Сообщества такого типа образуют децентрализованную «сеть» довольно простых и глупых существ, которые, действуя совместно, эффективно и быстро принимают весьма сложные решения. Анонимная, с оговорками, колония крыс проявляет поведение, о котором некоторые биологи говорят как о «коллективном разуме». Стадо антилоп мгновенно реагирует на замеченного одной из них льва. Муравьи и пчелы владеют такими технологиями, которые не снились ни одному слону или дельфину[67]. И это при том, что у каждого отдельного муравья или пчелы практически нет мозгов.
Муравьи — один из самых успешных видов животных на Земле. Они распространены по всему миру, за исключением Антарктиды и некоторых удалённых островов, образуя от 10 до 25 % биомассы наземных животных, превосходя долю позвоночных.
Муравьи образуют семьи, размеры которых варьируют от нескольких десятков особей до высокоорганизованных колоний, состоящих из миллионов особей и занимающих большие территории. Крупные семьи состоят в основном из бесплодных бескрылых самок, формирующих касты рабочих и солдат или другие специализированные группы. Почти во всех семьях есть самцы и одна или несколько репродуктивных самок, называемых царицами или королевами.
Сложная система коммуникации и координации действий относительно примитивных насекомых позволила им достичь высот, недоступных никакому другому виду на Земле за исключением людей. Многим видам муравьёв известно животноводство и земледелие — они разводят тлей, выращивают грибы. В лесах Амазонки существуют так называемые «Сады дьявола» — участки, на которых растёт только один вид деревьев — Duroia hirsuta. Рабочие муравьи вида Myrmelachista schumanni («лимонные муравьи») убивают зелёные ростки иных видов, впрыскивая в их листья муравьиную кислоту как гербицид. Таким способом муравьи дают своим любимым деревьям свободно разрастаться без конкуренции. Наибольший из известных «Садов дьявола», насчитывающий 328 деревьев, имеет возраст около 800 лет.
Муравьи могут не только строить муравейники выше человеческого роста, уходящие под землю на несколько метров (что в масштабе превышает самые грандиозные сооружения, созданные человеком), но и объединяться в суперколонии, состоящие из нескольких гнёзд, рабочие муравьи которых свободно перемещаются между ними. Одна из крупнейших суперколоний на острове Хоккайдо в Японии включает примерно 306 миллионов рабочих муравьев и один миллион маток, которые живут в 45 000 гнезд на площади 2.7 км².
Слово «царица», часто применяемое для обозначения муравьиной матки, подразумевает, что она является центром муравьиной семьи, однако в действительности им являются рабочие муравьи. Чем больше в муравейнике самок, тем «непочтительнее» отношение к ним рабочих. Рабочие муравьи переселяют самок из одной части гнезда в другую, передают на обмен в другие гнёзда, убивают тех, чья плодовитость стала слишком низкой. Рабочие контролируют и воспроизводство особей в семье: уничтожают лишних личинок или изменяют режим их кормления для изменения соотношения численности каст в семье. «Царицы» — всего лишь общий ресурс муравьиной семьи, наподобие стада коров в деревне.
Муравьи действуют согласованно и последовательно не за счет единого центра, а за счет «роевого интеллекта» — коллективного поведения децентрализованной самоорганизующейся системы.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Муравьи
Наиболее умные и сообразительные существа — приматы, львы, слоны, дельфины, волки — естественно, обладают более выраженными индивидуальными различиями и потому обычно живут небольшими группами особей, способных узнавать друг друга[2]. Отношения внутри групп, которые образуют эти животные, выстраиваются на репутационной основе. Например, доминирующего самца не будут задирать остальные самцы именно потому, что он имеет соответствующую репутацию, а на крик «тут есть еда» отреагируют активнее, если он издается особью, имеющую репутацию хорошего добытчика.
В крупном человеческом обществе индивидуальные репутационные связи перестают работать ввиду большого числа особей внутри группы и, соответственно, большого числа незнакомцев, которые постоянно окружают людей.
С момента появления первых крупных человеческих сообществ эта проблема решалась путём подмены индивидуального узнавания групповым, основанным на культурных стереотипах — по признаку языка, религии, традиций или путём условного включения малознакомых индивидуумов в состав привычной биологической иерархии. Таким образом, люди могли взаимодействовать в составе очень больших групп, просто подгоняя каждого конкретного незнакомца под ограниченное количество шаблонов или ролей и присваивая ему стандартную для этих ролей репутационную оценку.
Естественно, в качестве таких ролевых шаблонов люди стали использовать устоявшуюся иерархическую схему взаимоотношений в родовой общине. Так вожди и цари стали «отцами» своих народов, а, например, солдаты-однополчане — «братьями по оружию». Таким образом, люди не пошли по пути муравьёв, а просто научились масштабировать иерархию до очень больших размеров.
Есть интересная закономерность — и у муравьёв, и у пчел, и чуть ли не у единственного вида млекопитающих, умеющих строить масштабные инженерные сооружения — бобров, ведущую роль играют, как правило, самки[68]. Видимо, присущая самцам общественных животных, состоящих в персонифицированных группах, агрессивность и склонность к доминированию, так ярко проявляющаяся на протяжении всей человеческой истории, не помогает, а скорее мешает коллективным действиям больших человеческих групп[66]. Кроме того, в отсутствие управляющих инстинктов и прочных репутационных связей, мешает оппортунизм участников этих групп (то есть следование индивида своим интересам в ущерб интересам группы), когда появляется, так называемый «эффект безбилетника»[20] У общественных насекомых инстинктивный коллективизм заложен генетически, у нас — обычно распространяется на ближайших родственников или членов небольших групп[17].
Эффект безбилетника
Когда люди могут получить благо независимо от того, заплатили они за него или нет, у них меньше стимулов платить. У них есть соблазн стать безбилетниками: людьми, которые пользуются выгодами, не оплачивая свою долю издержек, связанных с обеспечением этих выгод. Но если ни у кого нет стимула оплачивать издержки, ни у кого не будет стимула обеспечивать эти выгоды. В результате общественные блага не будут производиться, несмотря на то, что каждый оценивает их выше, чем издержки, связанные с их производством.
Действия людей определяются издержками, которые они ожидают понести, и выгодами, которые они ожидают получить в результате этих действий. Если выгоды, которые выпадают на долю индивида, будут абсолютно одинаковыми во всех отношениях вне зависимости от того, совершит он или нет какое-то определенное действие, и предпринимая его, он будет нести значительные издержки, он не совершит этого действия.
По материалам: Heyne, Paul T. The Economic Way of Thinking [69]
С ростом производительности труда, совершенствованием оружия и письменности, царства и империи становились всё более централизованными не потому, что это было разумно, а просто потому, что это было возможно. Царь или тиран, единолично управляющий империей большего размера, имел или думал, что имел больше дани, собираемой с провинций. На практике же расходы на сбор налогов, содержание аппарата, предназначенного для контроля территории и населения, содержания армии, нейтрализации конкурентов на престол, коррупцию и борьбу с ней уничтожали все преимущества больших империй для их правителей. Точно такую же видимость преимуществ от доминирования можно наблюдать даже в большом стаде павианов, в котором самки рожают детенышей, как правило, не от доминирующего самца, предотвращая тем самым инцест. Пока доминирующий самец с криками гоняется за середнячком, посмевшим ухаживать за его самкой, остальные середнячки успевают «сводить на свидание» других самок из гарема доминанта.
Любой, кто работал в госструктурах или достаточно больших частных компаниях, отлично знает, насколько неэффективна гиперцентрализация. Время реакции таких структур на изменение внешних условий измеряется годами и десятилетиями. Рабочий день большинства менеджеров почти целиком занят борьбой с трансакционными издержками. Бюрократическая иерархия стремится к неограниченному росту и её интересы практически никак не связаны с интересами тех, кто (вроде бы) является хозяином этой структуры.
Централизация и ужесточение организационной структуры позволяли предоставить гарантию трансакций и уменьшить оппортунизм членов структуры[70]. Вместе с тем иерархия требует для своего существования значительных издержек, которые превышают трансакционные издержки других типов организаций, и лишает организацию, а в данном случае, государство, гибкости при взаимодействии с окружающей средой.