в ящике справа… — повторяет Женя, собирая свои кудрявые волосы в хвостик на макушке.
— Аделя-я-я, иди сюда! — кричу, выйдя в коридор.
Спустя полчаса мы садимся за стол.
Я тоже могла бы что-то приготовить. Вообще-то я люблю готовить и даже окончила кулинарные курсы. Если бы я знала, что Жене нужна помощь...
Я готовила Егору. Всегда, когда оставалась у него на ночь. Чёртовы ужины. Кому они вообще были нужны?
Сжав вилку, смотрю в тарелку, теряя аппетит.
На соседний стул приземляется Алекс.
— Оранж джус? — любезно предлагает он.
— Ес, ма френд, — вздыхаю я.
— Энд ми, плиз. — Шлёпает перед ним свой стакан сестра.
Вспоминаю, что забыла поставить на стол салфетки и положить себе столовый нож.
Подойдя к разделочному столу, открываю ящик и беру разноцветную пачку.
Как раз в этот момент входная дверь открывается, являя нам Федора Немцева, одетого в строгие серые брюки, белую рубашку и коричневые кожаные туфли.
Пачка салфеток вываливается из моей руки и шлёпается на пол.
Браво, То-ня!
Осмотрев присутствующих, снимает солнечные очки и кладёт их в нагрудный карман рубашки, говоря:
— Приятного аппетита.
Крутанувшись вокруг своей оси, открываю ящик со столовыми приборами и пару секунд смотрю на отполированные ложки и вилки, будто вижу их первый раз в жизни и прикидываю, для чего они нужны. На самом же деле перед моими глазами стоят завернутый в кипенно-белую рубашку торс вновь прибывшего и идеально сидящие на его бёдрах брюки с безупречно отглаженными стрелками.
Просто вопиющий перфекционизм!
Мамочки… ему идёт...
— Тоня, поухаживаешь за Федей? — окликает Женя за спиной.
— Угу… да… — отвечаю поспешно, выхватывая из ящика вилку и оглядываясь через плечо.
Пока я бессмысленно пялилась на столовые приборы, он успел преодолеть разделяющее нас расстояние и по пути подобрать с пола пачку салфеток, о которой я уже напрочь забыла!
Да что со мной сегодня творится?
Скосив глаза, слежу за каждым его движением, будто вижу впервые.
Он ведёт себя невозмутимо. Абсолютно. Что ж, я тоже так умею!
Молча положив салфетки на столешницу, подходит к мойке и открывает кран, чтобы помыть руки. Сосредоточенно расстёгивает манжеты рубашки и закатывает до локтя рукава, оголяя предплечья и свою татуировку. Его тёмные волосы немного влажные у висков, и это неудивительно, потому что сегодня, как и вчера, и позавчера, — дичайшая жара!
По жилистой загорелой шее под воротник рубашки стекает капля, а над верхней губой у него четыре маленьких родинки...
Еле заметно повернув голову, смотрит на меня краем глаза и проводит по затылку мокрой ладонью.
Опомнившись, резко выхватываю из ящика два столовых ножа, которые с лязгом падают на кафельный пол, выскользнув из моих безмозглых пальцев.
— Чтоб тебя... — бормочу и взмахиваю руками, отскочив в сторону и врезавшись поясницей в столешницу.
Немцев без резких движений наклоняется над полом и собирает ножи один за одним. Выпрямившись, протягивает мне приборы, тихо замечая:
— Если собираешься ещё что-нибудь уронить, роняй, пока я здесь.
Его глаза заглядывают в мои, и теперь мне самой жизненно необходимо куда-нибудь их спрятать!
Забираю у него приборы, пробормотав:
— М-м-м… можешь быть свободен…
— Помочь с посудой?
Покосившись на обеденный стол, чувствую, как начинают полыхать щёки. Чувствую его взгляд на своём лице, а ещё чувствую его запах. По моим рукам бегут мурашки, и мне вдруг становится немного страшно, потому что я его совсем не знаю, но совершенно точно хочу узнать.
Боже, это плохая идея…
Отчего-то мне кажется, что этот урюк не совсем тот человек, с которым можно закрутить обыкновенный курортный роман… просто он так на меня смотрит, будто, если дам ему руку, он оттяпает её по самый локоть.
Возможно… я позволю ему сводить себя на свидание. Только возможно!
Отвернувшись, беру с подставки тарелку и несу к столу вместе с чистыми приборами и салфетками.
— Твои странные котлеты в холодильнике, — говорю, обернувшись и смерив его с головы до ног независимым взглядом.
Прикусив губу и поколебавшись секунду, ставлю чистую тарелку прямо напротив себя, потому что всё ещё планирую придерживаться плана, который гласит: “я ничего не помню, ничего не видела и вообще это была не я”.
Усевшись на место, принимается за свою особенную еду, по традиции глядя строго перед собой и не принимая участия в разговоре.
Очевидно, правило про глухоту и немоту за столом он усвоил в детстве на пять с плюсом!
Тоже пытаюсь поесть.
— Мы сегодня играем? — громко спрашивает Алекс, а я резко вскидываю глаза, потому что под столом моей босой стопы только что коснулась чужая туфля.
Смотрю на его дядюшку, но тот по-прежнему в своей тарелке.
— В душ только схожу, — отвечает он.
— Во что играете? — Вытягиваю под столом ноги, задевая прохладную ткань серых брюк.
Закусив губу, вижу, как дергается кадык нашего вегетарианца, а чёрные глаза перемещаются к моему лицу.
Чёрт…
Мы только что обозначили новые правила игры?
— В Мортал Комбат, — поясняет Алекс. — Это не для девчонок, мон шерри.
— Я тоже хочу… — хнычет Сеня, слизывая молочные усы и с мольбой глядя на мать.
— У тебя в девять отбой, и у меня сегодня тоже, — зевает Женя.
— Я не хочу спать! — возмущается самый маленький Немцев.
— Тебе это кажется… — отмахивается она.
— Мы тоже сыграем, — объявляю, хлопнув в ладоши.
Сегодня я… не хочу выходить из дома...
— То-ня… — вздыхает Алекс. — Я не бью женщин.
— А я не беру пленных, Алехандро, — усмехаюсь ему.