Однако в разрешении вовсе не оговаривалось наличие металлического цилиндра длиной около пяти с половиной дюймов, который легко крепился и столь же просто снимался со ствола.
Этот цилиндр представлял собой глушитель индивидуальной работы. Он превращал действительно в бесшумные (насколько это вообще возможно) лишь первые три выстрела. Далее толку от него практически не было. Однако Лангелан не мог вспомнить, чтобы ему приходилось стрелять трижды. Как правило, все ограничивалось однократным спуском курка, особенно учитывая мощность и эффективность "люгера".
Лангелан поместил пистолет за пояс, глушитель убрал в карман и застегнул куртку.
Если здесь столько говорят о сказках, пожалуй, пора навестить замок волшебника.
Он вышел на улицу, поднял воротник. Снегопад продолжался. До Фиолетового дома было верных полторы мили, но Стивен решил прогуляться пешком. Фонари еще не горели, и зыбкий отсвет умирающего где-то в бесконечной толще облаков солнца был едва виден на серых панелях зданий.
Лангелан неторопливо двинулся к развилке у двух холмов. Почему он решил, что разговор с Армистедом позволит выйти на Филипа Спаатца? И кто сказал, что местный гуру вообще знает о его существовании? Все правильно: никогда ни в чем нельзя быть уверенным.
Опыт и интуиция — но не только, потому, потому что именно рок в конце концов определяет все.
Через двадцать минут Лангелан подошел к столбам, обозначавшим ворота.
"Значит, вот сюда приходят неофиты Бакстона на свои медитации. Две недели назад здесь была Энни Грин, журналистка из Чикаго. Возможно, у нее тоже имелись свои предчувствия. Если так, то она не прислушалась к их голосу!"
Лангелан вспомнил недавние слова Овцы Йельсен: "Девушке не пристало путешествовать в одиночестве".
Еще бы. С девушкой, путешествующей в одиночестве, могут приключиться неприятности. Скажем, дождливой ночью кто-то вздумает позабавиться с топором. Или портье в придорожном мотеле внезапно сойдет с ума, а под рукой у него как раз окажется подходящего калибра пушка. Но может случиться так, что девушке встретится человек с довольно своеобразной, хотя и не слишком редкой профессией. И одинокая девушка станет представлять известную угрозу для этого человека. Что ждет ее в этом случае?
Он оставил Грин в Коннеоте — городке, изо всех сил старавшемся выглядеть курортным. Кто знает, возможно, летом это и получалось. Но сейчас… Сейчас городок старательно готовился к зиме, и никому в нем не было дела до того, чтобы производить впечатление. Что и требовалось.
Лангелан остановился в мотеле, стоявшем на берегу Великого озера. До береговой черты оставалось ярдов триста; одноэтажное здание словно пригнулось, стараясь покрепче ухватиться за грунт. В шторм, без сомнения, волны не раз бились о его фундамент. В осеннюю погоду лишь сумасшедший мог поселиться здесь надолго.
Именно эта мысль читалась на лице дежурного, когда он выкладывал на стойку ключ и сдачу мелочью с двадцатидолларовой купюры.
Лангелан снял номер на двое суток. Он полагал закончить все в ближайшие часы; вторые сутки были резервными. Вряд ли доведется их использовать, но если это все-таки случится, значит, его ждут большие проблемы. Энни Грин продемонстрировала вырезки и рассказала о своей теории, но потом она потеряла к ней видимый интерес. Смерть подруги разом лишила ее воли; во всяком случае, на какое-то время. На всем пути до Коннеота она молчала, не задавая вопросов, не протестуя и делая то, что требовалось.
По пути Лангелан заехал в магазин готового платья и приобрел несколько вещей для Энни. Ее желтый свитер с чужого плеча никуда не годился: рисковать лишний раз было ни к чему, особенно если обстоятельства того не требовали.
Она переоделась прямо в машине. Ее старые вещи Лангелан упаковал в пластиковый мешок и запихнул в багажник "тандеберда". Затем они направились в мотель. Коннеот был выбран по двум причинам: во-первых, рядом проходила оживленная трасса и при необходимости можно уехать на попутке. А во-вторых — и это являлось самым главным, — до Бакстона отсюда было всего шестьдесят миль.
В номере Энни отказалась от еды и лишь выпила апельсиновый сок. Она все еще казалась оглушенной — в других обстоятельствах Лангелана бы это насторожило, теперь же было лишь на руку. Он запер дверь и усадил Энни в низкое кресло возле окна. Задернул штору. Она следила за его действиями без интереса, словно, коротая время, листала страницы скучной книги без начала и без окончания.
"Но окончание будет, крошка. Обязательно будет. Вот только придется ли оно тебе по душе?"
Он закатал рукав ее светло-голубой блузки. Кстати, в этой блузке и черных брючках, которые он купил для нее, девушка смотрелась неплохо.
Она выглядела весьма соблазнительно.
"Блузка. Брючки… Потом. Возможно — потом, но сейчас я оставлю все на своих местах. Потому что…"
Потому что рок в конечном итоге определяет все.
Лангелан раскрыл сумку и вытащил маленький плоский пенал. Сняв крышку, он достал ампулу на два миллиграмма и шприц. Сломал стекло, втянул поршнем желтоватую маслянистую жидкость.
"Два кубика много. Один. Да, один — это то, что требуется".
Из маленькой фляги он налил в пробку немного виски и протер Энни локтевой сгиб. Девушка молча наблюдала за его действиями, затем что-то прошептала — так тихо, что он не расслышал. Она слегка вздрогнула, когда игла проколола кожу и вошла в вену.
Лангелан ожидал более бурной реакции и приготовился… Но ничего такого не потребовалось.
Один миллиграмм наркотика перекочевал из шприца в кровь Энни Грин. Лангелан выдернул иглу, опустил рукав блузки и внимательно посмотрел в глаза Энни.
Зрачки уже начали расширяться. А скоро они станут такими, что можно будет заглянуть в самую душу девчонке. Но этого никто не увидит, потому что ближайшие сутки ей предстоит провести одной.
Лангелан поднял Энни и отнес на кровать. Все. В течение многих часов крошке обеспечено интереснейшее кино — без перерывов между сеансами.
Лангелан вышел из номера, заперев дверь. Перевернул и повесил табличку: "Просьба не беспокоить". Хотя, скорее всего, это была излишняя предосторожность.
…Две снеговые шапки венчали каменные столбы, обозначавшие ворота. Лангелан стоял перед ними, опустив руки в карманы. Уже почти неразличимая под снегом дорожка тянулась к Фиолетовому дому. Огней в окнах не было: ни единого. Дом казался абсолютно нежилым. Угрюмое здание словно нависало с холма, разглядывая окрестности с пристальным и холодным вниманием. В нем было что-то от зрячего, притворявшегося слепым.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});