Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я нисколько не считал этот разговор серьезным, но при случае встретиться с подругой Китару мне было интересно. На фотографии она казалась писаной красавицей, и мне захотелось узнать, что влечет ее к такому странному парню, как Китару. Я с детства был застенчивым, но при этом очень любознательным ребенком.
– И докуда у вас доходило? – осторожно спросил я.
– Ты о сексе?
– Да. До самого конца?
Китару покачал головой:
– Гэта няма. Мы ведаем друг друга з дзецтва, таму апяць рабиць тожа самае: раздзяваць, ласкаць цела, прыкасацца як-та нялоука. Будзь хто другая, другое дзела. А так, мне кажацца, нядобра запускаць руку у трусы і прадстауляць, бы я з ёй. Разумееш, пра што я?
Я не понимал.
Китару продолжал:
– Вядома, мы цалуемся, бярэмся за руки. Бывае, чапаю грудзи па адзенни. Але гэта напалавину у шутку, а напалавину игра. Як бы мы ни разгарачылися, нияких прызнакау для падаужэння у тым жа духу няма.
– Признаки или что там еще, но разве не мы должны стараться создавать условия для продолжения рода? Люди называют это половым влечением.
– Так, гэта усё добра, але не для нас. Як бы гэта табе абъясниць, – сказал Китару. – Напрымер, кали мастурбуешь, прадстауляешь якую-нибудзь рэальную дзяучыну, так?
– Ну да, в общем-то.
– Але я никак не магу прадставиць Эрыку. Бо счытаю, што так паступаць няльзя. И у такия минуты прадстауляю якую-нибудзь другую. Хай яна мне асоба не нравицца. Як шчытаешь?
Я немного подумал, но никакого вывода так и не сделал. Откуда мне знать, как там онанируют другие. В себе разобраться бы.
– Как бы там ни было, один раз попробуем встретиться втроем, – подвел итог Китару. – А там посмотрим.
В воскресный день мы встретились после полудня в кафе рядом со станцией Дэнъэн-Тёфу: я, Китару и его подруга – Эрика Курия. Она была такого же роста, как Китару, загорелая, в белой, хорошо выглаженной блузке с коротким рукавом и темно-синей мини-юбке. Вылитая примерная и благовоспитанная студентка откуда-нибудь из Центра Токио. Такая же красивая, как на той фотографии, что я видел у Китару. Но вживую меня больше привлекло не ее лицо, а бившая из нее искренняя жизненная энергия. Она во всем казалась полной противоположностью Китару с его вроде бы точеной фигурой.
Китару представил нас.
– Хорошо, что у Аки появился друг, – сразу сказала Эрика Курия. Имя Китару было Акиёси. Но на всем свете его называла Аки только она.
– Таки у мяне характар. Сяброу – хоць адбауляй, – сказал Китару.
– Враки, – спокойно прервала его Эрика Курия и обратилась ко мне: – Ты сам видишь, что он за фрукт. Кто с таким будет дружить? Родом из Токио, а говорит лишь на кансайском диалекте. Как откроет рот – сразу цепляет разговорами о бейсболе и этюдах сёги. Такому отщепенцу с нормальными людьми не по пути.
– Знаишь, гэты малы тожа порядачна чудакаваты, – парировал Китару, показывая на меня. – Родам з Асии, а гаварыць, як закаранелы такиец.
– Ну, как раз это, в принципе, нормально, – ответила она. – По крайней мере, по сравнению с обратным.
– Эй, паастарожней! А то папахивае культурнай дыскрыминацыяй! Разве культура – ня раунапрауная? Или ты хочаш сказаць, што такийски дыялект круча кансайского?
– Возможно, она и равноправна, но со времен Реставрации Мэйдзи[17], если ты помнишь, токийская речь легла в основу японского языка, – сказала Эрика Курия. – Как доказательство: перевода «Фрэнни и Зуи» Сэлинджера на кансайский ведь не существует?
– Кали перавядуць, я канешна куплю.
Я тоже подумал, что купил бы, но промолчал, посчитав, что лучше придержать язык.
– Во всяком случае, это общепризнанные факты, – сказала она. – Просто твои мозги переполнены странными идефиксами.
– Што ты гэтым хочашь сказаць? Якия такия странныя прыстрасция? Па мне, дык культурная дыскрыминацыя куды больш шкоднае прыстрасце, – сказал Китару.
Эрика благоразумно уклонилась от этого спорного вопроса и предпочла сменить тему.
– В моем теннисном клубе тоже есть девочка из Асии, – сказала она, повернувшись ко мне. – Эйко Сакураи. Знаешь ее?
– Знаю, – ответил я. Эйко Сакураи. Такая неуклюжая каланча с носом причудливой формы. Ее папаша заведует большим гольф-клубом. Воображала с неприятным характером. К тому же – плоская. А вот в теннис играет хорошо и часто выступала на соревнованиях. С кем-кем, а с ней я бы точно не хотел больше видеться.
– Танимура – прыкольны хлапец, вось тольки зараз без падрушки, – сказал Китару, обернувшись к Эрике. (Это при мне и про меня!) – Прыкид у яго неплахи, воспитаны, и думае, у атличыи ад мяне, адкрыта. Многа чаго знае. Чытае няпростыя книги. Па виду акуратны. Не заразны. Чым не перспектыуны малады чалавек?
– Хорошо, – сказала Эрика Курия. – К нам в клуб пришли симпатичные первокурсницы. Можно и познакомить.
– Не, я не у тым смысле, – сказал Китару. – Ты магла б сама устрачацца з им? Я – абитурыент-няудачник и табе не роуня. А ён, так казаць, зможа уместа мяне зрабиць табе харошую пару, и мне будзе тольки спакойна.
– Что значит – тебе будет только спокойно? – спросила у него Эрика.
– Я у тым смысле, што ведаю вас абоих. И чым ты начнешь устрачацца з яким-небудзь незнаёмцам, так мне будзе спакайней.
Эрика прищурилась и пристально посмотрела на Китару, будто перед нею расстилался пейзаж с нарушенной перспективой. Затем сказала:
– То есть мне что – встречаться с Танимурой? Потому что он вполне нормальный парень? И ты серьезно предлагаешь нам общаться по-взрослому?
– Мысля-та неплахая. Ци у цябе ужо нехта ёсць?
– Нет у меня никого, – тихо ответила Эрика Курия.
– Ну, так и сустракайся тады з им. Науроде культурных сувязяй.
– Культурных связей, – повторила Эрика и посмотрела на меня.
Что бы я ни сказал, оно бы не подействовало, поэтому я хранил молчание. Я просто взял кофейную ложку и заинтересованно разглядывал узор на ее ручке. Как научный сотрудник музея, тщательно исследующий археологическую находку из египетской пирамиды.
– Что значит – «культурные связи»? – спросила она у Китару.
– Думаю, для нас не будзе лишним папытацца паглядзець пад другим вуглом.
– И в этом заключаются твои «культурные связи»?
– Таму я и хацеу табе сказаць…
– Хорошо, – решительно отрезала Эрика. Попадись ей в тот миг в руки карандаш, наверняка сломала бы. – Если ты так считаешь, давай попробуем эти «культурные связи».
Она залпом допила черный чай, поставила чашку на блюдце и повернулась ко мне. И улыбнулась.
– Ну что, Танимура, как предлагает нам Аки, давай в следующий раз устроим свидание вдвоем. Повеселимся. Когда тебя устроит?
Я словно проглотил язык. Еще одна слабая черта моего характера – я не умею собираться с духом и в важный миг находить нужные слова. Переехал в другое место, заговорил на другом диалекте, но вот от этого недостатка избавиться так и не смог.
Эрика достала из сумки ежедневник в красном кожаном переплете, открыла страницу и проверила свои планы.
– В эту субботу можешь?
– В эту субботу я свободен, – ответил я.
– Хорошо, тогда в субботу. И куда мы пойдем?
– Он любит кино, – сказал Китару Эрике. – Мечтает писать сценарии для кинофильмов. Даже входит в научное сообщество сценаристов.
– Можно и в кино. Ты какие фильмы любишь? Только пусть подумает сам Танимура. Я не выношу ужастиков, а в остальном готова смотреть что угодно.
– Ён ужасны баяка, – сказал Китару. – Кагда у дзецтве хадзіу у парк атракцыёнау у комнату прывидзенняу, дзяржауся за руку старшых.
– А после фильма поужинаем, – заканчивая этот разговор, сказала мне Эрика. Записала на листке номер телефона и дала мне.
– Этой мой домашний. Позвони, когда решишь, где и во сколько мы встретимся, хорошо?
У меня тогда телефона еще не было (не забывайте, когда все это происходило, сотовых телефонов не существовало), и я дал рабочий номер кафе. Затем бросил взгляд на часы.
– Извините, но мне пора, – попытался сказать я как можно бодрее. – Я должен до завтра закончить один доклад.
– Падаждзе твой даклад, – возразил Китару. – Раз ужо мы сабралися утраих, давай пасядзим яшчэ. Пабалтаем. Рядам ёсць харошы рэстаранчык соба.
Эрика ничего на это не сказала. Я оставил на столе мелочь за свой кофе и встал с места.
– Важный доклад, так что – извините, – сказал я, хотя доклад, признаться, был мне до лампочки. – Позвоню завтра или послезавтра, – сказал я Эрике.
– Буду ждать, – ответила она и очень мило улыбнулась. По мне, так эта улыбка была слишком хороша для настоящей.
Оставив их в кафе, я двинулся к станции и по дороге сам себя спрашивал, что я делаю в этом месте? Задумываться, почему так произошло, после того, как что-то уже решено, было еще одной слабой моей стороной.
В ту же субботу мы встретились на Сибуя и посмотрели фильм Вуди Аллена – там действие разворачивалось в Нью-Йорке. Почему Вуди Аллен? С первых минут нашего разговора мне показалось, что такие фильмы в ее вкусе. И я подумал, что Китару вряд ли водил ее на Вуди Аллена. К счастью, фильм был снят весьма неплохо, и мы ушли из кино в прекрасном настроении. Погуляв по городу в сумерках, зашли в итальянский ресторанчик на Сакурагаока, заказали пиццу, взяли карамельное вино. Приятное заведение, к тому же цены вполне божеские. Освещение приглушено, а на столах горят свечи (в те времена в итальянских ресторанах часто зажигали свечи и покрывали столы льняными клетчатыми скатертями). Мы долго разговаривали. О чем могут говорить два второкурсника на своем первом (пожалуй, можно так сказать) свидании? О просмотренном фильме, о студенческой жизни, об увлечениях. Разговор складывался куда оживленнее, чем я себе представлял, и она несколько раз громко смеялась. О себе говорить нескромно, однако, похоже, у меня неплохо получается смешить девчонок.
- Призраки Лексингтона (сборник) - Харуки Мураками - Современная проза
- Медленной шлюпкой в Китай - Харуки Мураками - Современная проза
- Ящер страсти из бухты грусти - Кристофер Мур - Современная проза
- Исчезновение слона - Харуки Мураками - Современная проза
- Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий - Харуки Мураками - Современная проза