Читать интересную книгу Скорпионья сага. Cамка cкорпиона - Игорь Белисов

Всякий раз, вернувшись домой, видел ее у телеэкрана.

Припоминается вечер, когда между нами опять начались неприятности. В тот вечер она смотрела «Поле чудес», развлекательную передачу, ровесницу новых времен, быстро завоевавшую народную популярность. Злоязыкие остряки, правда, к официальному названию той передачи непременно добавляли «в стране дураков». Так или иначе, это было вполне безобидное шоу: в прямом эфире люди просто играли в слова.

Я застал кульминацию. Разбитной весельчак ведущий, уже тогда – с налетом усталости в грустных глазах, соблазнял суперигрой вышедшую в финал тетку, внешности дородной и манер незатейливых. Она могла взять уже заработанную бытовую технику и уйти. Но тетка рискнула, выбрала черный ящик.

К всеобщему восторгу в тот раз в ящике лежали ключи. На подиуме сверкал «жигуль» – шаха цвета «сафари».

Бедняжка заерзала, таращась в сияние экрана. На ее повлажневшем лбу вздулись тугие вены. Недавно у нее диагностировали беременность, и кто знает, как могли отразиться страсти телеболельщицы.

– Расслабься. В твоем положении вредно так волноваться.

– Для меня вреднее быть в отрыве от жизни.

– Это не жизнь. Это подмена жизни. Людей одурачивают.

– Одурачивают?! – разозлилась она. – Так поди выиграй, раз ты такой умный!

Ну дураком-то я себя, разумеется, не считал. По правде говоря, не встречал человека, который признал бы в себе дурака. Во всяком случае, я понимал: она скучает, ее нужно развлечь. На следующий день после работы поехал к родителям. Из маминой библиотеки я сделал выборку книг, которые, на мой взгляд, могли Бедняжку заинтересовать, заполнить ее пустоту, засеять ее семенами разумного, доброго, вечного, одухотворить ее мысль и ненавязчиво приобщить к культуре.

Я опоздал. Вернулся домой чуть позже обычного. Она встретила ледяным надутым молчанием. Улыбаясь и вытирая пот – а книги были весьма тяжелыми, – я преподнес ей почти неподъемную стопку. Я был горд интеллектуальной своей заботливостью, раскладывая доставленные сокровища.

Она вдруг взорвалась:

– Я как-нибудь обойдусь без твоей мамочки с ее идиотской занудливой библиотекой!

Мягко говоря, причина не соответствовала по масштабу настолько гипертрофированной реакции ненависти.

– Хотел как лучше…

– Было бы лучше, если б ты пораньше являлся домой, и я не сидела б одна взаперти!

Позже мне вспомнятся эти жалящие слова, уже тогда озаренные проигрышным для меня смыслом. А пока я испытывал только жалость, сострадание к ее вынужденному положению.

Я стал больше времени занимать ее разговорами. Она замыкалась, подолгу отмалчивалась. Я затеял выгуливать ее в лесопарковой зоне. Она раздражалась, закатывала истерики. Я проявлял самое терпеливое к ней внимание. А ей все было не так. Иногда мне казалось, она просто надо мной издевается. Я ломал голову, пытаясь понять, в чем тут дело: то ли ее мозг поплыл от нынешнего токсикоза, то ли у нее всегда был вздорный характер, да я вот не замечал, то ли она затеяла со скуки игру без особенно злого умысла, то ли осознанно, ядовито мне мстит.

Оставалось ждать разрешения бремени.

12

Оба события случились в мае 94-го.

На первый взгляд, они никак между собою не связаны. Наверняка не связаны, однако случились одновременно: она впервые принесла домой гламурный журнал… и вскоре у нее самой началось…

Склонность к дамскому чтиву я и раньше за ней замечал. В нашей квартире нет-нет да мелькала какая-нибудь «Работница» или «Крестьянка». То были скромненькие такие издания для невинных советских женщин, чья пошатнувшаяся невинность все еще оставалась не до конца уничтоженной.

Новый журнал привносил заявку совсем иного уровня, мне он сразу не приглянулся, в нем без лишних слов читалась угроза для традиционных устоев. Скажем прямо: угроза для мира мужчин, ибо с броской обложки агрессивно взирала модель, убежденная в собственной власти над безусловно ее вожделеющим сильным полом.

Но даже не это меня покоробило, а название – «Astrus». Бьющая по глазам, иноязычная, яркая надпись. Всем иностранным в ту пору у нас было принято восторгаться, я, признаюсь, и сам слегка грешил влюбленностью в Запад, но в данном случае на меня полыхнул вдруг остро осознанный, отвратительный, резкий, дурманяще-тошнотворный, животный смысл этого слова.

– Мерзость… – скривился я.

– Почему? – удивилась Бедняжка.

– Сразу видно, ты не биолог.

– А при чем тут, собственно, биология?

– Что означает это название?

– Что-то астральное, связанное со звездами… – Она призадумалась. – Или, с цветами? Астры, такие цветы.

– Возможно. Но не только. – Я взял журнал двумя пальцами и, отведя на вытянутую руку, поднял как величайшую в мире гадость. – Прочти-ка вслух.

– Аструс.

– Прочти по-английски.

– Эструс.

– Ты знаешь, что такое «эструс»?

– И что же такое «эструс»?

Я не успел объяснить. У нее начались схватки…

Родилась девочка. По выражению акушеров, роды были «стремительными». Моя жена буквально выстрелила нашим плодом. Спустя пару дней я тащил торжественный пышный сверток, из которого истошно орала краснощекая новая жизнь.

Имя Бедняжка ей выбрала незаурядное, да с претензией. Я с ней не спорил. В сущности, мне было без разницы. Но почему-то она постоянно завала нашу дочь «малышом». Так и прижилось в обиходе нашей семьи – просто Малыш.

Потянулась тоска и мука выращивания новорожденной. Пеленки, помывки, кормежки, подгузники, срыгивания. Ночные подъемы, недели недосыпания. Жена быстро тощала, я тоже чувствовал – силы уходят. Квартира пропахла младенцем, пропиталась ожесточением. Мне надлежало эту преисподнюю отцовски любить.

Иногда вспоминалось, что ребенок – якобы радость. Ничего подобного я в себе не отыскивал. Только изнуренность, только раздражение и злую фантазию хоть когда-нибудь как следует выспаться. Я не разочаровался, нет, идея деторождения, считающаяся естественной, лично меня никогда и не очаровывала. Я лишь убедился, что следование естеству – это ловушка надолго, каторжный труд и ни малейшего продыху. Меня угнетала неразрывная связанность маленьким существом, которое не просто связало, но требует всей энергии обоих родителей. Что, впрочем, не способствует укреплению связи между родителями. Мы все чаще ругались. И кто это выдумал, будто заботы объединяют? По-моему, людей объединяет как раз таки беззаботность, а заботы вынуждают изыскивать собственный путь от забот убежать, куда-нибудь спрятаться, не видеть и не слышать всего этого ада. Я неожиданно понял, что ходить на работу – это, прежде всего, возможность отсутствовать дома.

Поняла это и она. Наблюдала за мной, терпела, потихоньку поскуливала. И вдруг сорвалась:

– Я так не могу! Я зарываюсь, а ты живешь в свое удовольствие!

– Ты действительно так считаешь?

– Конечно, считаю! Славно устроился: ушел в зоопарк, а дома – трава не расти!

Ах вот оно, значит, что…

– Извини. Я хожу на работу, ты при ребенке. Это нормально.

– Хоть бы раз тебе побывать в моей шкуре!

– Это невозможно. Такова задумка природы, разделение функций.

– Я бы тоже хотела, как ты!

– Здесь не о чем спорить. Я мужчина, ты женщина… И пожалуйста, хватит визжать!

Тут она разрыдалась.

Я смотрел на ее мокрое, раздувшееся лицо, на вздрагивающие плечи, на растрепанную паклю волос. Сквозь досаду и горечь я понимал, что это чахлое существо – моя женщина. Никто ей не поможет кроме меня.

И опять, черт возьми, мне стало ее жаль!

С того дня, сразу после работы – пулей домой. Помогал ей, как мог: пеленал, баюкал ребенка, стряпал, стирал, прибирался в квартире. Сам того не желая, медленно превращался в идеального мужа.

По ее ухмыльчивым отзывам, у меня получалось все лучше и лучше.

Летом она жила с Малышом на даче моих родителей. Отпуск разбили: месяц – отец, месяц – мать, в августе на вахту заступал я. В свободное от ребенка время мы все работали и друг с другом не виделись. Заботы о Малыше фактически сделали нас субъектами семейного долга.

На лоне природы Бедняжка отдохнула, заулыбалась, утихомирилась.

А осенью вернулись в город, и снова пошло: то депрессия, то истерика.

Между прочим, ребенок наконец-то начал неплохо спать, так что выбиваться из сил не слишком-то приходилось. По-моему, она просто скучала. Полистывала иногда глянец журналов, но, в основном, глазела в этот чертов невырубаемый телевизор. Бывало, и я нет-нет, да поглядывал: приду с работы, ужинаю, краем глаза смотрю. Она – рядом. Ее нервное состояние постепенно передавалось и мне.

Страну лихорадило. Я смотрел телевизор и все чаще шептал: что происходит?

Еще летом начала рушиться пирамида «МММ», в которой мы, к счастью, не поучаствовали по причине отсутствия избыточных средств. Ее глава М. был арестован за неуплату налогов, офис закрыт, опечатан, а толпы обманутых вкладчиков требовали вернуть деньги, как водится, у Белого дома…