Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ещё ни серёжки, ни колечка, ни браслета, ни самых завалящих бус.
Вид этот был настолько чудной, что окружающие не сразу осознали, что они видят.
В конце концов, самый смелый – кузнец, сын старейшины – подошёл познакомиться.
Странности продолжились. Чужак не смог назвать имени своей матери!
Он говорил с сильным акцентом, а родной деревней назвал далёкие Снежные Камни. И это объяснение могло бы удовлетворить – северные горцы слыли чудаками, они часто становились героями сказочных историй…
Но именно из Снежных Камней был кровный отец того кузнеца. И оттуда же прибыл его двоюродный брат, который уже несколько лет гостил в Моховых Крышах у родни, обучаясь кузнечному делу.
Пара вопросов от северянина – и ложь стала очевидной всем.
Чужак тоже осознал, что прогорел, и поспешил выйти из-за стола. Его хотели загнать к деревенской ограде – но он сумел скрыться. А рано утром, ещё ночью, дали сигнал к началу облавы.
– …Как это вообще возможно, чтобы с пустой кожей?! – не унимался медноволосый загонщик – тот самый горец-северянин, расколовший Лишнего.
– Может, он болел? – предположил его рослый напарник, вытягиваясь на топчане у окна, – какая-нибудь кожная болезнь, что татуировки нельзя делать.
– Эя, ты о таком читала? – и северянин склонился к третьей в их компании, ширококостной нахмуренной девушке, бритоголовой, с меткой ученицы лекаря.
– То, что я люблю читать, не значит, что я прочла все книги в мире, – усмехнулась она, выдавливая занозу из подушечки большого пальца ноги. – В принципе, возможно. Болезнь или индивидуальная непереносимость. Но тогда ему бы просто намалевали краской основные знаки и дали бумагу, разъясняющую, почему так.
– Всё равно не представляю, как с этим жить! Когда про тебя ничего не понятно!
– Не о том вы говорите, – вступил в разговор пожилой смотритель, который сидел у лампы и проверял на крепость ловчую сеть. – Даже без татуировок – трудно, но можно.
– Так ведь ничего ж не ясно о человеке! – напомнил взбудораженный северянин.
– Что-то не ясно, а что-то и так понятно, – неспешно возразил смотритель. – Шила в мешке не утаишь. Все умения – тут, всегда с тобой, – и он показал свои морщинистые розовые ладони, – ладно, нет знаков. По любой причине. Думаешь, если бы он пришёл к старейшинам и попросился в деревню, его бы не приняли с голой кожей? Если на нём нет долгов, приняли бы. Без вопросов. Покажи, на что ты способен. Покажи, какой ты по нраву. Поживи рядом, чтоб стало понятно, какой ты из себя. Даже самый последний неумёха – лучше, когда он на своём месте… А вот что он ушёл, что спрятался, что мы его ловим теперь – это-то и плохо. Значит, есть ему, что скрывать. Не может он с людьми. Не умеет.
Все помолчали. Наверное, каждый пытался вообразить, что такого надо сделать, чтобы оказаться неспособным жить с людьми. Даже на выселках… Понятно, что. Был бы мальчишка, можно было подумать, что это какой-то пустяк. А когда взрослый – ясно, что ничего хорошего.
– Мы вам не мешаем? – обернулся ко мне смотритель. – Спать уже пора…
– Нет, ничего, – улыбнулась я из своего угла, поплотнее заворачиваясь в тонкое колючее одеяло.
– А вам не страшно? Ну, бежать там? – просила Эя.
– Страшно. Но кто-то должен.
На самом деле мне было страшно первый день, когда я только узнала о Лишнем и об облаве. С каждым дневным прогоном тревога утихала. Мне просто надоело беспокоиться, вздрагивать от каждого подозрительного шороха, трястись за свою шкуру.
Если бы за Лишним числились подтверждённые злодеяния, я бы, кто знает, всё-таки решилась бы переждать. Но когда одни лишь фантазии, бояться не получалось. Деревенские могли навоображать себе невесть что. Мне же хватало реальных проблем: следить, куда ставлю ногу, чтоб не споткнуться, не порвать ремешок сандалии, издавать достаточно шума, чтобы не застать врасплох какого-нибудь зверя, не забывать пить…
Когда я увидела на дороге перед собой одинокую мужскую фигуру, то как-то сразу поняла, кто это. Что это не смотритель, не загонщик, не странник. Но ничего не почувствовала.
Приближался вечер, небо и лес устали, всё казалось приглушённым, выцветшим. Участок дороги в этом месте был прямым, так что у меня оставалось достаточно времени, чтобы рассмотреть Лишнего, пока я приближалась к нему.
Он стоял на обочине, рядом с опорами широкого низенького моста, перекрывающего заросший камышом овражец. В любой момент был готов скрыться.
Меня он видел отлично. И мы оба понимали, что ему не нужен свидетель. Цепь загонщиков осталась у меня за спиной – значит, он просочился. Но для успешного побега ему требовалась ещё хотя бы пара часов.
У него была моя жизнь, у меня – его.
Он и впрямь выглядел странно. И чем пристальней я всматривалась, тем больше несуразностей замечала. В итоге их стало так много, что казалось: он весь из них состоит.
Та самая кожа без татуировок, поразившая молодого кузнеца. Она была кирпично-рыжего цвета – очень необычно, мне ни разу не попадалось, я а перевидала людей со всех сторон света.
Никаких украшений, ни печати на шнурке, ни самой простенькой серёжки – ничего.
Аккуратно остриженные волнистые волосы – они были до того ровные, что казались ненастоящими. Мужчины любят сложные причёски, с косами, дредами и заколками, а это было вроде бы сложно, но скучно!
Юбка была обычного вида, но носил он её слишком высоко. Как будто надел её впервые! Диковинные сандалии – как на вестника, но шнуровка ниже, и с закрытыми носами.
Во всей его позе была странность, словно он прилежно учился правильно стоять и двигаться, но всё равно получалось фальшиво.
Только глаза у него были самые обыкновенные – карие, усталые.
Он наверняка понимал, что я могу подать сигнал, сообщить о нём. И он не знал, что делать.
А я думала о том, что безумцу должно быть всё равно, что я вестница, что с наследной правкой, что меня ни в коем случае нельзя задерживать, тем более обижать. Возможно, он и не знал, что значит белый цвет моей торбы и жёлто-красная накидка.
Но не походил он на безумца! При всех своих странностях, он казался неагрессивным человеком, который не желал ни с кем ссориться. И я была для него безоружным человеком, бегущим по своим делам.
Пробегая мимо, я вежливо кивнула ему, и он кивнул в ответ.
И потом – всё то время, пока я, не оборачиваясь, бежала до станции – я ждала камня в спину, копья или дротика. Хотя никакого оружия у него в руках точно не было!
О том, кого я видела, я так никому и не рассказала.
Вечером смотритель поздравил меня с благополучным продолжением Большого Маршрута.
На следующее утро сообщили, что злополучные охотницы вернулись в добром здравии и с хорошей добычей.
Ещё через три дня облава закончилась. Они так никого и не поймали, но вряд ли особо сожалели об этом. Жертв не было, ущерба тоже.
Странный Лишний как будто испарился: никто его больше не видел.
Теперь старейшины опишут его в хрониках. Со слов свидетелей расскажут о его чудном внешнем виде и необъяснимом поведении. Поделятся своими соображениями.
Когда-нибудь напишу о нём и я. Но не скоро.
Первое дело
Отброшенная сетка от насекомых зацепилась одним краем за косяк дверного проёма. Это Нойань выскочила из докторского дома – и повисла на шее старшей сестры.
– Уррря! – завопила она, как школьница из младшего круга, которая пришла первой на состязаниях. – Да-да-да-дааа!
Брунга ласково погладила её по спине и выразительно посмотрела на Емъека, ждавшего внизу у крыльца.
Когда их взгляды встретились – беременность Нойани была окончательно подтверждена, а значит, пора ему в дорогу, – Емъек внезапно осознал, почему он согласился задержаться в Туманных Вздыбях. Не из-за вздыбей, конечно. Не из-за нового для себя способа вязания. Не из-за лодыжки, которая ещё побаливала после вывиха. И даже не из-за возможности зачать ребёнка с милой девушкой.
Он просто хотел видеть её сестру Брунгу, которая была старше на пять лет, у которой уже было двое, и ей было достаточно. С Брунгой, которую звали как его мать, что сразу же определило их взаимоотношения и установило между ними непреодолимую преграду. Теперь же, два месяца спустя, Емъеку уже не казалось, что это важно.
А может, напротив, важно – ведь с Нойанью его ничто не отвлекало. С отношениями плохо то, что никогда не знаешь, что будет завтра. Не то, что с отцовством: сроки известны, правила понятны.
– Пошли отмечаться, – сказала старейшина, которая уже изучала знаки, нанесённые старой Ру.
Татуировки ей понравились. И руку она узнала. «Эту мастерицу ни с кем не спутать, – призналась она. – Ей уже за восемьдесят, а ни одной ошибки!»
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Я не умею летать - Sora Ni - Русская современная проза
- Мама Юля. Мама, бабушка, прабабушка… - Алексей Шипицин - Русская современная проза