130 "А Лета где? — вновь задал я вопрос. —
Где Флегетон? Её ты не отметил,
А тот, ты говоришь, возник из слез".
133 "Ты правильно спросил, — мой вождь ответил.
Но в клокотаньи этих алых вод
Одну разгадку ты воочью встретил[173].
136 Придёшь и к Лете, но она течёт
Там, где душа восходит к омовенью,
Когда вина избытая спадёт".
139 Потом сказал: "Теперь мы с этой сенью[174]
Простимся; следуй мне и след храни:
Тропа идёт вдоль русла, по теченью,
142 Где влажный воздух гасит все огни".
ПЕСНЬ ПЯТНАДЦАТАЯ
Круг седьмой — Третий пояс (продолжение). — Насильники над естеством (содомиты1 Вот мы идём вдоль каменного края;
А над ручьём обильный пар встаёт,
От пламени плотину избавляя.
4 Как у фламандцев выстроен оплот
Меж Бруджей и Гвидзантом, чтоб заране
Предотвратить напор могучих вод,
7 И как вдоль Бренты строят падуане,
Чтоб замок и посад был защищён,
Пока не дышит зной на Кьярентане[175],
10 Так сделаны и эти,[176] с двух сторон,
Хоть и не столь высоко и широко
Их создал мастер, кто бы ни был он.
13 Уже от рощи были мы далеко,
И сколько б я ни обращался раз,
Я к ней напрасно устремлял бы око.
16 Навстречу нам шли тени и на нас
Смотрели снизу, глаз сощуря в щёлку,
Как в новолунье люди, в поздний час,
19 Друг друга озирают втихомолку;
И каждый бровью пристально повёл,
Как старый швец, вдевая нить в иголку.
22 Одним из тех, кто, так взирая, шёл,
Я был опознан. Вскрикнув: «Что за диво!»
Он ухватил меня за мой подол.
25 Я в опалённый лик взглянул пытливо,
Когда рукой он взялся за кайму,
И тёмный образ явственно и живо
28 Себя открыл рассудку моему;
Склонясь к лицу, где пламень выжег пятна:
"Вы, сэр Брунетто[177]?" — молвил я ему.
31 И он: "Мой сын, тебе не неприятно,
Чтобы, покинув остальных, с тобой
Латино чуточку прошёл обратно?"
34 Я отвечал: "Прошу вас всей душой;
А то, хотите, я присяду с вами,
Когда на то согласен спутник мой".
37 И он: "Мой сын, кто из казнимых с нами
Помедлит миг, потом лежит сто лет,
Не шевелясь, бичуемый огнями.
40 Ступай вперёд; я — низом, вам вослед;
Потом вернусь к дружине, вопиющей
О вечности своих великих бед".
43 Я не посмел идти равниной жгущей
Бок о бок с ним; но головой поник,
Как человек, почтительно идущий.
46 Он начал: "Что за рок тебя подвиг
Спуститься раньше смерти в царство это?
И кто, скажи мне, этот проводник?"
49 "Там, наверху, — я молвил, — в мире света,
В долине заблудился я одной,
Не завершив мои земные лета.
52 Вчера лишь утром к ней я стал спиной,
Но отступил; тогда его я встретил,
И вот он здесь ведёт меня домой".
55 "Звезде твоей доверься[178], — он ответил, —
И в пристань славы вступит твой челнок,
Коль в милой жизни верно я приметил.
58 И если б я не умер в ранний срок[179],
То, видя путь твой, небесам угодный,
В твоих делах тебе бы я помог.
61 Но этот злой народ неблагородный,
Пришедший древле с Фьезольских высот
И до сих пор горе и камню сродный[180],
64 За всё добро врагом тебя сочтёт:
Среди худой рябины не пристало
Смоковнице растить свой нежный плод.
67 Слепыми их прозвали изначала[181];
Завистливый, надменный, жадный люд;
Общенье с ним тебя бы запятнало.
70 В обоих станах[182], увидав твой труд,
Тебя взалкают[183]; только по-пустому,
И клювы их травы не защипнут.
73 Пусть фьезольские твари[184], как солому,
Пожрут себя, не трогая росток,
Коль в их навозе место есть такому,
76 Который семя чистое сберёг
Тех римлян, что когда-то основались
В гнездилище неправды и тревог"[185].
79 "Когда бы все мои мольбы свершались, —
Ответил я, — ваш день бы не угас,
И вы с людьми ещё бы не расстались.
82 Во мне живёт, и горек мне сейчас,
Ваш отчий образ, милый и сердечный,
Того, кто наставлял меня не раз,
85 Как человек восходит к жизни вечной[186];
И долг пред вами я, в свою чреду,
Отмечу словом в жизни быстротечной.
88 Я вашу речь запечатлел и жду,
Чтоб с ней другие записи[187] сличила
Та, кто умеет[188], если к ней взойду.
91 Но только знайте: лишь бы не корила
Мне душу совесть, я в суждённый миг
Готов на всё, что предрекли светила.
94 К таким посулам[189] я уже привык;
Так пусть Фортуна колесом вращает,
Как ей угодно, и киркой — мужик!"
97 Тут мой учитель[190] на меня взирает
Чрез правое плечо и говорит:
«Разумно слышит тот, кто примечает».
100 Меж тем и сэр Брунетто не молчит
На мой вопрос, кто из его собратий[191]
Особенно высок и знаменит.
103 Он молвил так: "Иных отметить кстати;
Об остальных похвально умолчать,
Да и не счесть такой обильной рати.
106 То люди церкви, лучшая их знать,
Учёные, известные всем странам;
Единая пятнает их печать.
109 В том скорбном сонме — вместе с Присцианом[192]
Аккурсиев Франциск[193]; и я готов
Сказать, коль хочешь, и о том поганом,
112 Который послан был рабом рабов
От Арно к Баккильоне, где и скинул
Плотской, к дурному влёкшийся, покров[194].
115 Ещё других я назвал бы; но минул
Недолгий срок беседы и пути:
Песок, я вижу, новой пылью хлынул;
118 От этих встречных должен я уйти,
Храни мой Клад[195], я в нём живым остался;
Прошу тебя лишь это соблюсти".
121 Он обернулся и бегом помчался,
Как те, кто под Вероною бежит
К зелёному сукну, причём казался
124 Тем, чья победа, а не тем, чей стыд[196].
ПЕСНЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ
Круг седьмой — Третий пояс (продолжение) — Насильники над естеством (содомиты)1 Уже вблизи я слышал гул тяжёлый
Воды, спадавшей в следующий круг,
Как если бы гудели в ульях пчелы, —
4 Когда три тени отделились вдруг,
Метнувшись к нам, от шедшей вдоль потока
Толпы, гонимой ливнем жгучих мук[197].
7 Спеша, они взывали издалека:
"Постой! Мы по одежде признаем,
Что ты пришёл из города порока!"
10 О, сколько язв, изглоданных огнём,
Являл очам их облик несчастливый!
Мне больно даже вспоминать о нём.
13 Мой вождь сказал, услышав их призывы
И обратясь ко мне: "Повремени.
Нам нужно показать, что мы учтивы.
16 Я бы сказал, когда бы не огни,
Разящие, как стрелы, в этом зное,