Покончив с жареной говядиной, Алли вышла на улицу и устроилась на ступеньках крыльца, выходящего на озеро. Полная противоположность утренней трапезе, спокойная и умиротворенная атмосфера, только звуки леса нарушали тишину.
Через несколько минут в траве послышался шорох. Она невольно нахмурилась при виде большого серого волка, который осторожно приближался, раздувая ноздри. Вдохнув его запах, она поняла, что это Брекен. Остановившись в паре футов от неё, он посмотрел на тарелку и облизнулся.
Она закатила глаза.
— Типичный мужчина. — Она бросила ему кусок говядины. — Иди. — Он так и сделал, но через несколько мгновений появился ещё один серый волк, на этот раз крупнее. Джесси, подсказало ей чутьё. — Вы все одинаковые, — проворчала она и бросила ему кусок мяса. Он щелкнул зубами и убежал. Тогда-то и появился третий волк — коричнево-серый. Зандер. — Неужели вам, ребята, не стыдно? — проговорила она и бросила ему кусок говядины. — Всё, больше нет. Иди.
Покончив с обедом, она вошла в дом и принесла тарелку свежеиспечённого печенья. Как только уселась на ступеньку, трое волков снова появились рядом.
— О, да ради Бога.
Когда Деррен пришёл в главный дом на ужин, был удивлён, не обнаружив там Алли. Он решил, что она с Шайей придёт. Он уже съел половину порции, когда Шайя пришла, а Алли так и не появилась. Он уже собрался звонить, когда Шайя сказала:
— Алли не придёт.
Деррен в замешательстве повторил:
— Не придёт?
— Она сказала, что будет не так много проводить здесь времени.
Брекен остановил стакан на полпути ко рту.
— Почему?
— Потому что вы все холодные и злые, и ей физически больно находиться рядом. — Шайя бросила на них разочарованный взгляд.
С трудом сглотнув, Брекен виновато посмотрел на неё.
— Больно?
— Отрицательные эмоции причиняют провидцам боль, — объяснила Шайя.
— Ого. — Джесси моргнул. — Я не знал.
— Будет лучше, если она будет оставаться в гостевом домике, — сказала Кэти, снова наполняя бокал Зандера. — Что-то не так с едой? — Она взглянула на Брекена и Джесси. — Вы двое тоже почти ничего не съели.
Почесав затылок, Брекен заметил.
— По дороге домой, мы могли перекусить говядиной и печеньем.
— Алли печёт гигантские шоколадные печенья, и, Боже, я едва не расплакался от их вкуса. — Стон Джесси был близок к оргазмическому.
Зандер медленно кивнул, мечтательно улыбаясь.
— Они и вправду замечательные.
— И говядина идеально приготовлена, — заметил Брекен, с отсутствующим взглядом.
— Значит, она хорошо готовит? — резко спросила Кэти.
Широко раскрыв глаза, Брекен пролепетал:
— Конечно, она не так хороша, как ты. — Кэти только фыркнула и, как только отвернулась, он одними губами произнёс: — Алли готовит намного лучше.
— Брекен, я всё слышу!
Он уставился на Кэти.
— Я ничего не говорил.
Эли усмехнулся.
— У мамы глаза спереди, сзади и по бокам.
Шайя посмотрела на Ника, который кормил Уиллоу какой-то кашей, которая, казалось, ей очень нравилась.
— А тебя не волнует, что твоё отношение причиняет Алли боль?
Ник покосился на неё.
— Я не знал, что ей больно, но ничего поделать не могу.
— Она исцелила нашу дочь. Это чего-то то стоит.
— Да, и я за это благодарен. Но один маленький поступок не изменит моего отношения к провидцам.
Оставив альфа-пару спорить, а остальных членов стаи вставлять тут и там комментарии, Деррен доел и направился в домик Алли. Просто проверить, как она, сказал он себе. И это никак не относилось к тому, что его волк настаивал пойти к ней. И никак к тому, что сам Деррен хотел её видеть… просто хотел.
Когда на стук в парадную дверь никто не ответил, Деррен обогнул домик и обнаружил Алли в гамаке, слушающей айпод. Отстранилась ото всего? Её запах обволок его, пробуждая желание.
Выключив музыку, она спросила:
— Всё в порядке?
Когда её футболка задралась, он увидел крутую татуировку у неё на пупке… О, нет, всё совсем не в порядке. Деррен поймал себя на мысли, что хочет обвести тату языком.
— Шайя сказала, что ты планируешь прятаться здесь.
— Так будет спокойнее всем.
Деррен знал, что ей будет совсем нелегко. Перевёртыши — существа тактильные, прикосновения любого вида важны для них. Жизнь без прикосновений плохо для психического состояния, особенно для зверей.
— Будет тяжело, и ты это знаешь.
— Да, жизнь без тебя будет тяжёлой и депрессивной, — с милой улыбкой и сухим тоном проговорила она, — хотя… с тобой то же самое. — Он опасно прищурился и улыбнулся. — Я не всегда буду одна. Шайя будет заходить, с ней не так больно.
В нём проснулось чувство вины. Деррен не хотел её ранить, на самом деле, всё в нём содрогнулось от этой мысли. И осознание того, что нахождение в непосредственной близости от него причиняло боль… Он начал чувствовать себя ублюдком.
— Деррен, скажи, почему ты меня ненавидишь?
Эти слова потрясли. Ему понравилось слышать своё имя из её уст, в чём не было абсолютно никакого смысла.
— Я не ненавижу тебя. — Хотя хотел бы, потому что так мог бы избавиться от влечения к ней
— Перефразирую: почему ты ненавидишь мой вид.
Он не хотел говорить об этом, но поймал себя на том, что объясняется:
— Скажем так, я бы никогда не оказался в колонии, если бы провидец моей прежней стаи не солгал о видении, не настроил всю стаю против меня, а затем не дал бы показания против меня в суде.
Столько злости и боли… словно ледорубы вонзились в легкие, и волчица Алли заскулила, увидев его таким. Хотя Алли не знала, какую именно ложь сказал провидец, могла понять глубину ярости Деррена. Кейн рассказывал ей, что такое колония для несовершеннолетних: «У тебя там нет никаких прав. Не можешь говорить, не существует уединения, волку негде бегать, никому нет дела, жив ты или мёртв. Если не можешь защитить себя, не выживешь. Если охранники тебя не схватят и не решат с тобой позабавиться, на это пойдут другие заключенные, особенно если ты нарушишь кодекс заключенных. Никто не выходит оттуда не израненным, Алли. Никто».
Кто, пройдя через такое и потеряв всю молодость, не злился бы? Оказаться в ловушке, где постоянно надо оглядываться, где тебя неустанно били охранники, которые должны поддерживать порядок? Добавить к этому то, что Деррен оказался там незаслуженно, нёс на себе вину за то, чего не совершал, и неудивительно, что в нём крылось столько боли, гнева и мрака.
Алли может и не могла сказать, что он пережил в колонии, но точно знала, каково это быть обвинённой в том, что не совершала и что чувствуешь, когда все от тебя отворачиваются. Если бы кто-то навеял воспоминания о Рейчел, Алли точно была бы уверена, что счастья рядом с этим человеком не будет. И если бы ей поручили защищать такого человека, Алли бы точно взбесилась. Так что да, она могла понять реакцию Деррена.
Она осторожно, чтобы не раскачать гамак, села.
— Мне жаль, что такое случилось с тобой…
— Мне не нужна жалость, — отрезал он.
— Хорошо, потому что от меня ты её не получишь. — Тот, кто выжил в колонии, заслуживает уважения и восхищения, а не жалости. — Правда, власть развращает, и некоторые провидцы злоупотребляют своим даром. Но то же самое можно сказать и об Альфах. Сколько раз ты слышал об Альфах, злоупотребляющих своим положением и властью? Или о доминирующих волках, которые флюидами подавляют и заставляют менее сильных волков подчиниться против воли? И не говори, что никого ты из таких не знаешь. — Деррен хотел было начать спор, но понял, что она права. Он просто не думал об этом раньше. — Деррен, все совершают такие ошибки, потому что они идиоты. Не потому что провидцы или альфы или доминанты. Всё индивидуально.
Он вновь хотел начать спор, хотел сдержать гнев… но не мог. Она снова была права. Несмотря на то, что будет нелегко и её волчице это не понравится, Алли предложила:
— Слушай, как насчёт того, чтобы я держалась подальше от тебя, а ты — от меня?