Наверное, Сид ждал какого-то ответа, но Джини сидела, будто превратившись в айсберг. Внутри у нее все словно заледенело. Но даже если бы она могла говорить… что тут скажешь? Чек принят, деньги по нему получены и истрачены. Аргументов для защиты нет. Впрочем, если бы они и были, что толку? Все равно Сид верит отцу, а не ей. Даже если она скажет, что в действительности вся проблема в ее мексиканском происхождении, это делу не поможет…
На душе Джини было тяжело от горестных раздумий о том, что, как всегда, сильные мира сего ведут игру без правил, с маленькими людьми не считаются и все несчастья выпадают на долю последних. Впрочем, чего еще ожидать в мире, где правят деньги…
Последняя мысль неожиданно придала Джини сил, и она выпрямилась.
— Ладно, прошлое мы обсудили, ты высказал мне все, что хотел, и даже обозвал нехорошими словами. Можно я теперь перейду к делу, из-за которого и приехала сюда?
— Можно, — ледяным тоном произнес Сид.
8
Джини слегка пошевелились в кресле, меняя положение.
— Ты отстранил Кончиту, мою мать, от работы, сообщив через секретаря, что спустя определенный трудовым законодательством срок она получит расчет.
— Через два месяца, — кивнул Сид. Затем сердито добавил: — А чего же она хотела? За такие вещи по головке не гладят! Конечно, если бы от наших клиентов не поступили рекламации, вся история так и осталась бы под покровом тайны. Но не зря ведь говорят, что все тайное когда-нибудь становится явным! Не понимаю, на что Кончита надеялась…
— Но не она же впустила на охраняемый объект посторонних! Это сделал ее сменщик, то есть совсем другой человек! Как ты можешь так поступать с Кончитой, которую знаешь с детства…
— Она меня тоже знает, но все же соврала мне.
— Неправда, она просто не сообщила о происшествии! — горячо произнесла Джини.
Сид холодно взглянул на нее.
— Именно это я и имею в виду. Не сообщить — практически то же самое, что соврать.
— Ничего подобного, это разные вещи!
— Интересно, кто так считает — ты или Кончита? — прищурился Сид.
— Мы обе!
— Что ж, значит, склонность ко лжи — ваша семейная черта.
Джини прикусила губу. Ясно, что Сид намекает на ее якобы шпионскую деятельность.
— Конечно, теперь ты станешь валить все в кучу…
Сид пожал плечами.
— Что значит «все»? Кончита поддерживала версию своего сменщика до тех пор, пока ему уже не стало смысла отпираться. Это, знаешь ли, не просто халатность, тут уже просматривается злой умысел!
В душе Джини вновь взметнулась волна негодования.
— По-твоему, Кончита что-то получила за то, что согласилась покрыть своего напарника? Говори, говори, не стесняйся…
— Утверждать не возьмусь, — хмыкнул Сид. — Но мало ли что… Ведь ты же в свое время не отказалась от денег, так кто поручится, что и Кончита не поступила точно так же? Хм, как интересно: вот и еще одна семейная черта наклевывается — стяжательство.
Джини нервно сплела пальцы.
— Думай что хочешь, но я в отличие от тебя могу утверждать: поступок Кончиты продиктован не корыстными побуждениями.
— В таком случае чем?
— Ох боже мой! Неужели до сих пор не ясно… Кончита просто пожалела того парня. Ведь, насколько мне известно, он еще совсем мальчишка. — Пальцы Джини хрустнули, но она не разомкнула их. Вообще не обратила на этот звук внимания. — Кончита подумала, что, если не сообщит о его проступке сейчас, он сделает выводы, возьмется за ум и продолжит жизнь, если не заново, то правильнее, что ли…
Сид смерил ее насмешливым взглядом.
— Хочешь сказать, что в своих действиях Кончита руководствовалась воспитательными мотивами?
— Разумеется! У нее есть эта черта. И потом, не забывай, Кончита бывший полицейский.
— Предположим. Но, согласись, как-то странно и нелогично для бывшего полицейского покрывать преступление! Ты хотя бы представляешь, что устроили на складе приятели того недоумка?
Джини вздохнула.
— Кончита мне рассказала. Согласна, не следовало ей покрывать проступок сменщика, но… она моя мать, я не могу оставаться равнодушной к тому, что с ней происходит. И потом, в конце концов, она все-таки рассказала правду. Поверь, Кончита сожалеет о случившемся.
— Еще бы… Работы-то лишиться ей наверняка не хочется…
Слова Сида болью отдались в душе Джини.
— Ну почему ты такой злой?! Прежде был совсем другим…
— Да, конечно… дурачком, из которого можно вить веревки.
Чем дальше, тем больше у Джини усиливалось ощущение, что они говорят на разных языках. Вот и сейчас она абсолютно не поняла сказанного.
— Это кто вил из тебя веревки?
— Ты, кто же еще!
Ответ тайны не прояснил. Для Джини так и осталось загадкой, почему Сид обвиняет ее в чем-то злонамеренном. Не желая сейчас ломать над этим голову, она вернулась к прежней теме:
— Ты прав, Кончите не хочется лишиться работы. Она… страдает. Мучается угрызениями совести.
— Ох-ох, сейчас разрыдаюсь! — усмехнулся Сид. — Перестань разводить антимонии. Толку от этого все равно не будет. И потом, у меня нет времени на подобные разговоры.
— Это не антимонии! — в отчаянии воскликнула Джини. — Речь идет о человеческой жизни!
Глаза Сида сердито блеснули.
— Оставь эти пафосные заклинания. О человеческой жизни… Речь идет о деньгах! По самым скромным подсчетам, порядка пятнадцати тысяч долларов потребуется на устранение причиненного ущерба, а еще неизвестно, какова окажется сумма неустойки, которую отсудят у меня лишившиеся запланированной прибыли автосалоны. Ведь им пришлось вернуть автомобили компании-производителю — то есть мне — и их залы остались пустыми. Все это может быть расценено как срыв поставок, понятно?
Джини побледнела. Об этой стороне проблемы она как-то не подумала.
— Тебе грозит выплата неустойки?
Сид развел руками.
— Увы! И все потому, что у меня такая охрана!
— Но не Кончита же виновата в том, что случилось! — Джини сорвалась на крик. — Это ее сменщик набедокурил! Почему ты наказываешь Кончиту за то, чего она не совершала?
— Верно, не совершала, — сухо произнес Сид. — Но оказалась причастна к этой истории. И я не вижу причин закрыть глаза на данный факт. Тем более что дело получило развитие и сейчас им занимается полиция. Открыто уголовное дело.
— К-какое дело? — Джини даже заикаться начала от неожиданности: об уголовном деле Кончита не упоминала.
Сид нетерпеливо пошевелился в кресле.
— Ну, какое… Не знаешь, что такое уголовное дело? А еще дочь полицейского!