Читать интересную книгу Джон и Джордж. Пес, который изменил мою жизнь - Джон Долан

– Джон! Копы!

Обернувшись, я заметил на соседней улице полицейскую машину, в которой сидели двое полицейских и смотрели на нас. Мы, идиоты, даже не огляделись по сторонам! Я бросил болторез, и мы разбежались.

Не знаю, куда рванул приятель, но я оказался в соседнем районе около здания «Мидуэй», которое напоминало лабиринт. К счастью, я знал его как свои пять пальцев, а два копа, преследовавших меня, то и дело натыкались друг на друга. К тому времени я уже избавился от мучившей меня в детстве одышки, и я мог бегать очень быстро.

Я перепрыгнул целый лестничный пролет, пересек Госуэлл-роуд и ринулся в безопасный Президент-Хаус. Через минуту я уже неистово барабанил в свою дверь.

– Какого черта ты громыхаешь почтовым ящиком? – прорычал Джерри.

– Мне в туалет нужно, пап! Пусти, пожалуйста! Скорее!

Ничего лучше я придумать не смог. Я ринулся в ванную, чтобы Джерри не подумал, что я соврал, и постарался отдышаться, а затем отправился к себе в комнату. Успокоившись, я залез под одеяло и стал хихикать, вспоминая, как улизнул от полиции. Я даже показал копам кукиш.

К полуночи Дот и Джерри тоже легли, в доме стало очень тихо, но вдруг тишину нарушил громкий стук в дверь. На этот раз стучали не почтовым ящиком – кто-то дубасил в дверь кулаками. Так поздно к нам никто никогда не приходил. И никто не стучал кулаками. Я сразу же понял, что это полицейские. Видимо, приятеля схватили и он сдал меня копам.

Джерри негромко ругался, пока шел к двери, затем выругался громче, открывая замки, и еще громче – увидев перед собой двух бравых блюстителей порядка.

– Здесь живет Джон Долан? – спросил один из них.

– Что он опять натворил? – услышал я ответ Джерри.

– Мы точно не знаем. Возможно, нанесение ущерба собственности. Возможно, взлом с проникновением.

– Что, ограбление?!

– Возможно. Поэтому нам и нужно с ним поговорить. Он дома?

– Да, подождите минутку.

Джерри не успел сделать и шага в сторону моей комнаты, когда я вскочил, натянул одежду и вышел в коридор, встретившись с отцом на полпути. Сонно взглянув ему в глаза, я произнес:

– Прости, пап.

– Я тебе покажу прости, когда вернешься домой, негодяй! – ответил он.

Полицейские защелкнули наручники у меня на запястьях и отвели меня в свой фургон. До полицейского участка Кингс-Кросс было минут десять езды, и всю дорогу я думал о том, как встречусь со своим приятелем и хорошенько стукну его и как тяжко мне придется потом дома.

Меня обвинили в хулиганстве, что, конечно, не могло сравниться с Великим ограблением поезда, но все же не остановило судью Клеркенвеллского суда от того, чтобы назначить мне штраф в тридцать фунтов, который пришлось заплатить Джерри.

– Ты негодяй, – сказал он мне, выдав несколько банкнот из тяжким трудом заработанных денег.

Несколько следующих недель, если не месяцев, Джерри все никак не мог успокоиться. Каждый раз, когда я попадался ему на глаза, он еле слышно шептал «негодяй». Я всеми силами старался не появляться дома, отправляясь на долгие прогулки с Задирой или проводя по несколько дней у приятелей. Когда Джерри злился, а когда он был пьян, случалось это нередко, он опять грозил мне дверью на улицу или заявлял, что с радостью отошлет меня к Джимми Долану. Это по-прежнему до смерти пугало меня. Хотя к тому времени я уже познакомился с Джимми, я все равно его толком не знал и не хотел с ним жить.

Я несколько раз разговаривал с ним. Он рассказал о предприятии по продаже подержанной мебели, которым владел вместе с отцом. Долан был тот еще тип; все его звали Безумный Джимми. Не нужно было быть гением, чтобы понять, как он получил свое прозвище. Джимми сказал, что бизнес идет хорошо, и спросил, не хочу ли я помогать ему иногда, и мне показалось, что это неплохой способ заработать немного карманных денег. Во всем этом не было ничего особенного. Не произошло драматического воссоединения отца с сыном: для меня он, как и раньше, оставался Джимми Доланом, и мы хорошо ладили, когда по выходным я помогал ему таскать мебель.

* * *

В выпускном классе меня отправили в специальное учебное заведение для проблемных детей со всего Лондона. Я никогда не проявлял особого внимания на занятиях и постепенно начал всем мешать, даже несмотря на то что мистер Гловер по-прежнему старался помочь мне. Всем было бы лучше, если бы я ушел из школы. Новое место больше напоминало колледж, чем школу, и в нас там видели скорее молодых взрослых, чем детей. Можно было играть на гитаре или брать уроки кулинарии, а также там была курилка, где все мы после занятий дымили сигаретами «Бенсон и Хеджес». Я ходил на занятия каждый день, но на самом деле просто отбывал свой срок, считая дни до официального выпуска.

Когда в последний учебный год в мае начались экзамены, я помню, как вошел в большой зал с толпой других выпускников, и учитель объявил:

– Если кто-нибудь среди вас не хочет сегодня сдавать экзамен, пусть выйдет и не мешает другим работать.

Я встал первым, и это вызвало эффект домино: следом поднялись еще несколько ребят, и в коридор вышло около дюжины учеников. Когда несколько недель спустя наступил последний день учебы, я покинул школу, не получив никакой квалификации. Я довольно хорошо умел рисовать – и только. Но это не волновало меня – я был убежден, что жизнь только начинается. Теперь я мог делать что хотел и с нетерпением ждал, что будет дальше.

Многие ребята, с которыми я вырос, очень рано обзавелись семьями и детьми, но себя я в роли отца пока не видел. У меня никогда не было девушки. К сожалению, к окончанию школы я весил столько же, сколько и до обращения в больницу святого Варфоломея, и рассчитывать, что в обозримом будущем у меня появится девушка, не приходилось. Думаю, я потерял вес всего на год, а потом я пристрастился к травке и начал есть все подряд, забыв о диете. С такой внешностью я просто не мог найти в себе силы пригласить девушку на свидание.

Многие выпускники начали торговать на барахолках в районе Кларкенуэлла, несколько моих приятелей получили работу на крупной обувной фабрике на Марджери-стрит и стали приклеивать подошвы к ботинкам. В этой роли я себя тоже не видел и ужасался перспективе изо дня в день заниматься одним и тем же, но других планов у меня не было. Я думал, что все как-нибудь само образуется и сложится удачно для меня. Я был очень наивен.

Мне хотелось проводить время с приятелями, слушать музыку, курить травку и заниматься всякой ерундой. Но это не вписывалось в картину мира Дот и Джерри. Им не нравилось, что я сижу дома без дела, и они начали наседать на меня, требуя найти работу. Я не получил никакой квалификации, поэтому задача оказалась не из легких. Когда Джимми Долан предложил мне больше работать в его фирме по продаже офисной мебели, родители неохотно согласились, хотя Дот прямо сказала, что мне следует как можно скорее подыскать себе «нормальное место».

Чем больше времени я проводил с Джимми, тем лучше понимал, что он был неплохим парнем и ему, похоже, действительно было не наплевать на меня. Я стал считать его кем-то вроде старого друга семьи. Когда он предложил еще поработать на него, я тут же согласился, ухватившись за шанс успокоить Джерри и Дот.

На этот раз Джимми доверил мне «карточки». Я должен был ходить по городу и раздавать прохожим рекламные листовки: «Скупка новой и подержанной офисной мебели – отличные цены». Работа мне нравилась, я начал зарабатывать сам, но проблема заключалась в том, что этот доход был нерегулярным. Например, я работал две недели подряд, а потом неделю отдыхал. А когда я отдыхал, я курил все больше травки, ведь теперь я мог позволить себе покупать ее гораздо чаще. Целыми днями я просто сидел дома, спал и курил. Время от времени я отжимался и упражнялся с гантелями – в основном из чувства вины, – и это помогло немного сбросить вес, хотя этих тренировок было явно недостаточно. Меня всегда больше тянуло спать, чем заниматься спортом. Я еще не понимал, что неумолимо приближается ужасное пробуждение.

Глава десятая

Когда мне было восемнадцать лет, я попал в Фелтем, тюрьму для мальчиков-подростков. Мы с другом занимались мелким жульничеством: я подделывал подписи в украденных сберегательных книжках и снимал на почте или в банке по пятьдесят или сто фунтов. Правосудие настигло меня, и я был обвинен в мошенничестве и приговорен к шести месяцам тюрьмы.

Был декабрь 1989 года. Только что пала Берлинская стена, а Нельсона Манделу вот-вот должны были выпустить с Роббенэйланда. Я считал, что мне повезло: я жил в свободной стране, и по моему делу состоялось честное слушание. Дот и Джерри почти не смотрели на меня во время суда. Чаша их терпения уже переполнилась.

Я слышал, что Фелтем – опасное место, но это все-таки была тюрьма не для взрослых, и попал я туда ненадолго. Меня посадили за простое жульничество, я не был головорезом или разбойником. Срок был небольшим, и я полагал, что скоро выйду на свободу, забуду этот неприятный эпизод и моя жизнь продолжится как ни в чем не бывало.