Читать интересную книгу Русская красавица. Анатомия текста - Ирина Потанина

«Я сделала его! Нужно было видеть, как скукожилось его лицо, когда я начала стонать. Ох и многое же напомнили ему эти стоны…» — писала Сонечка, хотя думала: «На кой черт он там появился? Испортил же уже и мою жизнь, и меня, и представления о мире… Теперь — на этот раз не специально, а просто по инерции — испортил и представления мира обо мне. Как омерзительно…»

И таких ситуаций было довольно много. Тех самых, нечаянных, но наделяющих сразу и опытностью и недоброй славой и непониманием окружающих. Впрочем, если копнуть — такое у каждой женщины случается. Но мудрые о подобных приключениях молчат в тряпочку. Но Сонечка не хотела быть мудрой, она хотела — без комплексов. Потому и чудила, и вляпывалась, и стыдилась потом, но виду не подавала, изображая распущенность … А окружающие — и вот ужас, даже самые близкие, даже такие, как Марина Бесфамильная — верили в эту распущенность и ничего больше за ней не видели… То есть совсем не знали настоящую Сонечку…

— А подруга молодая была? — водитель сочувственно вздыхает в ответ на мой утвердительный кивок. — Болела?

Я снова киваю, потом решаю быть честной и добавляю:

— Психически. Покончила самоубийством. И такую записку оставила, что всем мало не покажется… Она всегда отличалась этой губительной самостоятельностью: нет, чтоб почитать классиков — писала все по-своему, никаких правил не придерживаясь… Посмотрела бы предсмертные записки знающих людей, переняла бы ценные традиции! Да вы на дорогу смотрите, вы ж не самоубийца, я надеюсь…

Водитель смотрел на меня с приоткрытым ртом и ужасом в глазах. Вероятно, я говорила что-то недопустимое. Почему всегда так глупо выходит. Если врешь, но придерживаешься общепринятых высказываний — о невосполнимости утраты там, или о несчастных детях-сиротах — навеваешь скуку, зато оказываешься понятым. Если говоришь правду — наживаешь врагов и слывешь небожительницей…

— Ты говори-говори — потребовал водитель. — Не боись, доедем в лучшем виде, если по дороге не уснем. Каких таких знающих людей записки, а?

— Ну не знаю… — я как-то растерялась. — В двух словах это все не расскажешь. Просто среди великих наблюдается традиция оставлять добрые, хорошие напутственные записки. И не зря. Последнее слово должно быть сказано очень осторожно, ведь оно — на века. Или написала бы, как Курт Кобейн — солист Нирваны, вы ведь знаете такую группу? — большое, искреннее письмо с объяснениями и самоанализом. «…Уже много лет я не испытывал волнения при прослушивании, а также при создании музыки, и на концертах и в процессе сочинения. Не могу передать словами, как мне стыдно за все это…» Как просто и в то же время, как много, вы не находите? И никакой агрессии, никаких упреков окружающим. Все — себе: «…Я слишком странный, угрюмый ребенок! Во мне больше нет страсти и поэтому, запомни — лучше сгореть, чем раствориться…» А заканчивается письмо наставлением о мире, любви и сострадании. «Я люблю вас! Я люблю вас!» пишет он жене с дочерью, всему миру, нам с вами… А потом берет винтовку, засовывает себе в рот и спускает курок… Вот это я понимаю — самоубийца. Умер, как Хэмингуей, и при это не дал миру повод к самосъеданию… Нет, я понимаю, конечно, что Марина — это моя подруга самубившаяся, я вам еще не говорила, как ее зовут? — болела душевным смятением, потому ничего созидательного написать не могла. Так и не писала бы. Как Башлачев из окна выбросившийся — это величайший советский рок-поэт, слышали? — или как Янка Дягилева, утопившаяся. Впрочем, о Дягилевой говорят всякое… Кое кто утверждает, что имеется предсмертная записка, другие — что Янка была поразительно жизнелюбива и наложить на себя руки не могла.

— А ты как думаешь? — не отрывая глаз от дороги, интересуется водитель.

— Не знаю. С одной стороны, Янка из тех людей, что в ответе за все человечество… Она явное дите Христа — речь не о вере, а о возможности принять на себя всеобщую боль. Такие люди живут меньше, чувствует острее, понимают в сто крат больше остальных… Да вы и сами, наверняка, встречали таких. Это даже не уровень духовного развития, а нечто физиологическое… Вот, бывает, у тетки во дворе собака на человека набросилась, а хозяйке все равно — сидит себе, в телевизор пялится. А дочь ее еще на полпути со школы почувствовала неладное, и как побежит, и успеет, и уймет собаку, и отгонит ужас… Молодец девочка, да только не легко ей живется. От любых неурядиц на планете страдает первая. От далекой войны в никому не известном Ираке — ей так плохо делается, что хоть волком вой. И кто знает, может на себя это страдание перетягивая, она кому-то облегчает жизнь. Тем, кому больше уже не выдержать. Вот и Янка из таких была. Просветленных, что ли… Может, в какой-то момент не выдержала, соблазнилась возможностью быстро отречься от этой своей избранности… В последние дни ей совсем невыносимо было. На этот раз из-за личного.

— Так Яной твою подругу звать? Ты ж говорила, Мариною… — кажется, в мои слова абсолютно не вдумываются… Водителю не важно, на какую тему я говорю, лишь бы не замолкала. Странно, что звучание моей речи действует на него пробуждающее…

— Подругу — Мариною. А Янка Дягилева — это певица такая. Я ее просто так вспоминала, для примера.

«Певица такая», — передразниваю себя мысленно. Это ж надо такую попсовую дать характеристику?! Впрочем, слушателю моему явно без разницы.

— Янка не в том смысле певица, что чужие песни исполняет. Она свои писала. Сильные, хлесткие, настоящие… Со всех точек совка ее звали приехать поиграть. Кассеты с ее записью из рук в руки, как великая ценность, передавались. Все с риском, все с опаскою — не советская у нее совсем была музыка и вечные проблемы с милицией… А в конце жизни, говорят, она отошла от концертной деятельности. С Егором Летовым — другом, покровителем, наставником, мучителем, ненавистным, возлюбленным — рассталась насовсем. От бессмыслицы устала, искала гармонии. Говорят, даже нашла — в сыне жены своего отца разглядела суженного. А он погиб. Несчастный случай или еще что-то там… Янка после этого перестала разговаривать. Вроде бы как дала обет молчания в честь траура. А позже, поехав с отцом и его женой на дачу, ушла к реке и не вернулась. Тело нашли далеко внизу — унесло течением. Впрочем, что это я вам слухи пересказываю. Может, все и не так вовсе было. Разные люди в разных воспоминаниях по-разному говорят… Многие просто для красоты сюжета придумывают какие-то истории про музыкантов.

Разговор как-то увядает. Ну вот, хотела рассказать нечто не про своих — а глобальное, каждому интересное… а в результате и сама запуталась и слушателя запутала.

— А ты что, на учительницу музыки учишься?

— Нет. Работаю в агентстве недвижимости… — подобная перемена темы кажется мне благоприятной. Но водитель резко меняется в лице. Он, кажется, всерьез рассержен, что я работаю. Ну отчего так? Тут радоваться надо! Приятно ведь, когда человек оказывается счастливее, чем ты о нем думаешь…

— И сколько квартиры в Москве нынче стоят? — интересуется с недобрым прищуром.

— Понятия не имею, — пожимаю плечами, понимая, что выгляжу по меньшей мере странно. — Не интересовалась никогда. У меня там в агентстве другие обязанности… Да вы не удивляйтесь, я просто недавно там работаю. А до этого была актрисою. А до этого — корректором в журнале. А до этого — опять актрисою… Или вы купить что-то хотите? Могу позвонить, узнать цены…

— Издеваешься:? — водитель явно рассержен. — Я просто спросил. Я честный человек, мне квартиры покупать не за что…

Можно подумать, все, кто их покупают — обманщики! Ничего подобного, милые люди, во многом чище и честнее всех остальных. Просто они — целеустремленные. А мы с Боренькой — размазни и ротозеи. А водитель — рабочий с философией нищего и классовой враждой. А Марина — душевнобольная, увидевшая вдруг во всех столько гадости, что выдержать это оказалось выше ее сил…

— Я тут, пожалуй, выйду. Спасибо вам. — и тут же вспоминаю неодобрительный взгляд водителя, брошенный после сообщения, что я не бедствую. Добавляю, предавая сразу все принципы: — Я вам что-нибудь должна? А то не честно как-то получается, вы думали студентка, а я… — любой автостопщик убил бы меня за такое предложение. Сказал бы, что ращу из нормальных водил деньгососов и тем порчу жизнь всем свободным от денег путешественникам.

— Не надо ничего, — после тяжелой паузы-раздумья выдает водитель. Иногда у человека настолько запутанные принципы, что ему самому сложно в них разобраться. — Я с девчонок не беру, даже если в недвижимости… Удачи!

Снова погружаюсь в свои недобрые переживания. Марина никогда меня не любила! Плюс еще эта старуха страшная со своими проклятиями… И ведь правда, как накаркала — и все мне теперь неродным кажется. Мне с моими нервами вредно о таком думать. Только накручу себя до истерики… Нет, не думать, не вспоминать, прийти к Бореньке, уткнуться в мягкую его руку и рассказывать, рассказывать, рассказывать…