Читать интересную книгу История новоевропейской философии - Вадим Васильев

— Но там же разрыв был: когда он ушел из коллежа, он же долго странствовал — лет девять или одиннадцать…

Вы думаете, забыл, да?

— Да психологически… За собой замечал, что что‑то прочел давно и забыл.

Согласен. Иногда так ведь и бывает, что прочли, забыли, а потом кажется, что это наши собственные мысли. Я думаю, что так оно и было. Конечно, Декарт знал эту теорию. Не исключено, что он ее забыл. Не исключено.

— У Остапа Бендера же была такая ситуация: вечером он написал стихи, а утром вспомнил, что это уже Пушкин их написал.

Да, что‑то в этом роде. Это такая ситуация, когда, что называется, не отпереться. Это уже чистой воды заимствование. Но с другой стороны, все- таки это не единственный аргумент у Декарта. Он его и не на первое место даже ставит. Не только потому, что это не его аргумент. В конце концов, он и не обязан использовать только свои аргументы. Он нигде не подписывался, что никакая его мысль не будет совпадать с тем, что было сказано в прежние времена. Это было бы просто абсурдно. Если удачно изобрели доказательство, почему же его не применить, в конечном счете. Главное, чтобы оно было истинным. Дело возможно в том, что Декарт не считал этот аргумент безупречным. Надо сказать, что он всегда производит, когда мы выслушиваем его, какое‑то двойственное чувство: с одной стороны, все вроде бы так просто, с другой, нас не оставляет ощущение, что тут какое‑то фокусничество присутствует. Какой‑то скользкий очень аргумент. Какой‑то переход странный от мышления, от понятия к бытию. Что значит в понятии предикат внешнего бытия? Ну хорошо, даже из того что, мы с необходимостью мыслим, что Бог существует, — разве из этого сразу следует, что он с необходимостью существует? А может быть, нет тождества мышления и бытия? Вот то, что сегодня мы уже обсуждали на семинарском занятии. Если они не параллельны — мышление и бытие, то мало ли, что нам там представляется: у бытия свои законы, у мысли свои.

Иногда говорят так, возражая на этот довод: бытие не есть реальный предикат. И он здесь следовал давней традиции — уже Фома Аквинский сходным образом полемизировал с этим доводом. Что это значит, какой смысл вот такой критики: «бытие не есть предикат». Что этим критикуется? Давайте посмотрим. Допустим, бытие, действительно, не предикат — не совершенство, не свойство. Бытие — не свойство вещи, а способ ее данности. Добавление предиката бытия ничего не увеличивает в самом содержании понятия. Вот есть у нас, к примеру, представление о комке снега. Представление состоит из нескольких свойств, скомбинированных друг с другом. И вот теперь я могу добавить новое свойство, сказав, что этот комок снега сладкий на вкус. Не было этого свойства, а я добавил — понятие расширилось, стало более содержательным. Я понятие в условном смысле употребляю: образ, понятие тут не различаются. Так вот спрашивается, является ли «бытие» таким же расширяющим содержание предикатом?

Чтобы решить этот вопрос проводили разные мысленные эксперименты. Возьмем, скажем, вещь. Опять приведу кантовский пример, потому что он прославился критикой онтологического аргумента: сто талеров, помыслим сто талеров. Теперь спросим себя: чем сто талеров существующие, находящихся в кармане Канта (повезло ему — сто талеров не малая сумма) отличаются от ста талеров в воображении по содержанию? Кант утверждает: ничем не отличаются. Если б они чем‑то отличались, то тогда образ ста талеров был бы образом не тех монет, которые находятся в кармане, а чего‑то другого. Тогда понятие было бы неадекватно вещи. Вещь содержала бы в себе что‑то другое, чем понятие; они бы не совпадали, и это не было бы истинным понятием той вещи, о которой идет речь. По содержанию они одинаковы, различаются лишь тем, в каком статусе они находятся. В каком статусе они существуют. Существует и то, и то. Просто одно мы можем увидеть и пощупать, а другое мы можем тоже увидеть и пощупать, но только в воображении. Дано либо в чувствах, либо в воображении. Вот и вся функция бытия: распределять предмет по различным способам данности его в сознании. На это Декарт может ответить. сходные ему делались замечания, а он говорил: просто понятие Бога — исключительное понятие и оно таково, что в нем «бытие» является предикатом. И потом, речь идет скорее не о предикации, а о совершенстве. Вот скажите: лучше существование или несуществование?

— Здесь можно возразить, что лучше несуществование. Мир несовершенный и лучше не существовать в нем.

С другой стороны, он самый совершенный из всех возможных миров. Поэтому. да и все равно другого ничего не будет. Я согласен, что тут можно отстаивать Вашу позицию, но с точки зрения здравого смысла, понятно, что лучше существовать.

— Здесь смешивание какое‑то ценностных каких‑то предпочтений и…

А совершенство всегда нацелено на ценностные суждения.

Совершенство — это и есть то, что составляет высшую ценность. Ценность и совершенство — взаимообратимые понятия. Поэтому можно применить здесь такой критерий.

— В таком случае, постулат, что мир всесовершенен, потому что его создал всесовершенный Бог, который существует — это гипотеза. А другая гипотеза, что Бога не существует, и мир не совершенен и в нем лучше не существовать. И это логически абсолютно не противоречивые вещи.

Да, Вы правы, поэтому здесь гипотезы надо отбрасывать. Надо стремиться к строгим доказательствам, что Декарт и делает — он стремится к ним. Другое дело, действенны ли эти аргументы? Но он стремится не к гипотезам. Здесь Вы правы, может быть можно настаивать, и говорить, что неизвестно: бытие совершенство или нет? Хотя любой человек ответит, что лучше существовать хотя бы для того, чтобы понять, что лучше не существовать. Но в любом случае, сначала надо было бы посуществовать немножко… А, потом, ладно. А раз так, то может быть, бытие есть совершенство? К чему я все это говорю: во всех доводах, контрдоводах против этого аргумента всегда сохранялась какая‑то двусмысленность. И даже лейбницевское возражение на этот аргумент, которое мы потом обсудим, которое, казалось бы, его полностью развалило, тем не менее, все равно оставляло какие‑то лазейки, хотя и очень узкие. Вплоть до Лейбница никто, пожалуй, не смог как следует справиться с этим доводом. Парадокс в том, что субъективно Лейбниц принимал этот аргумент, но принимал с оговоркой, которой, как увидели его последователи, его рассыпает. Но об этом в свое время.

— А какая оговорка, а то мы потом забудем…

Ну ладно, скажу, он очень простой. Гениальный Лейбниц был мыслитель, хотя и весьма неоднозначный. Он сказал: все правильно в этом аргументе, но он действует только в том случае, если понятие Бога не заключает в себе противоречие. Если понятие Бога заключает в себе противоречие, то из него следует вообще все, что угодно: и то, что он существует, и то, что он не существует, что он делает, что захочет… — любую нелепость можете подставить в качестве следствия. А как можно узнать, содержит в себе понятие Бога противоречие или нет? Для этого надо ясно и отчетливо представить все предикаты и их отношение друг к другу. Но для нашего слабого рассудка это невозможно. Вот так последовательно Лейбниц возражает в критическом плане. Наш рассудок слаб — мы не можем это представить ясно и отчетливо; значит, мы не знаем, есть там противоречие или нет. А это значит, мы не знаем — действует аргумент или не действует. А стало быть, не знаем, есть Бог или нет, но этого мы не знали и без аргумента. Так что мы не сдвигаемся с места после этого возражения. Оно не доказывает, что Бога нет, оно просто обессиливает аргумент. Но Лейбниц считал, что можно обойти эту трудность: Бог состоит из одних лишь положительных качеств, а между положительными качествами не может быть противоречий — так он говорил. Поэтому, даже не отчетливо постигая Бога, можно сказать, что там нет противоречий. Но он не учитывал, что понятие Бога — это понятие бесконечности, а она‑то как раз чревата противоречиями.

— А кроме того, есть необходимость объяснять зло в мире — и все равно какие‑то противоречия в понятии Бога выясняются.

С этим обычно выкручивались. Это то аспект Лейбниц учитывал. Более того, самое крупное его сочинение «Опыты теодицеи», опубликованное при жизни — оно только этому вопросу и посвящено. Он специально написал не одну сотню страниц, чтобы во всех деталях осветить этот вопрос. Мы поговорим об этом, обещаю (хотя может быть, и не так подробно, как подробно об этом говорит Лейбниц, ведь в его философии много и других интересных тем).

Следующий аргумент Декарта очень экзотичный, с таким привкусом схоластики, с которой он борется. Я, кажется, уже в основных чертах излагал этот довод: речь идет о возможности самоподдержания существования человека — мы касались этой темы. Как человек может поддержать себя в следующий момент времени? Вот он существует сейчас и существует через секунду. Почему он существует через секунду? Ведь он может как существовать, так и не существовать. Какая же причина того, что он именно существует в следующую секунду? Эта причина не может находиться в самом человеке, потому что если бы эта причина была в самом человеке, человек оказался бы способным ежесекундно репродуцировать субстанцию. Если бы человек мог репродуцировать субстанцию, то тогда он мог бы тем более (поскольку в субстанции больше реальности, чем в свойствах) создать любые свойства, которые бы захотел. И конечно, он сделал бы себя всесовершенным существом. А поскольку человек не всесовершенное существо, то не он сам себя поддерживает (по modus tollens сразу же вытекает). Не он себя поддерживает в существовании, значит, его поддерживает другая внешняя причина. Эта причина, коль скоро она поддерживает субстанцию человеческую, способна к созданию любых качеств, наделению себя любыми свойствами. И естественно, реализует эту способность, а стало быть, является всесовершенной и существует, что и требовалось доказать. Всесовершенная субстанция существует, т. е. Бог существует — такой довод. Понятно, что он опять‑таки зависит от тезиса о причинности, который не доказывается Декартом. Кроме того, здесь архаичный постулат о том, что субстанция более реальна, чем свойства. Потом не совсем понятно: ведь все‑таки субстанцией душа человеческая не является в полном смысле слова. Может, тогда она и поддерживать себя может, коль скоро она не субстанция? Можно пробовать разные пути. Этот аргумент Декарт не популяризировал, в промежуток засовывал его между этими двумя основными.