Читать интересную книгу Virtuality - Станислав Миронов

Женя.

Он пришёл на место, как и договаривались, в субботу. Правда, опоздал на целый час. Он сказал, что у него была очень тяжёлая тренировка в зале. Он такой целеустремлённый и трудолюбивый. А я сидела и ждала его всё это время, пока он тренировался, и как назло пошёл дождь. И негде было укрыться. А я, озарённая своим счастьем, что, наконец-то, это случится, что, наконец-то, я стану самой счастливой женщиной в руках моего любимого человека, не обращала внимания на эти мерзкие капли. Их словно не было. И вся моя одежда, она словно не промокла насквозь. Оказывается, Женя взял с собой зонтик. Какой же он предусмотрительный… Он приобнял меня, и мы шли, не боясь дождя. Он так сильно накрыл меня зонтом, что я толком не видела пути, думаю, даже прохожие меня не видели. Ах, мой Женечка… Какой же он заботливый…

А потом случилось это.

Это было слишком хорошо, чтобы описывать. У меня есть лучшая подруга в школе, её зовут Лена. Мы с ней почему-то редко общаемся, в основном в библиотеке, куда ходят только старшие классы, и то забегают на минутку. Она сказала, что в первый раз всегда больно, и что самый подходящий возраст — тридцать-сорок лет. Я ей всегда верила, на то она и моя лучшая подруга. Она всегда выручит советом, всегда поможет, всегда приободрит, успокоит. Я тоже люблю её, не как Женю конечно, но она очень дорога мне. Это так плохо, что я ослушалась её совета. Я её предала. Но мы ведь лучшие подруги, надеюсь, она меня простит.

Так вот, мне совсем не было больно. Наоборот, очень даже приятно. Этот Женя, он был такой напористый, такой быстрый, такой стремительный, такой сильный… Он взял меня, а я не произнесла ни звука. Я даже не шелохнулась. Нет, я серьёзно, ни разу не шелохнулась, я решила предоставить всё в его руки, он ведь такой опытный и сильный, мой Женечка. А потом мне было так хорошо… Так хорошо, что я точно не смогу пересказать.

Это не то, о чём можно прочитать в энциклопедии для девочек.

И вот, он, склонившись надо мной, обливая меня каплями своего пота, смотрит прямо на меня. Такой властный, такой доминирующий, такой лучший… Он говорит:

— Можно я схожу в душ?

Я ответила:

— Конечно, милый. Тебе всё можно. Я тебя буду ждать. Сколько бы ни понадобилось на это времени.

И только тогда, когда он ушёл, я наконец-то расслабилась и сдвинула ноги, вытянув их и освободив от них руки. Потом опустила на кровать. Внутри всё приятно ныло. Тело пробирало приятной мелкой дрожью. Всё то время, пока мы страстно любили друг друга, я пролежала в одной позе, чтобы ему было удобнее, нет, честно, я ни разу не пошевелилась, даже когда я билась головой о спинку кровати, и моя шея уже начала ныть, я не опустила ноги, и не отпустила руки, сжимающие их и поддерживающие в бездвижном состоянии. Ни разу не шелохнулась, чтобы ему было удобнее. Я всё сделала как надо. Для него. Для моего любимого.

Вернёмся к зеркалу.

Я оттягиваю вверх живот и смотрю на то, что под ним. Лобок, едва поросший пушком, благодаря жиру, отвисает сантиметров на пять. Зрелище не из приятных. Да, я жирная.

Жирная корова.

Вот это убожество.

Нет, я не могу на это смотреть.

Мне от этого плохо.

Меня тянет от этого блевать.

Женя.

Пока его не было, я взяла его трусы, лежавшие возле кровати, в руки. Потрогала. Слегка влажные от мочи и выделений. Спереди — жёлтое пятно. Сзади — коричневое. Понюхала. Запах отдалённо напоминает селёдку. Ну, вы знаете, когда долго не подмываешься, от нижнего белья начинает исходить такой слегка подтухший запах, смесь мочи и ещё чего-то там. Он такой приятный, этот запах. Мне нравится. Очень.

И вот, он вернулся. Вот он заходит в комнату. Быстро скидываю его трусы обратно, рядом с кроватью. Жаль, что их нельзя оставить себе, я бы каждый день их нюхала. Он говорит:

— Ну, вот и всё, это случилось. Теперь ты женщина. Я тебя поздравляю.

Ах, как приятно это осознавать! Теперь я — взрослая. Я переступила этот порог, невзирая на всё то, что мне говорили подруги, невзирая на всё то, что пишут в книгах. Мне всего тринадцать, а я уже взрослая. И я люблю. И я любима. Я так счастлива!

Женя говорит:

— Ну а теперь прощай, Порш.

Ничего не понимаю.

Он говорит:

— Тррррррнннннн!!!

И начинает дико ржать. Что всё это значит?

Я спрашиваю:

— Женя, ты чего, милый?

— Никакой я тебе не милый, дура, — сквозь смех говорит Женя, — что ты вообще себе навоображала? Что я твой? Ну, ты и тупая! Да ты прыщавый кусок сала. Ходячий жир. Думаешь, ты мне такая нужна?

Что происходит?

Это не то, о чём можно прочитать в энциклопедии для девочек.

Женя продолжает:

— Мы с друзьями поспорили на ящик пива, вскрою я тебя или нет. И я тебя вскрыл. Чпокнул. Поимел. Я целый месяц тебя разводил, и вот, наконец, я могу спокойно пойти пить своё пиво.

Он встаёт с кровати и быстро одевается. Так же быстро, как и уходил тогда, в день нашего знакомства. Я не могу пошевелиться. Примерно так же, как и тогда, когда мы страстно любили друг друга. Но. Я не могу в это поверить. Ящик пива? С друзьями? Поспорили? В голове какая-то каша. Нет, даже не каша. Лапша. Роллтон. Точно, Роллтон.

Женя уже оделся. Он говорит:

— Всё, обо мне можешь забыть. Надеюсь, тебе было приятно. Кстати, в постели ты бревно, поэтому я не чпокну тебя снова. Ясно?

Я снова потеряла дар речи.

Как это так?

Он разворачивается и идёт в коридор, к двери. Я слышу, как шумит замок. И не могу шелохнуться.

Ящик пива?

Чпокнул?

Не может быть!

Это не то, о чём можно прочитать в энциклопедии для девочек.

Он кидает на прощание, из коридора:

— Прощай, милочка.

Милочка.

Вот почему меня бесит это слово.

И Женя хлопает дверью.

Встаю и иду в ванную. Принимаю душ. Смываю с себя остатки любви. Остатки страсти. Остатки не подмытого Жени. Пытаюсь переварить ситуацию. Осмыслить. Понять. Но никак не могу. Обнажённая, подхожу к зеркалу. Осматриваю себя.

Нет, надо с этим что-то делать. Надо стать красивой. Надо избавиться от этих прыщей, это в первую очередь. Затем — от жира. От мешков жира под глазами. От жирных щёк. От второго подбородка. От свисающего живота и оттянутого лобка. От жирной жопы и сала на боках. От всего жирного, что есть в моём теле. А потом заняться ногтями. Довести себя до эстетического блеска. До шика. Всё это мне мешает. Это мешает мне быть счастливой. Это мешает мне жить так, как я хочу, — легко и непринуждённо.

И вот, снова оно. Зеркало. Жени нет. И будто и не было.

Как я себя ненавижу! Ненавижу за то, что я такая. Господи, сделай меня красивой. Мне больше ничего не надо, лишь бы только парни вешались на меня сами. Я так этого хочу! Ну, сделай же!

Хлоп! Это был последний прыщ на моём лице. Я знаю, они вернутся снова, эти прыщи. Но я знаю, как с ними бороться. Я готова с ними встретиться. Я во всеоружии. Протираю лицо лосьоном, и дело сделано. Моё лицо вскрыто. Как и я сама.

Спросите у меня что-нибудь о прыщах, и я всё вам расскажу. Нет, я серьёзно. Спросите.

Давайте.

Уж поверьте, я в них знаю толк.

* * *

Представляешь, что она мне заявила после того, как в очередной раз нажралась?

Она мне сказала, что я ей уже надоел, благодаря чему она сдаст меня в детский дом. В мои-то семнадцать лет. То есть, в то время я мог лишиться всего, чем жил. Я мог лишиться дома, и неизвестно, куда меня занесла бы судьба. Нет, ну ты только представь, каково это.

Хотя, видится мне, ты и так это знаешь.

Она сказала мне это во время одной из наших редких прогулок по лесу. Видимо, специально, чтобы моя реакция на её новость не была столь бурной. Какая она заботливая, правда? Там, в Битцевском лесу, она сообщила мне, что в ближайшую пару дней подпишет официальный отказ от материнских прав, и что максимум месяц, и я буду уже в детдоме.

С одной стороны, это не было такой уж проблемой, ведь восемнадцать лет мне должно было исполниться всего лишь через три месяца, то есть, в детский дом я бы, скорее всего, не попал. А если бы и попал, то максимум на месяц-два. А потом просто устроился бы на работу, а друзья помогли бы мне с жильём на первое время.

Но с другой стороны, мне стало как-то обидно, что я вырос в одном месте, привык жить в определённом темпе и определённой обстановке, а какая-то больная, пусть даже это и моя мама, заявляет мне такое.

Решение проблемы пришло быстро. Поскольку я заранее знал, что моя мать — существо крайне агрессивное, особенно если её кто-либо попытается избавить от её привычки, то я уже сразу знал, на какое место давить.

Я очень хорошо общался с одним своим преподавателем, деканом кафедры психиатрии. Естественно, у него была и практика. В клинике имени Кащенко. В психушке. Я пришёл к нему и быстро изложил суть своей проблемы, и он обещал помочь.