Читать интересную книгу Пуля для Власова. Прорыв бронелетчиков - Игорь Карде

— Коля, а ну погляди пока. Сейчас я этому козлу врежу…

Немецкий летчик только этого и ждал, моментально довернул и помчался навстречу. Они пронеслись в нескольких метрах друг от друга, разойдясь, боевым разворотом ушли вверх и, разогнавшись, снова сошлись, едва не столкнувшись крыльями. Снова ручка на себя, максимальные обороты мотору и размазывающая по сиденью перегрузка. Из второго разворота "Як" вышел с трудом, дрожа – вторая вертикаль съела скорость. Немец успел чуть раньше и оказался немного выше. Он уже развернулся и теперь заходил в лоб, опустив нос для лучшего разгона. Белесые нити трассеров потянулись друг к другу, словно лазерные лучи и истребители вновь разошлись, чтобы синхронно уйти в вираж. Ревели моторы, белые жгуты воздуха срывались с крыльев и две машины носились по кругу, пытаясь перекрутить, зайти противнику в хвост.

Немец оказался умелым. Обычно вражеские пилоты не любили виражи, старались их избегать, но этому, казалось все нипочем. Он держался крепко, некоторое время даже одолевал, выиграв угол и опасно приблизившись к саблинскому хвосту. Пришлось напрячься. "Як" буквально стал на крыло и за несколько витков все же перетянул немца. Платой стала промокшая насквозь гимнастерка и упавшая до минимума скорость. Еще секунд десять и врага можно будет расстреливать как в тире. Бой был практически выигран.

Вражеский летчик считал иначе. Он неожиданно вышел из виража, несколько секунд летел прямо и когда Виктор уже загнал его худой, серый фюзеляж в прицел, резко потянул вверх.

— От с-сука!

Такой маневр был знаком. Немец в один момент превратился из жертвы в охотника. Подставляя хвост, он вынудил Виктора потерять в вираже скорость, а сам в последний момент ушел на вертикаль, чтобы перевернувшись упасть беспомощную, неспособную маневрировать добычу.

— А вот хрен тебе!

Нескольких секунд хватило, чтобы немного разогнаться, а затем резко кинуть машину в сторону. Трасса вспорола воздух рядом с кабиной, "мессер" проскочил следом, потянул наверх. Виктор за ним не пошел, отвернул в сторону, набирая скорость.

Следующая атака случилась практически через минуту. Враг набрал немного высоты, разогнался и атакующим соколом кинулся сверху, заходя в хвост.

— Ну давай, давай… — когда до "мессера" оставалось метров сто пятьдесят, Виктор коротким, ювелирным движением увел "Як" вправо и сразу же кинул его обратно, подворачивая вверх. Перегрузкой его чуть не размазало по сиденью, но главное было сделано – разогнавшийся немец его проскочил и теперь оказался впереди, прямо перед носом.

— А теперь – ответка…

Но загнать врага в прицел не получилось. Перепуганный неожиданным исходом немец, видимо полностью выбрал ручку на себя и "мессер" рванул верх как заправский спринтер, закручивая в петлю. Виктор, бросился следом. Это едва не стало роковой ошибкой, имеющий меньшую скорость "Як" за малым не свалился в штопор в верхней точке. Но машину кое-как удалось удержать, и начался жесткий маневренный бой. Немец попался настырный: дрался зло, не боясь перегрузок, и пилотировал как Бог. Его "Мессершмитт" сидел в небе как влитой, ни разу даже не покачнувшись на запредельно минимальных скоростях, четко, быстро выполняя все маневры. Это был не новичок – хвост вражеского истребителя рябил от отметок побед, цифра "13" на фюзеляже и командирский треугольник выдавали явно не рядового бойца. Виктор даже рассмотрел летчика – тот оказался крупным мужчиной, с волевым подбородком, в легком шлеме – сеточке. Кольнула зависть. У самого Саблина из-под шлемофона давно текло ручьем и он решил, что валявшемуся в вещмешке, весеннему трофею пора найти применение.

Петли сменялись виражами, те восходящими спиралями и вновь перетекали в виражи и петли. Ревел перегретый движок, пот стекал по лицу, и некогда было его вытереть. От усталости Виктор с уже трудом соображал, но тянул ручку, выжимая из самолета все, что только можно. Желание осталось только одно: — хоть на минуту, хоть на десять секунд получить передышку, отдышаться. Но немец упрямо атаковал, не давая ни единого шанса на отдых. Оставалось сцепить зубы и держаться. Держаться на остатках воли.

— Колька! — вместо слов из горла вырвался сдавленный клекот, — я щас… выскочу… прямо под тебя. А ты… отсеки эту суку!

Это был последний шанс, выжить. Плевать на проигранный поединок, но жизнь дороже. Улучив удобный момент, он резко вывел истребитель из виража и помчался к маячившей в паре километров черточке Колькиного "Яка". В этот момент почему-то стало страшно. Страшно, что немец догонит и расстреляет, словно последнего труса, позорно покидающего бой. Он заполошно обернулся, боясь увидеть расписанный спиралью нос "мессера", огоньки выстрелов на пулеметных стволах…

Увидел только хвост. Немец драпал в противоположном направлении, к своему ведомому и возвращаться, похоже, не собирался. Тогда Виктор засмеялся. У него тряслись колени, во рту был привкус крови, а одежда насквозь промокла от пота, но он все равно смеялся радостным смехом идиота. Он снова оставался живым.

После посадки и короткого доклада Саблин завалился в Колькину нору и заснул мертвецким сном. Добудились его лишь утром…

А на следующий день в полку объявились корреспонденты армейской газеты. Их появление вызвало в полку фурор. За ними всюду таскались по двое-трое, мигом исполняли любую прихоть и провожали тоскливым взглядом, разбрызгивая восторженную слюну. А все потому, что это были не корреспонденты, а корреспондентки. Разумеется, в части хватало и своих девчат: и красавиц и умниц. Но таких вот, не было. Чтобы холеные, чтобы накрашенные, с завивкой и маникюром, в отличной, пошитой на заказ форме…

И, разумеется, все полковые "ловеласы" сразу приняли охотничью стойку и кружили вокруг дам, словно замотивированный менеджер по продажам у первого клиента.

Гаджиев выставил напоказ новенький орден, натер его так, что тот горел подобно маленькой звезде. Надраенные до зеркального блеска сапоги сияли, едва не заглушая свет ордена, а вонь от вылитого на Тимура пузырька одеколона должно быть уже одолела всю мошкару в округе. Лабудько выглядел скромнее, но толщина выступающего на добрый сантиметр подворотничка заставила бы удавиться от зависти дембелей будущего. Оставалось оплакивать погибшую ради этого простынь.

Но всех побил Иванов. По такому поводу он тоже приоделся, нацепив сберегаемую для торжественных случаев фуражку с золотистым "крабом" и длинным, плоским козырьком. Хромовые сапоги, спущенными книзу и сжатые в гармошку так, что издалека их можно было принять за ботинки, горели на нем огнем. Звезда героя и три ордена указывали в нем явного фаворита.

Корреспонденток было двое – Настя и Рая. Две молодые девчонки, труженицы фотоаппарата и печатной машинки. Высокие, стройные, красивые. Раю уже окружили ухажеры, и она вяло отбивала их лихие кавалерийские атаки, Настя брала у Саблина интервью…

— Вы, главное, акцент правильно поставьте, — беспокоился Виктор. — Что истребители Як-1 и Як-9 превосходят новейшие немецкие истребители в манёвренности. Но маневренность хороша в обороне, а нужно самим навязывать агрессивный бой…

Настя задумчиво кивала головой, начинала что-то править, снова черкала. Виктор смотрел, как она ловкими, лаконичными движениями выводит буквы и любовался ее руками. Видимо что-то не получалось, девушка сердито хмурила широкие брови, задумчиво грызла кончик карандаша, черкала в блокноте. Наконец она сбросила со лба непослушную прядь волос, и устало улыбнулась.

— Кажется, получилось! — голос у нее был мягкий, певучий. Она вся она была такая тоненькая, высокая, с нежным и прекрасным лицом и огромными серыми глазами, что перед ней хотелось упасть на пол и завилять хвостом… А еще лучше затащить в койку.

— Дайте-ка, — не дожидаясь ответа, Виктор взял у нее блокнот и вчитался в исписанные мелким, красивым почерком листки. В принципе написано было неплохо, но некоторые фразы драли глаз.

"Его бесстрашие и высокое летное мастерство", — пафосно затянул он. — Выбросьте. Выбросьте и никогда не вставляйте. Или вот… "наземные войска высоко оценили подвиг летчика". Это вообще ни в какие ворота! Уберите!

— Но почему? — обиделась за свою работу Настя. — Это же правда. И товарищи ваши говорили и командир…

— Я вам скажу одну банальную вещь. Совершенный подвиг – это, как правило, следствие чьей-то ошибки или некомпетентности. И то, что мне пришлось одному драться с толпой "фоккеров", говорит о том, что мы прое… э-э-э… где-то ошиблись. Так не должно было быть… — Но так можно очернить или принизить почти все, — девушка сердито нахмурила брови. — О чем тогда писать?

— Ладно, остальные подвиги можете оставить, а мой – уберите!

Она фыркнула, потом захихикала. Глядя на нее рассмеялся и он.