Ему нравились сильные женщины. Все его возлюбленные, случайные и неслучайные, были неординарными личностями. Та же Флер (при мысли о которой Сезар слегка помрачнел) выделялась на фоне других, несмотря на то что была приехавшей в Париж провинциалкой. И графиня де Бриан могла бы стать такой же яркой звездой на небосклоне, если бы дала себе труд задуматься. Однако сейчас Сезару было не до размышлений о причинах, побуждавших графиню к подобному поведению. Возвратившись к участникам пикника, он увидел, что нужный ему человек завершил свой спор и находится в одиночестве.
Человеком этим был Марк-Антуан Лефевр, происхождения не слишком знатного, однако принятый в обществе из-за его политических связей. Еще отец его состоял в советниках при Наполеоне Бонапарте, а когда император столь бесславно завершил свой путь, старик, ввиду невозможности последовать за своим кумиром в изгнание на остров Святой Елены, совершил самоубийство. Тогда это была громкая история, прославившая небогатое семейство Лефевров и сделавшая их на несколько месяцев героями парижских газет. Наследник политической славы, Марк-Антуан, естественно, пошел по стопам отца и вот уже четверть века умудрялся выживать при смене политических режимов, оставаясь на плаву и безропотно проглатывая все едкие комментарии, которыми награждала его пресса. Сейчас он занимал какую-то должность при Наполеоне III; Сезар, к своему стыду, запамятовал, какую именно. Однако это не слишком важно. Важным было то, что Лефевр был хорошим знакомым Алексиса де Шартье и мог сообщить нечто интересное.
Заговорить с ним не составило труда. Виконт по дуге обогнул стайку разряженных дам, строивших ему глазки, и, испросив разрешения, подсел за стол Лефевра. Пока его собеседники, такие же пожилые политики, как сам Марк-Антуан, оставили его в покое, Сезар намеревался выудить все сведения, которые только можно наловить в этом пруду.
– А, молодой Моро! – воскликнул Лефевр. Он был невысок и тучен, и лицо его напоминало примятый блин, а улыбка обнажала крупные, желтоватые от курения зубы. Он и сейчас курил трубку, распространяя вокруг запах дорогого табака. – Что ж, рад видеть, что вы находитесь в здравии.
Марк-Антуан знавал еще отца виконта и потому мог позволить себе некоторую фамильярность в обращении.
– И я рад вас видеть, господин Лефевр, – искренне произнес Сезар. Несмотря на свою ненависть к политике, он умел отделять деятельность от человека и считал Лефевра весьма приятным собеседником. – Надеюсь, ваша семья здравствует?
– Все хорошо, все хорошо. Ну а вы не женились еще? Ходили какие-то слухи…
Сезар махнул рукой: историю с госпожой де Виньоль ему будут вспоминать еще долго.
– Помолвка расстроилась по обоюдному согласию.
– Значит, вы в новом поиске, я смотрю. Водили на прогулку графиню де Бриан.
– Вы все замечаете!
– Да об этом сразу заговорили, как только вы двое ушли. Она странная женщина. Вы уверены, что хотите обратить на нее свое внимание? Она, конечно, не бедна, однако способна доставить массу проблем.
– Я всего лишь слушал размышления графини о жизни, и только.
– В таком случае, я спокоен, мальчик мой.
– Что ж, я немного развею ваше спокойствие. Вы ведь знали Алексиса де Шартье?
Лефевр, старый волк, конечно же, сразу понял, о чем Сезар на самом деле спрашивает. Ухмыльнувшись, Марк-Антуан огляделся, убедился, что никто не проявляет интереса к их беседе, и спросил, понизив голос:
– Заинтересовались этим делом, а?
– Не без того, – сознался виконт.
– Вы пронырливы, мальчик мой, и можете докопаться до истины. Только вот понравится ли она вам?
– Вы что-то знаете о делах Шартье? – ухватился за ниточку Сезар.
Марк-Антуан пожал плечами:
– Все о делах другого человека ведать бессмысленно, а зачастую и не нужно. Что вы хотите знать, Моро?
– Все, что вы сможете мне рассказать, Лефевр, – ответил Сезар ему в тон.
– Ну, о его семье вы можете узнать и не от меня. Ничего особенного. Он первый, кто стал активно выступать против власти, остальные прячутся в провинции, поджав хвосты. И Алексис не был обделен ни талантом, ни умом. Однако подчас у него возникали весьма странные идеи. К примеру, он какое-то время назад, года четыре или около того, готовил покушение на президента. К счастью, его отговорили друзья.
– Он ведь был сослан?
– Сослали его за нелицеприятные высказывания в адрес его величества. Алексис кое-что наболтал корреспонденту «Фигаро», ну и наговорил лишнего, а парень не постеснялся нарисовать образ господина де Шартье черными красками. – Марк-Антуан перебросил трубку из одного угла рта в другой. – Если же вы хотите знать, чем он занимался, когда вернулся из Лиона, я не следил. В Лион Алексис уезжал полностью сломленный. Ему казалось, что жизнь его пошла прахом.
– Вы встречались с ним?
– Да, столкнулся у кого-то на приеме. Я приехал, он уходил. Он уже получил распоряжение покинуть столицу, и на Алексисе лица не было. Я посочувствовал ему, однако он, кажется, мало что услышал из моих речей. Он был слишком опрометчив, – усмехнулся Лефевр, – чтобы понять: когда ветер меняется, можно повернуться, как флюгер или же – если ветер силен – умереть. Сквозняков не боятся, однако нынче у нас не сквозняк. Грубые проявления прогресса называются революциями. Когда они кончаются, можно заметить, что человечество получило хорошую встряску, но зато подвинулось вперед. Многие отказываются это принимать. Таков был и Шартье. К тому же не могу утверждать, что хорошо знал его: он всегда был человеком скрытным.
– У каждого человека три характера, – пробормотал виконт, – тот, который ему приписывают, тот, который он сам себе приписывает, и, наконец, тот, который есть в действительности… Благодарю вас, Лефевр.
– Не за что благодарить, мальчик мой. Пользы от меня, как видите, немного.
– А вы не знаете, что могло связывать Алексиса де Шартье с двумя другими погибшими – с Ратте и Надо?
– Увы, я сам терялся в догадках, когда читал статьи в «Ла Пресс». Не уверен, что здесь вообще существует какая-то связь. Однако не удивлюсь, если она была. Люди – существа непредсказуемые и свои убеждения не вывешивают на стенку. Те, кто громче всех кричит, обычно менее опасны, чем те, кто прячет истинные намерения под рассеянной улыбкой. Хотя я эту связь на первый взгляд определить не могу и уж тем более не могу представить, что могло связать Ратте, которого я также знал, с Шартье, – я не следил за ними денно и нощно.
– Благодарю, – снова произнес виконт, и они с Лефевром распрощались.
Домой Сезар возвращался в большой задумчивости и некотором разочаровании.
Если не считать забавного эпизода с графиней де Бриан, день прошел из рук вон плохо. Виконт рассчитывал многое узнать от Лефевра, однако тот то ли действительно не знал, о чем идет речь, то ли не захотел говорить. Никакой фальши в его словах Сезар не усмотрел, ну так Лефевр – политик, он привык маскировать правду за неторопливыми речами. По сути дела, он лишь повторил то, что виконту уже было известно: Алексис де Шартье был замкнут, и о его делах мало кто знал. Возможно, придется заплатить журналисту, чтобы он нашел все газеты, где писали о Шартье. Нелегкая задача, однако, возможно, это что-то даст.