Иржи не согласен:
– По совести, в музее должны быть ваши грузовики. Так носиться по си-
бирским дорогам, по колдобинам и оставлять шоферов в живых! Если под-
бирать по пути запасные части, отвалившиеся от ваших машин, можно уком-
плектовать половину автохозяйств Сибири!
К Дубининым набивается полно людей. Старики вспоминают, как в
марте 1919 года на станцию Зима пришли эшелоны 4-го чешского полка.
Полк отказался выступать против Красной Армии; когда партизаны взяли
под контроль движение белогвардейских поездов, связной между чешским
полком и партизанами была Ядвига, мать Андрея Ивановича, бабушка Евге-
ния Евтушенко. Она служила буфетчицей в Народном доме, там была штаб-
квартира местной контрреволюции, при ней застенок для заключенных. Че-
рез Ядвигу чехи передавали партизанам оружие, помогали арестованным
устраивать побеги.
Мать Ядвиги, житомирская крестьянка Варвара Кузьминична Байков-
ская, не потерпев обиды от помещика, убила негодяя и пошла по этапу в Си-
бирь. Ее муж, участник польского восстания, взял сына Степана на руки и
пошел вслед за нею. Сестра Степана Мария вышла замуж за Ермолая Наумо-
вича Евтушенко. Белый офицер перешел на сторону большевиков и в 1938
году сгинул в одном из сталинских лагерей.
Вечером дядя Андрей и тетя Женя уложили нас на полу, на свежих про-
стынях, под большим ватным лоскутным одеялом, не переставая извиняться
за бедную постель. Им было не понять, и никакими словами их не убедить,
какое для путешественников счастье именно эта постель в сибирском доме,
на пахнущем тайгою свежевымытом деревянном полу, и как прекрасно снова
чувствовать себя странниками и сладко засыпать под тиканье настенных ча-
сов с гирькой на цепи.
Утром Владимир Иванович принес большого хариуса, такие еще водят-
ся в Оке.
– Андрей Иванович, – спросил Мирек хозяина, – это вы поймали такую
крупную рыбу?
Андрей Иванович человек честолюбивый, его так распирало подтвер-
дить, что именно он ее поймал, но говорить неправду было свыше сил, и он
выпятил грудь:
– Это мы, Дубинины, поймали!
Провожать гостей собралось много зиминцев. Все просят Андрея Ива-
новича найти предлог задержать гостей. Андрею Ивановичу тоже хотелось
показать город, но у путешественников впереди долгий путь. Андрей Ивано-
вич спросил Мирослава:
– Вы много ездили по свету. Разных людей повидали. Если по правде –
что вы скажете о русском народе?
Мирек обнял его:
– У вас сердце здесь, всегда на ладони.
…В двадцатых числах августа 1968 года, прочитав в газете «Заявление
ТАСС» о вводе в Чехословакию союзных войск, Андрей Иванович Дубинин,
родной брат Владимира Ивановича, муж Евгении Иосифовны, отец Эли, дядя
Евгения Евтушенко, недели две не захочет никого видеть и не будет показы-
ваться на людях. А когда появится у себя на крыльце, на вопросы соседей, не
случилось ли чего, опустит голову:
– Эти танки… Стыд-то какой перед людьми.
…Солнце уже в зените, когда «Татры» вкатываются в Тулун. Откуда
столько пыли! Как будто бьют пескоструйные аппараты. Сквозь густую пе-
лену едва различима городская больница и школа-интернат. Какую умную
голову осенило поставить эти здания у проезжей дороги?
Иржи отчаянно чихает:
– Такой пыльный город вижу второй раз в жизни. Первый был Чако в
Аргентине!
– Мы вторая Аргентина, слышали? – обращается к сопровождающим
польщенный глава города. В Японии, говорил ему Мирек, тоже много не-
устроенных дорог. А пыли нет: в пять утра женщины поселка выходят с вед-
рами и поливают дорогу. Хозяин Тулуна привык слышать от иностранных
гостей только тосты за дружбу. Он обескуражен и обещает «начать борьбу».
– Милый товарищ, не надо борьбы! – взмолился Иржи. – Надо завтра
выйти на дорогу с ведрами. Поливать лучше не водой, а разбавленным мазу-
том.
Когда мы садились по машинам, хозяин города долго и со значением
тряс руки путешественников. Едва за ними захлопнулись дверцы машины,
он повернулся к свите:
– Вот вам демократы, мать их так… Сидят у нас на шее и еще учат!
Несколько часов спустя, когда на селекционной станции, одной из са-
мых старых в Восточной Сибири, директор по обычаю стал рапортовать о
достижениях при советской власти, Иржи не выдержал:
– Дорогой товарищ, – заулыбался он, – мы чувствуем здесь себя не как
гости, а как друзья. Ваши успехи – наши успехи тоже, а ваши неудачи – тоже и
наши неудачи. Мы строим один большой дом.
– Вы меня не поняли, товарищ Ганзелка. Чтобы лучше оценить достиг-
нутое, надо сравнивать с тем, что здесь было до революции, – директор указ-
кой водил по диаграмме на стене. А Иржи продолжал улыбаться.
– Хотите мое мнение? Чтобы идти к цели быстрее, надо больше смот-
реть, чего не хватает, куда тянуться, сколько еще шагов до уровня самых
развитых стран. Мне кажется, что ваши успехи – норма, а если что не так –
это отклонение от нормы. Вы согласны? Не сердитесь, пожалуйста…
…Услышать чешскую речь в Нижнеудинске! Чей-то баритон знакомо
перекатывает во рту мягкие, округлые, бархатные слова, словно мы где-
нибудь в Домажлицах или в Будейовицах. Иржи набрасывает на плечи курт-
ку и торопится по коридору гостиницы, Мирек за ним. У столика дежурной
незнакомец в черном костюме, белой рубашке, в руках соломенная шляпа,
привычная скорее в Крыму.
– Честь праце, соудруги! Вчера вечером ваши «Татры» шли мимо нашей
деревни. Я махал рукой, вы не заметили… Извините, Иосиф Иргл, директор
школы из Шеберты. Для деревни Иосиф Антонович, для всей округи просто
«чех из Шеберты».
Сибирь – это Вавилон; прикроешь глаза и видишь, как бредут связан-
ные веревкой девять тысяч пленных солдат и офицеров армии Карла ХII,
участников Северной войны, разбитых под Полтавой. Многие шведы жени-
лись на сибирячках, приняли православие. Когда срок ссылки закончился, не
все вернулись на родину. От оставшихся пошли голубоглазые светловолосые
русские с нерусскими фамилиями. Гуще других было поляков, участников
революционных восстаний. Чехов тоже хватало.
Я знал историю Яна Вельцла, искателя приключений из Забржега (Мо-
равия). В конце ХIХ века он устроился кочегаром на итальянское грузовое
судно, побывал в Австралии, на островах Океании, в Африке, Японии, во Вла-
дивостоке сошел на берег, добрался до Байкала, строил с артелью Трансси-
бирский рельсовый путь, а потом с лошадкой, единственной собственно-
стью, пошел к океану. Тридцать лет неугомонный чех провел на Новосибир-
ских островах. Когда я попал на острова в середине шестидесятых, еще ходи-
ли о нем рассказы, как он торговал пушниной и рыбой, стал хозяином фак-
тории. Его шхуна «Лаура» потерпела крушение вблизи Америки в 1924 году.
Когда Вельцл вернулся в Чехию, с его слов журналисты написали несколько
книг.
И вот Иосиф Иргл.
История семьи Ирглов в России началась в царствование Александра III,
когда крестьяне из Чехии и Моравии, томясь в империи Габсбургов, приняли
приглашение русского императора заселять на льготных условиях пустую-
щие земли на Волынщине. Они выкупили шестьдесят тысяч гектаров земли,
построили мельницы, пивоварни, сахарные заводы, дома и школы. В Первую
мировую войну волынские чехи в составе чехословацкой воинской части во-
евали с Австро-Венгрией. Победа большевиков в Петрограде, гражданская
война в России, дележ Западной Украины между Россией и Польшей (1921 г.)
разбросали волынских чехов; оказавшись на советской территории, отец
Иосифа был, как говорили, раскулачен, семью выслали в Восточную Сибирь,
в Шеберту под Нижнеудинском. Иосиф Антонович учит детей географии.
«Какой я чех? Я чешский сибиряк...»
И все-таки были, были три счастливых года, когда Иосиф Иргл ощущал
себя чехом. В 1942 году он попал в чехословацкий корпус Людвика Свободы,
в бригаду полковника Пршикрыла, был парашютистом-десантником. Его
группу, сорок человек, сбросили в Словакии под Банска-Быстрице; они ввя-
зались в бой, но силы были неравны, парашютисты ушли партизанить в леса.
К ним примкнули бежавшие от немцев власовцы и пленные венгры. Три
сотни партизан воевали до конца войны, пока не соединились с частями Со-
ветской Армии. После победы Иосифа потянуло домой – в Сибирь, обратно в
Сибирь.
Мало кто из чехов так чувствует русских, как за многие годы их научил-
ся понимать чех из Шеберты. И вот что его поражает: здесь люди легко при-