Читать интересную книгу Н. В. Гоголь и Россия. Два века легенды - Леонид Крупчанов

Активно работая над «Мертвыми душами», Гоголь в то же время продолжал совершенствовать комедию «Ревизор», связанную с дорогим для него именем Пушкина. Он работает и над текстом, и особенно над сценическими проблемами комедии. Он часто пишет Щепкину в Москву, детально разъясняя ему особенности ролей комедии. В письме С. Т. Аксакову 5 марта 1841 г. из Рима он сообщает, что посылает ему приложение к «Ревизору» для публикации их в журнале «Москвитянин», с которым был связан С. Аксаков. Гоголь пишет в этом письме: «Здесь письмо, написанное мною к Пушкину по его собственному желанию. Он был тогда в деревне. Пьеса игралась без него. Он хотел писать полный разбор ее для своего журнала и меня просил уведомить, как она была выполнена на сцене. Письмо осталось у меня неотправленным, потому что он скоро приехал сам. Из этого письма я выключил то, что, собственно, могло быть интересно для меня и для него, и оставил только то, что может быть интересно для будущей постановки «Ревизора»…» Гоголь здесь имеет в виду «Отрывок из письма, писанного автором вскоре после первого представления «Ревизора» к одному литератору». «Отрывок…» был напечатан в журнале «Москвитянин» в 1841 г., а позднее в приложении ко второму изданию комедии. Из друзей пушкинского круга самые доброжелательные отношения Гоголь до конца сохранил с Жуковским, последнее небольшое письмо которому написано Гоголем осенью 1849 г. и связано с завершением перевода «Одиссеи» Жуковским. Жуковский посещает Гоголя в Риме. В свою очередь Гоголь неоднократно посещает Жуковского в России и за границей, живет у него на квартире. Жуковский выполняет для Гоголя роль Пушкина: Гоголь читает ему главы из «Мертвых душ», а первую часть поэмы высылает целиком вместе с письмом 26 июня 1842 г. из Берлина. Летом 1846 г. Гоголь публикует в «Московских ведомостях» свою статью об «Одиссее», переводимой Жуковским.

До конца сохранил Гоголь отношения с Плетневым, к которому перешел пушкинский «Современник». Эти отношения были сложнее. Отвечая Плетневу на его совет заняться журналистикой, Гоголь пишет в письме от 17 марта 1842 г.: «У меня для этого нет терпенья. Нет, у меня нет для этого способностей. Отвлеченный писатель и журналист также не могут соединиться в одном человеке, как не могут соединиться теоретик и практик». Рассматривая направление журнала «Современник» как «скромное и чистое», Гоголь связывает эту направленность с именем Пушкина. «Ваш журнал не должен заниматься тем, чем занимается торопящийся, шумный современный свет, – пишет он. – Его цель другая. Это благоуханье цветов, растущих уединенно на могиле Пушкина. Рыночная толпа не должна знать к ней дороги, с нее довольно славного имени поэта».

Шло время. Гоголь работал над поэмой «Мертвые души», трудом всей его жизни, как бы завещанным ему Пушкиным. Первый том поэмы после долгих трудов, с большими цензурными сложностями, вышел в 1842 г. Готовит Гоголь и первое собрание своих сочинений. Активное участие в его делах принимает Плетнев. Мужает талант Гоголя, растет его авторитет. В рамках того великого перелома, который произошел в его сознании с отъездом за границу и с началом работы над «Мертвыми душами», он начинает ощущать себя пророком, усиливаются дидактические мотивы в его произведениях и письмах. К роли продолжателя дела Пушкина, подвигают его и старые литературные друзья, группировавшиеся вокруг журнала «Современник».

О Гоголе пишут Белинский и Герцен, переводят его на иностранные языки. М. Ю. Лермонтов читает ему свою поэму «Мцыри». Он встречается с А. Н. Островским, И. С. Тургеневым, А. Мицкевичем, с братом А. С. Пушкина Л. С. Пушкиным. Плетнев, считая себя продолжателем Пушкина, видел в Гоголе как бы автоматически перешедшего в его распоряжение преданного союзника. Такая позиция Плетнева и других старых товарищей стала раздражать Гоголя.

Ярче всего эти настроения проявились в его письме А. О. Смирновой 28 декабря из Франкфурта. Он пишет, что его «литературные приятели» не поняли смысла происшедшей в нем великой перемены, в результате которой он обратился к совершенствованию «души» своей, чрезвычайно далекой от совершенства. Его друзья проглядели, что он сошелся с «другими людьми», «родственнее» и ближе ему по духу. Старые друзья, занятые каждый своей «идеей» или журналом, видели в нем «прежнего человека» и старались привлечь на свою сторону, хотя он и прежде «не вполне разделял», по его словам, эти идеи. Холодность к их литературным делам Гоголь не отождествляет с холодностью к ним самим. Среди старых приятелей он выделяет Плетнева, который скорее по наивности «затянулся» в литературу. Меняется отношение Гоголя к журналу «Современник». Он пишет о Плетневе: «Ему вообразилось, что он, после смерти Пушкина, должен защищать его могилу изданием «Современника», к которому сам Пушкин и при жизни своей не питал большой привязанности, хотя издавал его собственными руками и хотя я тоже с своей стороны подзадоривал его на это дело. Журнал определенной цели не имел никакой даже и при нем, а теперь и подавно. Плетнев связывает с ним какую-то пространную идею, которую имеет всякий и толкует по-своему, впрочем, и сам он этой идеи в статьях своего «Современника» никому не дал понять. Но тем не менее он считает, что один только идет по прямой дороге, по которой должен идти всякий литератор, и всех, кто не помещает статей в «Современнике», считает людьми, отшатнувшимися и чуть ли не врагами тени Пушкина… Вот почему я избегал с ним всяких речей о подобных предметах, что повергало его в совершенное недоумение, ибо он считал, что я живу и дышу литературой». Конечно, плетневский «Современник» был слабее пушкинского, но все же написанная Гоголем через два года (1846) его статья «О «Современнике»» была излишне резкой. О каких же новых людях, с которыми сблизился Гоголь в эти годы, идет речь в этом письме? Судя по письмам, это славянофильская семья Аксаковых, особенно старший – С. Т. Аксаков, А. О. Смирнова, художник А. А. Иванов, работавший в то время над картиной «Явление Христа народу», Н. М. Языков, ставший другом Гоголя.

Активно общается Гоголь с бывшей своей ученицей М. П. Балабиной. В своих письмах он продолжает поучать ее, особенно в плане литературном. Он одобряет знакомство Балабиной с романом B. C. Миклашевичевой «Село Михайловское, или помещики XVIII века», распространявшемся тогда в рукописи (письмо Гоголя от 30 мая 1839 г.). Этот роман хорошо был известен и Пушкину, поместившему в третьем номере «Современника» свой отзыв на книгу Миклашевичевой. В отзыве он писал: «Недавно одна рукопись под заглавием «Село Михайловское» ходило в обществе по рукам и произвела большое впечатление. Это роман, сочиненный дамой. Говорят, в нем много оригинальности, много чувства, много живых и сильных изображений».

В письме М. С. Щепкину в августе 1840 г. Гоголь уточняет, какую шляпу должен надеть один из героев рекомендуемой им к постановке итальянской комедии: «В шляпе трехугольной, – пишет Гоголь, – не как носят у нас, что называют вареником, а в той, в какой нарисован блудный сын, пасущий стада, то есть с пригнутыми немного полями на три стороны». Этот образ распространенной в то время картины использовал и Пушкин в повести «Станционный смотритель», где изображен юноша-свинопас «в рубище и в треугольной шляпе». Можно сказать, до последних дней Гоголь сохранял в своей памяти образ Пушкина. Буквально за несколько месяцев до смерти (в письме М. П. Погодину в сентябре 1851 г.) он просит Погодина переслать П. В. Анненкову, работавшему над биографией Пушкина, имеющиеся у него материалы. «По мере сил удовлетвори», – просит он Погодина.

2. Литературные традиции А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя

а. Древнегреческая и древнеримская литература в оценке А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя

А. С. Пушкин

Пушкин в Лицее, как и Гоголь в Нежинской гимназии, основательно изучали классику. Образы и мифы древнегреческой и древнеримской литературы Пушкин постоянно использовал в своем творчестве, в письмах. В письме лицейского пери ода в декабре 1816 года к дяде, известному поэту В. Л. Пушкину, он сравнивает его поэзию

«…с гневной музой ЮвеналаГлухого варварства начала…»

Молодой Пушкин прекрасно чувствовал стиль и сам дух классической поэзии. В письме к брату Л. С. Пушкину, уже после лицея, в сентябре 1822 года, он критикует Кюхельбекера, который, по словам Пушкина, решил «воспевать Грецию, великолепную, классическую Грецию, Грецию, где всё дышит мифологией и героизмом, славянорусскими стихами, целиком взятыми из Иеремии». «Что бы сказали Гомер и Пиндар?» – добавляет он. У Пушкина свои критерии оценки творчества классиков. «У римлян, – пишет он А. А. Бестужеву в 1825 году, – век посредственности предшествовал веку гениев, – грех отнять это титло у таковых людей, каковы Виргилий, Гораций, Тибулл, хотя они, кроме двух последних, шли столбовою дорогою подражания. Критики греческой мы не имеем». Из числа подражателей Пушкин исключает только Горация. Пушкин с нетерпением ожидал выхода в свет «Илиады» Гомера в переводе Н. И. Гнедича, а появление перевода в январе 1830 года встретил краткой заметкой в «Литературной газете». Он противопоставляет «Илиаду» и ее перевод как «образец величавой «древности», модным «блестящим безделкам» современных писателей и называет труд переводчика бескорыстным, вдохновенным «подви гом», которому посвящены многие, «лучшие годы жизни». В «Объяснении…», опубликованном через месяц, Пушкин защищает Гнедича и редактора «Литературной газеты» Дельвига от нападок С. Раича, увидевшего в одобритель ной заметке Пушкина признак «партийной» солидарности. Пушкин отмечает, что, с его точки зрения, значение имеют только чисто литературные оценки. Ссылаясь на незнание греческого языка, Пушкин собирается дать отзыв о переводе Гнедича позднее. В стихах Гнедича, в которых Пушкин отмечал удачные строки, в то же время было, по его замечанию, что-то «жесткое». На это Пушкин указывал в стихотворном послании начала 1820-х годов («На Гнедича»). К переводу же Гнедича он относился одобрительно, указывая, что Гнедич «… воскресил Ахилла призрак величавый Гомера музу нам явил.» («Из письма к Гнедичу»)