— Мне сказали, что полковник Соловьев находится здесь? — спросил американец. Михаил Петрович из-за его спины коротко кивнул, и я шагнул от стены на середину комнаты. Поймал заинтересованный взгляд блондиночки, дополнительно выпятил грудь.
— Это я.
— Подойдите, пожалуйста, я хотел бы вручить вам одну из высших наград нашей страны — медаль «Серебряная Звезда».
Охренеть и не встать. Только заокеанских наград мне по жизни не хватало. Но с другой стороны, я не просил, американца этого никогда не видел, так почему бы и нет. Помню, даже в «Правде» про такие награждения писали, и ничего постыдного в том не видели.
Я шагнул еще. Помещение маленькое, всё рядом. Та самая девица подала Гарриману коробочку, из которой он выудил золоченую звезду на колодке с синими, белыми и красными полосами, и начал цеплять ее мне на грудь. Тут чуть не приключился конфуз, потому как американец прицелился водрузить медаль рядом со звездой Героя, но я его потихоньку поправил, сказав, что тут нельзя, надо ниже. Переводчик тут же зашептал ему в ухо, и рука с наградой двинулась в правильном направлении. Народ вяло похлопал, шампанского, увы, не вынесли. Потом мне дали еще красивую грамоту, где мое имя было вписано буржуинскими буквами, и меня, пожав на прощание руку, отпустили.
Фуухх. Я бочком, бочком, выбрался из толпы, подмигнул зеленому от зависти Масюку. Ох зря, Аркаша, завидуешь! У нас награды — это не доппаек, а дополнительный геморрой. Так и оказалось.
За мной сразу увязался Мельников и потащил в свой кабинет. Если такой хороший человек приглашает, то тут отказываться как-то нехорошо. Я и пошел.
— Медаль сдайте, — протянул он руку.
Вот же гад, хоть бы соломки постелил, вежливость проявил. Мне даже немного обидно стало.
— Зачем? — спросил я, прикидываясь дурачком.
Особист что-то понес про то, что сейчас не время, еще что-то малопонятное про сложную международную обстановку.
— Товарищ майор государственной безопасности, — сказал я как можно спокойнее. Тут надо по-хитрому. — Насколько я понял, вручить медаль американцу разрешил наш верховный главнокомандующий. Как он сказал, так я и сделал. А представьте, что я вдруг попадусь на глаза товарищу Сталину, что уже случалось, и не раз, а он и спросит — где, товарищ Соловьев, американская награда? И что мне ответить ему? У начальника особого отдела Волховского фронта майора Мельникова? Я, Дмитрий Иванович, носить ее не собираюсь. Сами понимаете, какая обстановка вокруг, не до медалей сейчас. Но хранить буду у себя, раз мне ее союзники по антигитлеровской коалиции вручили. А еще лучше, с оказией домой передам, пусть жена спрячет подальше.
Вроде проняло, майор задумался.
— Ну если так разве что… Тогда да, — пробормотал, наконец, Мельников. — Идите, товарищ полковник, не задерживаю.
Вот что это было? Что за блажь ему в голову стукнула? Командующий фронтом разрешил. И главнокомандующий даже сказал, где я есть. Вот тут самый интересный момент, кстати, что Сталин меня из виду не теряет. А зачем? Что я, какой выдающийся специалист? Свои плюшки за спасение сына я получил уже, что ему еще от меня надо?
Ладно, что голову мыслями ненужными грузить? Она от этого даже заболеть может. Пойду к себе, отметим с Евсеевым медаль нежданную.
— Тебя на фуршет приглашают! — возле КПП штаба меня догнал Масюк. — Так что не уходи.
— Какой фуршет? — удивился я. Значит, шампанского все-таки попробую?
— Сейчас они, — Аркаша кивнул в сторону штаба, — отправятся на станцию, там первый эшелон с Ли приходит. Разрежут ленточку. Ну и обратно сюда, в столовой уже накрывают. Даже виски привезли из Москвы.
— Ого! Американцев потом будем грузить в багажники? — я засмеялся и кивнул в сторону замаскированных эмок.
— Останутся до завтра. Ты же знаешь, как у нас пьют, — Масюк тяжело вздохнул. — Уже две земляночки выселили для них. И одну — представляешь? — для этой Меган.
— Какой Меган?
— Ну блондинка. Говорят, — Аркаша понизил голос, — любовница самого Гарримана. Поэтому с собой ее и такскает. А что, удобно. Вечерком к ней заглянет, разгрузится.
— Ты поменьше насчет такого болтай — оборвал я адъютанта. — У Мельникова давно не был?
— Ты же не настучишь? — деланно испугался Масюк. — А то я враз тебя сдам, что ты у командующего конфеты таскаешь.
— Иди уже! Там без тебя шампанское не разольют.
Я подтолкнул Аркашу в сторону штабной землянки, сам присел на чурбачок рядом. Ну вот, теперь жди еще этого фуршета. Не облажаться бы… Тут понимать надо — это высокая дипломатия. Ленд-лиз, второй фронт. Американцы и англичане с ним до последнего тянуть будут. Пусть русские как следует немецкого зверя потерзают, ослабят его — а мы уже на все готовое придем. Политики хреновы… Я сплюнул на землю. Видел я американцев в Берлине. Чистенькие такие, вальяжные. Жуют жвачку, гогочут. А чего им не радоваться? Не у них же двадцать миллионов похоронят. Пол Европы себе отхватят, считай, за просто так, и почти сразу же «холодную войну» нам объявят. А чего стесняться? «У нас же есть атомная бомба!».
Интересно, а Зельдович с академиком… как его там? — я напряг мозг, ага, Хлопиным, — проверили идею пушечной схемы подрыва ядерного заряда? Помнится, в поезде я им лишнего наговорил, а они со скептическими мордами лица стояли, курили. И ведь не напишешь письмо — так мол и так, как там обстоят дела? Секретные все лица. Ладно, остается только ждать.
Посмотрел в небо. К приезду американцев сюда нагнали похоже вообще всех фронтовых истребителей — сразу четыре тройки МИГов ходят по кругу. Ясно, бомбежек не будет.
— Товарищ колонел, — из землянки выглянула блондиночка. По-русски она говорила с акцентом, но более-менее понятно. — Могу я иметь с вами разговор?
Глава 7
Тут я, конечно, напрягся.
— О чем, извините? Обратитесь в политотдел, там помогут.
Дама интересная во всех отношениях, симпатичная. Узкая юбка, черные чулки! И это все в прифронтовом поселении. И в других обстоятельствах я бы с ней тесно пообщался… Но вот выйди сейчас подышать свежим воздухом тот же Мельников, так я потом долго буду вынужден оправдываться, почему просто стоял рядом с ней. А еще круче — Верочка узнает, что я тут шуры-муры с этой блондиночкой завел.
— Я думала ваша неохота и спросила разрешение дженерал Кирпонос! — фамилию, для нее заковыристую, она тщательно, чуть ли не по слогам выговаривала, наверняка тренировалась.
Вот засада! Атака развивается со всех сторон.
— Мне он ничего такого не говорил. Так что извините, нет у меня времени с вами тут разговоры вести.
Я развернулся и даже успел сделать шаг, но не тут-то было, американка вдруг догнала меня и вцепилась в рукав. Да крепко так, если бы я решил стряхнуть ее, могло бы и не получиться.
— Пять минут, товарьищ, вам жалко, да?
— Без разрешения командования никак не могу.
— Но дженерал сказал!
— Не слышал такого.
Я всё еще надеялся, что она блефовала, и Кирпоноса обо мне не спрашивала. Стухнет, и я убегу от этого соблазна. Кто угодно настучит ведь. И что мне с того, если я сейчас с ней постою и проведу задушевную беседу? Девчат много, было бы желание, найдутся. А я трофеи не собираю, давно понял, что у них там особой разницы нет, поперечного расположения еще никто не встречал. Но американка и не думала меня отпускать. Потащила в столовую, где уже, я уверен, давно начали произносить тосты за вечную дружбу и совместную победу над врагом. Вот же настырная!
Где прятались товарищи из наркомата иностранных дел, я не знаю. Может, как раз вот здесь, в столовой, готовили скромный ужин для командования и высоких гостей. Когда я вошел, понял, что парочка тостов уже прозвучали. Глаза блестят, щеки красные, за закусками руки тянутся уверенно.
Меган эта успела отцепиться от моего рукава, но держалась близко. Боялась, что я сбежать могу. И чего пристала? Тут бравых молодцев, только свистни, взвод соберут. И все как один совершили геройские подвиги, и всякое такое. Впрочем, мой иконостас на груди не хуже некоторых. Но что наши медальки и ордена для них? Погремушки туземцев. Читал, что во время Тихоокеанской кампании против Японии американцы много чего скидывали на парашютах в адрес своих баз на островах. Кое-что падало не по адресу — на головы местных туземцев. Что внесло коренные изменения в их жизнь. Понравилось ли это аборигенам? Ну конечно. Беда в том, что в конце войны воздушные базы были заброшены, а груз («карго») больше не прибывал. Что сделали местные? Целую религию. Чтобы получить товары и увидеть падающие парашюты или прилетающие самолёты, островитяне имитировали действия солдат, моряков и лётчиков. Они делали наушники из половинок кокоса и прикладывали их к ушам, сидя в построенных из дерева контрольно-диспетчерских вышках. Изображали сигналы посадки, находясь на подобии взлётно-посадочной полосы. Зажигали факелы для освещения этих полос и маяков. Приверженцы новой религии верили, что иностранцы имели особую связь со своими предками, которые были единственными существами, кто мог производить такие богатства.