Это было просто невероятно! — во всем мире, который сейчас для Энни сузился до размеров кровати с тонким гостиничным одеялом, выдержавшим бесчисленное количество дезинфекций, не могло быть ничего твердого.
Лишь мягкая, пульсирующая зыбкость.
…Она вновь открыла глаза. Ощущение, которое она испытала, соотносилось с обычным совокуплением, как звук органа и губной гармошки. Энни была потрясена пережитым. И вместе с тем ей хотелось испытать ЭТО снова — хотя она не была уверена, что у нее хватит сил.
Возможно, в следующий раз она просто умрет.
Пусть. Только отдохнет немного.
Энни поднесла к глазам руку, которая все еще сжимала неизвестный предмет. Теперь он показался знакомым. Без сомнения, вот эти крошечные выступы похожи на обыкновенные кнопки, которые можно нажать.
Ее пальцы заскользили по ним, словно повинуясь неслышной мелодии. Мелодия…
…Была столь громкой, что Энни вскрикнула. Но почти сразу звук включившегося телевизора стал почти приятным, — кажется, сейчас буквально все способно было доставить ей удовольствие.
Энни посмотрела на оживший экран. Теперь он перестал колыхаться, словно наполненный водой, и аппарат вновь обрел присущую ему прямоугольную форму. Но вода…
Вода никуда не делась.
Она хлынула из экрана — прямо на пол, заливая линялую дорожку. Вскоре Энни почувствовала как всплыла и мягко закачалась кровать. Стулья, тумбочки, сервировочный столик — все они перестали пульсировать и тоже принялись вяло покачиваться, как огрызки в помойном ведре. Неподвижен был только один телевизор, и серебристый поток, извергавшийся из него, ничуть не становился слабее. Что произойдет, когда ее комната заполнится под потолок?..
Эта мысль была совершенно безмятежной — возникнув, она легко и без следа исчезла. Энни продолжала смотреть на экран, где, как ни странно, сохранилось изображение. Картинки непрерывно менялись, и когда ей стало уже тяжело следить за их мельканием, Энни различила вдруг человека, лицо которого показалось… нет, лицо которого определенно ей было знакомо.
Ему казалось, что мозг заключен в сплошной зеркальный сосуд. Мысли, представления, образы немедленно отражались, не вызывая ничего и исчезая бесследно. Однако это было не совсем так.
Контракт. — Поездка. — Тампа.
Все, что укладывалось в эту схему, сохранялось. Более того — вызывало желание немедленно действовать.
Дважды он запускал двигатель — и дважды глушил его. Потом сложил ладони вместе и засунул между ног, словно маленький мальчик, которому приспичило в туалет. Вновь откинул голову, однако глаза его теперь оставались открыты. Но он не замечал практически ничего.
Мотор остывал, в салон постепенно забирался холод. Легкий снежок превратился в густой снегопад, который покрывал корпус и стекла "тандеберда" непроницаемым ледяным коконом. Что-то похожее происходило с его собственным сознанием. Но постепенно положение менялось. Мозг словно набирал обороты. Возникавшие мысли больше не гасли, напротив, возвращаясь, приобретали все большую яркость.
И стремительность.
Деск начинал действовать.
Бакстон… Бакстон… и пансион Йельсен… Но нет, это было позже, а до того, до того было… что же, черт подери, было прежде? Лангелан почти физически ощущал, как напрягается оболочка, сковавшая его сознание. Будто стенки котла, испытывающие предельное давление. "Что-то произойдет. Я освобожусь от этого наваждения, или…" Или котел выдержит, переработав все содержимое.
Выпустив в пар.
Возможно, была другая альтернатива — но он не знал и не хотел знать ничего больше.
Действие препарата усиливалось… Йельсен..: Он приехал и остановился у нее, а затем…
Но что было до того?
Внезапно Стивен почувствовал, как всколыхнулась в затылке боль — лениво и словно бы нехотя.
"Ах, вот оно что, старая знакомая. Давно не встречались — пожалуй, уж несколько лет".
Он впервые столкнулся с этой болью в 1988-м, когда повредил позвоночник. Тогда все окончилось благополучно, однако боль преследовала его три года. Потом прошла — казалось, уже навсегда. Выходит, он ошибался. Он ошибался, потому что, потому что рок в конечном итоге определяет все.
"Балл-амм!" Лангелан готов был поклясться, что слышал этот звук в действительности. Кокон, тот зеркальный сосуд, сжимавший его мозг, не выдержал. Он раскололся на мириады осколков, и они, кружась, стремительно исчезали во тьме — откуда и появились. А деск все набирал обороты и, кажется, не собирался останавливаться.
Препарат не являлся наркотиком. Скорее уж — антинаркотиком. Он подхлестывал психическую активность, но за все придется расплачиваться.
"Придется, да. Это будет потом, а пока я свободен — и даже более. Поэтому нужно спешить".
Лангелан включил "дворники". Их черные лапы сломали и сбросили снежную корку на ветровом стекле — словно пробили дыру из Зазеркалья в реальность. Стивен взглянул на часы.
4.15.
Ему действительно стоило торопиться, если, вернувшись в реальный мир, он надеялся еще в нем пожить.
Пожалуй, он вспомнил все, или почти все, — это уже не имело значения.
Мак Фейдак на своем табурете. Неподвижный взгляд устремлен к выходу. И револьвер. Он сжимает его в руке.
Лоб покрыла испарина, хотя в помещении не слишком-то жарко. Капли сбегают к бровям, к переносице…
Это до приезда. Но главное, разумеется, другое, потому что события, которые произошли после его общения с Руфью Йельсен, были гораздо значимее.
Он повернул ключ зажигания. Мотор ожил, — слава Богу! — и, погоняв немного двигатель, Лангелан быстро развернулся на пустынном шоссе. Бакстон.
Похоже, его собственная судьба накрепко переплелась с этим городом. Сейчас, например, она во многом зависит от того, несколько быстро ему удастся вернуться.
Вернуться и попытаться что-нибудь сделать.
Что? Ведь прошло уже семь часов, как ты завалил копа. На что можно рассчитывать?
Только на рок.
Он мчался по трассе, которую успел неплохо изучить, и уже машинально поворачивал там, где требовалось.
"Это нечто совершенно особенное. Они просто разговаривают. Всего лишь".
Только несколько фраз: минута, максимум две. С ходу, без подготовки. И это не гипноз, потому что даже мгновенный гипноз требует предварительной связи, раппорта — кажется, так это называется. И транса. Создать его трудно. И тем не менее парочка фраз с Маком Фейдаком — и тот уже хватается за ствол, чтобы убить женщину, которую видит первый раз в жизни, которую привел человек, работающий на Синдикат.
Еще несколько слов — на сей раз с журналисткой, знавшей о ситуации и, следовательно, подготовленной, — но это оказалось бесполезным… И что-то гонит ее на улицу, где она наверняка бы разделила судьбу своей чикагской подруги… не проезжай он мимо той ночью. Кстати, с тем, кто снес полголовы злополучной знакомой Энни, — с ним наверняка тоже предварительно потолковали. Скорее всего, в данный момент он лежит в постели, рядом с женой, сознавая, что совершил нечто очень важное. Смысл для него не ясен, но это не имеет значения. Тот человек просто уверен, что сделал все правильно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});