совсем на нужном уровне. Для очистки образца применялась та же аргонная ионная пушка, что для элементного анализа по глубине, только для профиля по глубине нужны большая мощность и время работы. Небольшим количеством аргона, попадающим в камеру через диафрагму пушки вместе с ионным пучком, можно пренебречь – уж он-то на поверхность образца не должен прилипать, являясь инертным газом. Однако, не успел я включить собственно пушку, только напуск аргона в неё открыл, как Оже-пик кремния сильно изменился. Он увеличился и стал шире, то есть, похоже, состоял теперь из двух сходных отчасти перекрывающихся пиков с небольшим сдвигом друг относительно друга по энергетической шкале. Какое-то количество аргона, просачиваясь в вакуумную камеру, попадало и в электронную пушку, и та принялась выстреливать ионы аргона вместе с собственными электронами. Не знаю, как это возможно. Мало того, что ионы должны быть отрицательно заряжены, их пучок, вообще-то, не должен был фокусироваться так же, как электронный. Но другого объяснения лишнему пику я не придумал. Ионы аргона тоже возбуждали Оже-эмиссию. Но с пиком другой формы, во всяком случае, что касалось кремния. Если настоящую ионную пушку я мог включать только время от времени, чтобы почистить образец между измерениями, то этот эффект работы электронной пушки как самозваной ионной устранить было невозможно. Если бы я попытался измерения проводить без аргона в пушке, и после работы пушки ждал откачки аргона, измерения растянулись бы на такое время, что и без электронного пучка поверхность образцов загрязнялась бы. Не говоря о том, что никто не дал бы мне особо много приборного времени на непроизводственную надобность. Аргон, между прочим, довольно медленно откачивается именно вследствие того, что инертный43. Кто же знал, что он будет такой помехой. Ну и – о какой калибровке может идти речь, если она необходимо включает очистку поверхности образца, а попытка сделать эту очистку приводит к сильному искажению результатов? Тот «ионный» Оже-пик кремния был гораздо больше основного, «электронного». Выделить из него «настоящий» пик кремния не представлялось возможным.
Меж тем параллельно постепенно обнаруживалось, что начальство вообще не заинтересовано в том, чтобы кто-то занимался наукой. Даже такой приземлённой, в интересах электронной промышленности.
Начальство (отступление)
Кстати, заодно напишу о некоторых своих впечатлениях о начальстве вообще. В теории власть развращает. Как я наблюдал на практике, действительно, чем меньше начальственный уровень человека, тем больше он похож на человека. С руководителем группы мы были на «ты» (он сам предложил), и хотя он мной руководил, это было, скорее, потому, что у него было гораздо больше опыта, чем потому, что его назначили руководить. В лаборатории мы делали всё вместе, при разборке-починке-сборке прибора при его руководстве, но ещё он вёз всякие внешние контакты. Скажем, ходил заказывать отжиг медных прокладок в водороде. Или изготовление держателей образцов по аналогии с имеющимися. Видимо, ему было проще это сделать, чем перекладывать на меня, что потребовало бы объяснений, где это, кто там работает, налаживать контакты… С начальником лаборатории мы были на «вы» и по имени-отчеству, да и вообще редко общались. В основном, он общался с Якоревым, этого ведь для определения задач группы достаточно. Начальника отдела я не видел вообще44. Начальника ОКБ видел раза два, при приёме на работу и ещё как-то, не помню, по какому поводу. А! Как же, по поводу попытки армии меня призвать на действительную службу, вот. Директора завода не видел. Как-то мне его пытались показать на демонстрации, но вокруг него было несколько человек в аналогичных костюмах, шляпах и при галстуках, так что я не понял, кто из них он. Мне кажется, показывавший и сам был не очень уверен, что определил правильно… Как я понял, дистанция между начальниками увеличивалась. Не только я не мог быть на «ты» с Филипченко, но и Якорев тоже. А Филипченко не мог по-дружески пообщаться с начальником отдела. Дистанция между начальником ОКБ и директором завода была гигантской, первый вообще мог обратиться ко второму не по любому вопросу, а по какому-то определённому кругу вопросов. Например, по вопросу призыва в армию, возможно, мог. А может, нет. В связи с призывом я познакомился с парторгом завода – это был самый большой начальник, который соизволил со мной, так сказать, поговорить. Если не считать того, что он не слушал, что я говорил. Общение было практически односторонним.
Армия
С армией дело обстояло так. В СГУ была военная кафедра. При выпуске студенты становились лейтенантами запаса. Или младшими лейтенантами запаса, кто получал совсем уж плохие оценки. Единицы – старшими, и вот это уже, такое впечатление, не в зависимости от успехов в изучении военных дисциплин, а случайно или по блату45. Солдатами никого в армию не забирали. Однако могли забрать офицерами. К счастью, большого дефицита офицеров, видимо, не было, их готовили военные училища, желающие находились, но… Перед распределением в аудиторию, где была наша группа, пришли военные и потребовали «добровольно» двух-трёх человек. «Добровольно», но пока кто-то не вызовется, не отпустят. Поскольку никто не вызывался, стали вызывать по фамилиям и спрашивать, на каком-таком основании имярек не хочет выполнять свой долг перед Родиной. Я, с своей фамилией на букву Б, был опрошен среди первых, и отвечал, что в результате недавнего аппендицита у меня, должно быть, образовались спайки кишечника, отчего иногда при довольно незначительной физической нагрузке я испытываю резкие боли в животе и опасаюсь, это может помешать при службе в армии. Это сошло. Теоретически мы были подготовлены как специалисты по радиолокаторам, конкретно по двум их моделям. Но парень (кажется, его фамилия Ивлиев, но не уверен), который таки вызвался, то ли от безнадёжности, то ли соблазнился на щедрые посулы вербовщиков, потом рассказывал, что никакого локатора в глаза не видел, а дежурил на китайской границе46. И самым страшным там были не китайцы, которых он тоже в глаза не видел, а недосып. Практически не давали спать, постоянные дежурства, то в очередь, то внеочередные. Отбой в час, подъём в пять и всякое такое. Народу очень на хватало, или уж так обязанности распределялись между имеющимся. В общем-то, я давно убедился, что в армию не хочу. Было такое впечатление, что военные считают, что в армию должны идти все, независимо от воинственности натуры, между тем устроить её так, чтобы она не была чем-то вроде тюрьмы, они не в состоянии. В таком случае у меня нет никакого патриотизма в этом отношении. Трудно ожидать, что человек сам захочет в тюрьму, какими бы патриотическими речами это ни прикрывалось.