«Может, плохо слышать стал?» — подумал. Закричал что есть силы:
— Дяденька атаман! А ведь я признал тебя!
Все, кто поблизости шли, обернулись. Мужик оглядел Демидку неприветливо.
— Обознался, малый!
— Нет! — горячо возразил Демидка. — Я тебя хорошо запомнил. Ты у нас с тятькой в лесу лошадь отобрал да съестное всё…
Засмеялись вокруг:
— Эва, какого приятеля встретил!
А мужик вовсе сердито:
— Портки спущу сейчас…
Обиделся Демидка.
Отстал.
На обочину дороги вышел. Глядь, впереди словно жёлтый дым стелется. Присмотрелся, навстречу, видать из Коломенского, — толпа.
Смешались два потока.
Те, что из Коломенского, рассказывают:
— Царь листы и челобитную взял. Обещал решение по нашим жалобам принять…
А те, что из Москвы:
— Вы и поверили? Нешто не помните, что про Морозова царь сулил? Мы дворы купцов Шорина и Задорина погромили в Москве да и многие другие тоже. Сына Василия Шорина поймали — бежать хотел… Разом кончать надо. Пускай царь Милославских да иных выдаст…
Уговаривать долго не пришлось — двинулись тоже в Коломенское.
Расправа
В садах, словно в зелёном море, купается село Коломенское. Дивным строением высится церковь на берегу реки. Между церковью и воротами царского двора — площадь.
Толчея великая на той площади. И вьются стрельцы да воины иноземные все возле бородатого человека в дорогой одежде. Стал человек на коня садиться — десять рук помогают.
Мужики к тому человеку:
— С голоду помираем, государь!
— Налогами задавили!
— Милославский, Шорин и другие на медных деньгах богатеют, а нам чистая погибель!
Понял Демидка — царь перед ним!
От мужицких слов лицо царя Алексей Михайловича потемнело гневно.
— Сказал, разберу жалобы! Чего ж ещё?!
Загудели угрожающе мужики. К царю, слуг его оттесняя, придвинулись. Стрелецкого начальника, не в меру ретивого, за грудки схватили.
Попятился испуганно царь.
А толпа наступает:
— Терпенья нет! Выдавай бояр ненавистных! Не то силой возьмём!
Махнул царь плетью:
— Рубить и сечь бунтовщиков без пощады!
Распахнулись ворота царской усадьбы, и мужикам навстречу — вооружённые стрельцы да солдаты.
Попятилась толпа было назад — а там тоже царёвы слуги с секирами и саблями. Заметались люди. А стрельцы слово государево точно исполняют. Не жалеют ни старого, ни малого, ни своего брата стрельца, коль в мятеже замешан.
Валятся в пыль порубанные люди, топчут ещё живых кони.
На дядьку Михайлу налетел скуластый стрелец с бешеными глазами.
— Эх! — как мясник выдохнул.
Пал на землю дядька Михайла, раскинув руки, на лице застыло удивление.
Скуластый — за Демидкой. Закричал дико Демидка:
— Дяденька, родненький, не надо…
А стрелец:
— Подыхай, щенок!
Саблю над Демидкиной головой занёс.
И вдруг чей-то кулак стрельцу прямо меж глаз.
Взвыл тот от боли.
Мужик ещё раз кулак поднял, покатился замертво скуластый стрелец, оскалив зубы.
— К реке беги! — обернулся мужик к Демидке.
Обмер Демидка — атаман перед ним. Лицо кровью залито.
— Столбом-то не стой, засекут!..
Атаман к реке — Демидка за ним. Скатились с крутого берега. Глядит Демидка, у атамана левая рука плетью висит.
Плавать умел Демидка. И не худо. Возле речки стояла отцова кузница — как не научиться.
Отмахивает Демидка сажёнками споро, а с атаманом неладное делается: то вынырнет, то под водой скроется.
Догнал его Демидка, отфыркиваясь, выговорил:
— За меня держись!
Повернул атаман почерневшее от боли лицо, головой мотнул: нет, дескать.
— Хватайся! — крикнул Демидка. — Потонешь!
Положил атаман перешибленную руку на Демидкино плечо — перетрухнул Демидка. Словно двухпудовая гиря легла. Так на дно и потянуло.
— Тяжело? — спросил атаман.
— Не… — еле выговорил Демидка.
Через середину реки перебрались, чувствует Демидка — нету сил больше. Всё тело чугуном налилось. Атаман, будто узнал, снял руку:
— Отдохни…
Поплыли малость рядом, атаман опять стал под воду уходить, дышит тяжело, хрипло.
Как доплыли — Демидка и не помнил толком.
Выбрались на берег — атаман головой в песок.
— Дяденька атаман, пошли… — трясёт его Демидка. — Конные царёвы слуги переплывают через речку.
Атаман не отвечает.
Ухватил Демидка его за правую руку, поволок от берега. Тяжела ноша, задыхается Демидка. И уж не вода, пот заливает лицо.
До кустов добрался, передохнул малость — и дальше. Вот-вот царёвы слуги покажутся на этом берегу…
Тащит Демидка атамана, озирается по сторонам. Далеко всё одно не уйти. Надо искать укрытие.
Завидел стог сена — обрадовался. Туда повернул.
Сено свежее, душистое.
Принялся нору копать в сене — стон за спиной. Обернулся — атаман, на локти поднялся, оглядывается.
— Ты, что ли, меня сюда…
— Ага!
До смерти обрадовался, что атаман в себя пришёл.
— Выходит, кормить бы мне без тебя раков…
Засмеялся Демидка:
— Кабы не ты, меня стрелец засек бы…
— Стало быть, квиты?
— Вроде бы так…
— Ну и ладно. А теперь беги отсюда со всех ног! Незваные гости, того гляди, пожалуют. Со мной поймают — худо придётся.
Заупрямился Демидка.
— Не пойду. Пропадать, так вместе.
— Не перечь! — рассердился атаман. — Не хочу греха на душу брать, чтоб через меня ты погибнул.
Сказал и насторожился. Прислушался Демидка. Со стороны реки конский топот и голоса.
— Беги! — приказал атаман.
— Куда ж бежать? Поздно! Я вон нору в сене сделал. Полезай. Я за тобой…
Покрутил головой атаман. С Демидкиной помощью в стог забрался. Демидка охапкой сена изнутри дыру закрыл. Топот и голоса всё ближе.
— Гляди! Стог сена стоит! Разметать бы надо, может, кто спрятался…
— Хлопотно больно. И так проверим.
Слышит Демидка, спрыгнул кто-то с лошади и к стогу подходит.
— Эй, кто есть, выходи! Саблями всё одно поколем!
Зашуршало что-то сбоку, сверху, сзади. Почувствовал Демидка, будто его кто-то по щеке холодным языком лизнул. Скосил глаза в зелёной полутьме и обмер. Язык-то стальной, сабля с чёрными следами крови…
— Нету никого, едем дальше!
Затих конский топот, а Демидка с атаманом так и просидели до самой ночи в укрытии.
Демидка спросил только:
— Ты и вправду меня тогда, на дороге, не узнал?
— Не с руки было. Неужто не понимаешь? Кругом народ разный, а ты во всю глотку: «Здравствуй, дяденька атаман, помнишь, как лошадь у нас с тятькой отнял…»
Демидка смущённо засопел.
— Лошадь-то, помнится, вернул вам…
— Я про то и хотел сказать, не успел…
— Ш-ш-ш… — остановил атаман. — Слышишь?
Опять раздались лошадиный топот и голоса.
Век, кажись, прошёл, пока солнце село.
Зажглись в небе звёзды. Атаман сказал:
— Вылезай, пора!
Выкарабкался Демидка наружу. Ноги размял.
За ним следом атаман вылез, тоже на месте потоптался, сказал:
— Теперь айда в разные стороны.
— А куда пойдёшь, дядька атаман?
— Далече. Есть такая река — Дон. Жизнь там повольнее нашей.
— Можно, я с тобой?
— А тятька?
— Нету тятьки…
— Куда ж делся?
Рассказал Демидка про всё, что с ними случилось после того, как отпустил их атаман. Даже про Фролку-кузнеца не утаил.
Об отце атаман сказал:
— Жаль, хороший мужик был… Ни за что пропал…
Подумал. Спросил:
— Стало быть, деваться тебе некуда и дома своего нет?
— Нету… — подтвердил Демидка.
— Коли так, что поделаешь! Суждено, значит, быть тебе вместо отца моим товарищем.
Осторожно, медленно шли Демидка с атаманом. От царских слуг хоронились. Да и нелегко атаману — рука и голова посечены.
Однажды ночью в лесу на костёр набрели. Мужичок, что возле огня сидел, кинулся было в лес. Атаман остановил:
— Не бойсь, свои. Не тронем.
Вернулся опасливо мужичок. Глаза запали, щёки ввалились, борода метлой.
Заметил атаман:
— Видать, непривычен к лесной жизни?
— Угадал… — ответил тот.
— Не по медному ли бунту скрываешься?
— А кабы и так?
— Не ершись, — сказал атаман примирительно. — Мы сами июля двадцать пятого дня в Коломенское приходили.
— Верно?
— Чего вернее! Еле через реку ушли. Вишь, память от стрельцовой сабли осталась — рука не шевелится и голова по сию пору трещит.
Мужик придвинулся к атаману:
— Ох, жестоко царь расправился с народом! Сколько людей зарубили, повесили да потопили — не счесть… А кто жив остался, тому выжгли на лице клеймо. С такой меткой и походи по белу свету. Всяк скажет: то преступник и вор, зло замышлявший против царя и бояр…