её больше не стало.
Я впал в жуткую депрессию, забросил дела, надолго выпал из этой жизни, но постепенно сумел вернуться. Сумел если не забыть, то, по крайней мере, немного успокоиться…
И теперь Эдмунд разбередил мои старые раны…
Зачем?
Я действительно не понимал.
– И зачем это всё, Эдмунд Семёнович? – спросил я. – Это что, такое изощрённое издевательство, или вы сделали это из благих намерений? Я допускаю, что вам под силу стереть часть моей памяти, но только я не позволю вам это сделать, это моя жизнь, хорошая или плохая, но моя, и мне с этим жить.
– Вот ты возмущаешься, Володя, и я тебя понимаю, – ответил он. – Только ты ошибаешься. Мне незачем стирать твою память, при определённых условиях она сотрётся сама. И ты напрасно себя винишь, то, что случилось с твоим другом, было неизбежно, у каждого своя судьба. Или почти у каждого.
Есть редкие люди, которым дана возможность выбора, они в отличие от многих других, не вписаны в жёсткую схему. Хотя это тоже не совсем верно, скорее, в силу некоторых своих качеств они имеют возможность избежать жёсткой привязки.
Общая энергетическая схема, где всё сбалансировано, подстраивается под них. Зачем это происходит, я не знаю, но ты, Володя, из их числа.
Это не значит, что такие люди вольны поступать так, как им вздумается, у каждого есть своё предназначение. Да они и не делают так, у этих людей всегда есть свои очень чёткие правила, и действуют они всегда в соответствии с ними, не допуская никаких отклонений, иногда наперекор общепринятым нормам.
Среди них нередки герои, и их невероятная целеустремлённость есть не что иное, как реализация их предназначения.
Тогда, в той арке, я что-то почувствовал, – продолжал он. – Но я тоже был молод, неопытен, толком не умел распоряжаться своим даром. Я сделал ошибку – вмешался. Я думал, что движение силы, которое я тогда смог заметить, – это указание к действию, но это было не так, я должен был просто смиренно наблюдать. Я искренне хотел помочь твоему другу, а вышло так, что я невольно внёс некоторое возмущение в твою жизнь. Оно было незначительным, но его хватило, чтобы в 2004 году ты не встретился с Машей… Марией Ивановной, и в этом виноват только я.
– Послушай, Эдмунд, – ответил я, – по имени-отчеству тебя называть я больше не могу. И причина тут не в доверительных отношениях, а скорее наоборот плюс твоя неистребимая фамильярность. Я тебя долго слушал и всё пытался понять, чего же ты добиваешься. Последняя фраза внесла некоторую ясность. Зачем ты в эту историю вплёл ещё и Марию Ивановну, она-то тут при чём? Ты что, в курсе причин, по которым я попал в эту больницу?
– Володя, я не понимаю, о чём ты говоришь, – ответил он. – Я вижу многие взаимосвязи. Моя давняя ошибка очень дорого мне стоила. Я не смогу двигаться дальше, пока её не исправлю. Распутать этот клубок было очень непросто, мне потребовалось больше 15 лет, чтобы вычислить всё. Теперь я знаю, что твоё предназначение – это она, ваша встреча в 2004 году.
Да, я опоздал, я закончил свои расчёты слишком поздно, к тому моменту ваши пути уже разошлись, но ничто ещё не потеряно. Ты остался практически прежним, она, я это видел, – тоже, вы идеально подходите друг для друга, она такая же, как и ты, она тоже вне схемы.
О вашем предназначении мне ничего не известно, знаю только, что такой союз – это нечто особенное и это бывает редко.
Я специально устроился работать в эту клинику, чтобы быть поближе к ней, зная, что рано или поздно тебя приведёт сюда провидение и вот тут-то я уже не должен ошибиться, здесь я должен исправить все свои прошлые ошибки…
Я слушал Эдмунда, сдерживаясь из последних сил, я перестал его понимать, всё, что он говорил, казалось мне каким-то бредом.
– Знаешь, Эдмунд, – прервал я его на середине фразы, – извини, но я вот о чём хотел тебя спросить. Тогда, в 89-м, когда я ушёл, ты чем-нибудь помог Андрею? И если ты в курсе, а ты должен знать, раз просчитывал мои взаимосвязи, расскажи, чем тогда всё это закончилось.
– А какое это имеет… – начал он, но тут же замолчал, наткнувшись на мой ледяной взгляд.
Помедлив несколько секунд, продолжил на полтона ниже: – Когда ты ушёл, Володя, я попросил Андрея думать о жене и дать мне….
Рассказ Эдмунда
– Давай, Эдмунд, жми, – сказал Андрей, протягивая мне свою руку.
Я вял его ладонь, сосредоточился и увидел переплетение сияющих потоков, многообразие светлых, разных оттенков чувств. Он был очень хорошим человеком, многогранным, с громадным энергетическим потенциалом, который только начал раскрываться. Среди этого многообразия я выделил нужный сектор – его семью, но он думал не столько о жене, сколько о сыне. Я видел: его маленький, чуть больше года, мальчик Артём просто купался в золотистой энергии любви своего папы. Для меня этого было достаточно, через его сына я смог увидеть и его жену Надежду. Светлая, открытая женщина, полная любви и переживаний за своего мужа и сына. Я углубился дальше, на первый взгляд всё было в норме. Сердце, печень, почки, лёгкие, щитовидная железа – всё, что влияет на общее самочувствие, всё было без серьёзных отклонений, создавало правильный энергетический фон. Почти правильную сферу с незначительными завихрениями. Я устремился к этой аномалии. Маленькая, почти незаметная на поверхности воронка, расширяясь конусом, уходила вглубь…
– Извини, Андрей, но у меня плохие новости, – сказал я. – Это пока не критично, но у твоей жены, похоже, начальная стадия рака.
Он закурил, сел на корточки, прислонившись к стене, и зажмурил глаза, не позволяя эмоциям выплеснуться наружу.
Я молчал, нечего было добавить, а ему нужно было прийти в себя.
Справившись, Андрей совершенно спокойно, но несколько отрешённо посмотрел на меня.
– Ты уверен, Эдмунд? – тихо спросил он. – Здесь не может быть ошибки? Ты должен понимать, что такими вещами не шутят.
– Я уверен на 90 процентов, – ответил я. – До сих пор я не ошибся ни разу, но всегда можно наткнуться на что-то неведомое, мы ведь всего лишь люди.
– Ты сможешь помочь? – спросил он.
Я, честно говоря, с такими болезнями на тот момент ещё не работал. Спиральные расширяющиеся завихрения были для меня недоступны, но в тот момент я чувствовал необычный подъём, я знал, что моя сила растёт, и мне казалось, что для меня нет ничего невозможного.
– Не уверен, что смогу с этим справиться, – сказал я, – но улучшить ситуацию смогу наверняка. Приходите завтра. По субботам я обычно не работаю, но тут лучше не откладывать.
– Что я тебе буду должен? – спросил Андрей.
– Ничего, – неожиданно для себя ответил я, – и на качество моей работы это никак не повлияет.
Сказав так и пытаясь разобраться в причинах своего альтруизма, я в тот момент так ничего и не понял, я просто почувствовал, что поступаю абсолютно правильно. А я привык доверять своим ощущениям, можно сказать, что я только им и доверял.