Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тогда надо не ментов инструктировать, а Главное управление исполнения наказаний...
– Эти тоже готовятся, – окончательно развеселился чекист. – Недорослей пересажают по спискам. Всех до единого. А уж потом, через «ящик», мы популярно объясним зрителям, что молодые люди получали деньги от Березовского, ЦРУ и «Аль-Каиды», что в свободное от революций время предаются содомии и пьют кровь христианских младенцев... Думаешь, народ не купится?
– Народ – дурак, – согласно поддакнул политтехнолог.
– Боюсь, что ничем хорошим это не закончится, – нервно перебил Кечинов. – Слишком много слабых мест. Утечка информации, например...
– Когда? После выборов, на которых Муравьев победит еще в первом туре? – хмыкнул Чернявский. – Сразу же после этого – «железный занавес», никаких утечек.
– А чьей камере президент будет наговаривать обращение к народу? – напомнил опытный кремлевский функционер. – Те же журналюги...
– Ну, журналюг можно поменять на наших, – прикинул эфэсбешник.
– Да на Останкино едва ли не четверть на тебя и работает! – развеселился политтехнолог. – Так что выбор богатый.
– Обожди, обожди... – наморщил лоб Подобедов. – Президента, кажется, Белкина в поездке сопровождает. Ну, из «Резонанса», вы ее все знаете. Я думаю, ее надо удалить из свиты. Ненадежный человек, не наш. А на ее место следует...
* * *– Итак, вы нарушили присягу, вы пытались меня обмануть, – ледяной взгляд президента припечатывал начальника спецсвязи к алому бобрику на полу купе. – Вы сознательно утаивали от меня всю полноту информации о сегодняшних событиях в России. Как это понимать?
Вставив CD-диск в компьютер, глава государства щелкнул мышкой. На экране появился крупный план: оранжевые лозунги «Президента – на виселицу!», «Инородцев – в крематорий!» и несколько свастик устрашающих размеров. Оператор «Резонанса» Виталик, хотя и был великим любителем выпить, дело свое знал; картинка получилась эффектной.
– Все это появилось в день моего приезда в Поволжье, – прокомментировал президент.
– Обеспечением мер безопасности занимается ФСО при оперативной поддержке местного отделения ФСБ, – осторожно напомнил начальник спецсвязи, лихорадочно прикидывая, что еще может быть известно высокопоставленному собеседнику и какие вопросы могут последовать.
– Спасибо за информацию, – прервал глава государства с легкой иронией. – Но в настоящий момент меня интересуют не меры безопасности. Ответьте – почему вы меня не информировали?
– Не хотели расстраивать, – офицер спецсвязи не нашел лучшего оправдания.
– Допустим, я вам верю. Но как понимать вот это? – развернув газеты, купленные Климом на железнодорожном вокзале, президент ткнул пальцем в передовицу, живописующую недавний митинг карташовцев в Подмосковье. – Тоже меня пожалели?
– А если завтра война – тоже не доложите? – подал голос доселе молчавший Бондарев. – Или, не дай Бог, какой-нибудь новый Чернобыль?
Офицер убито молчал – крыть было нечем.
– Я отстраняю вас от служебных обязанностей, – наконец вымолвил президент. – На ближайшей станции вы покинете спецпоезд, отправитесь в Москву и доложите о своем отстранении начальству. Дела немедленно сдайте заместителю, – отвернувшись к окну, главный пассажир спецпоезда дал понять, что разговор закончен.
Бывший начальник спецсвязи бесшумно покинул купе.
За окнами проплывали убогие поселки. Покосившиеся заборы, подслеповатые окна и заросшие бурьяном огороды могли бы устыдить реформатора и разжалобить налогового инспектора.
– Вот так и живем, – неопределенно резюмировал глава государства, имея в виду то ли заоконный пейзаж, то ли подозрительное поведение офицера спецсвязи.
– На твоем месте я бы срочно поменял всю обслугу поезда – включая машинистов, проводниц и официантов в вагоне-ресторане, – задумчиво посоветовал Бондарев.
– Ты опять драматизируешь. Из-за неисполнительности одного недоумка не стоит...
– Нет, стоит! – с неожиданным напором перебил Клим. – Неисполнительность – это слишком мягко. Налицо преступное сокрытие информации. И вовсе нежелание расстраивать тебя из-за каких-то надписей на заборах тому причина. Тут другое... Задайся классическим вопросом: кому все это выгодно?
– Ты серьезно веришь в заговор? – недоверчиво хмыкнул президент. – В то, что меня окружают исключительно враги, которые сознательно создают вокруг меня информационный вакуум?
– Не просто верю. Убежден, – заметив, что собеседник хочет его перебить, Бондарев сделал предупредительный жест. – Послушай внимательно. Вполне возможно, мне придется вновь уйти от тебя по-английски... Не попрощавшись. Связи у нас не будет – ты ведь сам все видишь и, надеюсь, понимаешь. Конечно, ты можешь посмеяться, но почтовые голуби, которые мне подарил Василий Прокофьевич, нам еще пригодятся.
– Все будет хорошо, – неопределенно ответил президент, и Клим, знавший все его интонации, понял: если ему и не удалось убедить собеседника в своей правоте, то искру сомнения он все-таки заронил.
* * *Загородная прогулка в представлении большинства горожан – не столько отдых, сколько приятная возможность смены интерьеров. Даже исконный обитатель бетонных сот, оказавшись в лесу, меняется буквально на глазах. Изумрудный мох на стволах невольно привлекает взгляд, а пение птиц – слух. Пьянят запахи хвои, успокаивает шуршание палой листвы под ногами, и невольно закрадывается мысль: вот хорошо бы забросить все дела, поставить избушку на опушке и тихо себе жить...
Впрочем, подобные мысли обычно не посещают ни генералов ФСБ, ни их агентуру.
Двое мужчин, прогуливавшихся в тихом подмосковном лесу, не выглядели грибниками. Ни традиционных лукошек, ни палок в их руках не наблюдалось... По мнению генерала Подобедова, назначившего очередной инструктаж «агенту Троцкому», лучшего места для беседы невозможно было сыскать.
– Итак, ровно через неделю выступаете в Москве, – подытожил чекист, выслушав рапорт. – Милиция вас не тронет – вы в этом уже убедились. С планом вы ознакомились. Какие будут замечания и вопросы?
– Нам надо заказать сто тысяч листовок, – Карташов извлек из кармана полувоенного френча сложенный вчетверо листок и развернул его. – Такого вот типа.
Листовки эти, как и многое другое, были загодя разработаны на Лубянке. Рисунки, выполненные в стилистике комиксов, комментировались брутальными слоганами наподобие «Кастет – для мужчины лучше нет!». Положительные герои плакатов удивительным образом напоминали вояк Третьего Рейха – как мундирами и амуницией, так и типично арийско-нордическими физиономиями. По мнению чекистских аналитиков, этот момент уже после разгрома карташовцев следовало использовать для обвинения «революционеров» в идейном наследовании гитлеризма.
Взглянув на рисунок и подпись, чекист остался доволен.
– Ну, и какие проблемы? Деньги мы вам перечислили...
– Не хочется светиться в нашей городской типографии.
– Понимаю. Придумаем что-нибудь. Еще какие вопросы?
– В прошлый раз вы сказали, что народное восстание, – Карташов сознательно употребил это пафосное выражение, – будет жестоко подавлено и что меня ожидает почетная смерть на баррикадах. Хотелось бы узнать механизм.
– Никто в вас стрелять не станет, – успокоил Подобедов. – Вас якобы сожгут из огнемета в бункере, затем продемонстрируют обугленные останки среди прочих... Опознают якобы по ДНК или по пуговицам на этом кителе. Никакой персонофикации. Сделаем, как в «Маленьком принце»: вот тебе ящик, а там сидит такой самый барашек, какой тебе надо. Для широкой публики вполне подходяще.
– А потом – Мексика?
– Вот ваш загранпаспорт на вымышленную фамилию, вот кредитки, – чекист протянул пакет. – Остальное на месте. Кстати, в Мехико вас доставят по нашим каналам.
– Гарантии, – Карташов внимательно осмотрел документы.
– Гарантий по-прежнему никаких, – улыбнулся эфэсбешник. – Впрочем, мы об этом говорили еще при первой встрече.
– Соратники. Что будет с ними?
– Об этом мы тоже говорили. Ими придется пожертвовать. Часть будет физически уничтожена при этом самом «народном восстании», – чекист тонко улыбнулся, – а остальные рассажены по лагерям. Что – жалко? Зато после подавления вашей «революции» в России установится железный порядок. Ваш скорбный труд не пропадет, из искры возгорится пламя.
– Да, я смотрел несколько интервью с Муравьевым, – кивнул Карташов. – Многие вещи, о которых он говорит, мне очень близки. Никакого свободного выезда за рубеж, никаких контактов с гнилым Западом в лице всех этих ООН, МАГАТЭ, ОБСЕ и особенно со Штатами – этим Большим Сатаной! За любой контакт с иностранцами – за решетку! За восхваление западного образа жизни, ихней техники, образа мыслей и так называемой «культуры» – десять лет без права переписки на Колыме!