И осеклась — ведь за густой зеленью может прятаться господский соглядатай. Даже здесь ее одиночество — не более чем иллюзия. Не случайно этот таинственный Счастливчик не дает о себе знать. Он выжидает, подслушивает, изучает ее. Девушка встала и обошла беседку вокруг — никого поблизости не было. Ничто не нарушало покоя прелестного уголка сада. Ни один листок не колыхался, только порой под тяжестью птицы склонялась тонкая веточка.
Соня отправилась в дом, решив помириться с Танаис. «Эта несносная старуха сама напрашивается на подобные колкости,— мысленно успокаивала себя девушка.— Да и что обижаться на правду? Она что, не знает, сколько ей лет?»
— Танаис! — позвала Соня и огляделась.
К ее удивлению, никого в комнате не было.
— Танаис, хватит дуться! Ты где? — Она стремительно прошла в другую комнату. Служанки и там не обнаружилось. Соня обошла все комнаты и никого не нашла.
— Вот проклятье! — в сердцах ругнулась девушка.— Куда эта старуха подевалась?!
Она сердито пнула ногой пуфик, давая выход настроению. Все вокруг раздражало ее.
Соня давно отвыкла от такой спокойной размеренной жизни, отвыкла от чувства зависимости. Ее угнетала неизвестность. Куда влек ее поток бессмысленной, тягучей как патока жизни в этом доме?
Девушка знала, что самовольно старая служанка не уйдет, как бы ни была обижена. Значит, пока Соня нежилась в беседке, здесь что-то произошло, и она это прозевала. Вдруг девушка услышала звук отворяющихся дверей. Она быстро обернулась, ожидая увидеть скрюченную фигурку Танаис.
Створки ведущих во внутренние покои дверей, прежде всегда запертые, широко распахнулись. Оранжевые лучи закатного солнца ворвались в комнату. В проеме стояли два рослых стражника. Они пропустили в комнату человека в богато расшитой одежде и закрыли за ним дверь. Соня сначала не разглядела лица вошедшего из-за ярко светившего ему в спину солнца, но когда створки сомкнулись, девушка узнала вельможу, купившего у нее орехи.
Он по-хозяйски прошел через всю комнату и сел на широкий мягкий диван. Затем хлопнул в ладоши, и сразу отворилась небольшая дверца, через которую обычно входил слуга. Он и теперь появился, неся поднос, нагруженный сластями и кувшинами с вином. Поставив ношу на столик, прислужник бесшумно удалился. За все это время никто не произнес ни звука. Соня выжидающе смотрела на Файрада. Она твердо решила, что первой рта не раскроет. Пусть говорит он.
Счастливчик смотрел на девушку и раздумывал, с чего начать. Направляясь сюда, он рассчитывал сразу подавить возможное сопротивление, заявив, что она его пленница, помощи ей ждать неоткуда и в ближайшее время, волей или неволей, она вынуждена будет отправиться с ним в далекое путешествие. Но встретив пытливый холодный взгляд серых глаз, он быстро понял безнадежность попыток запугать строптивую девицу.
— Я рад, что ты уже поправилась,— начал он издалека,— и надеюсь, ни в чем не нуждаешься. Танаис добросовестная служанка.
Девушка молчала, пристально глядя на Файрада. Вельможу раздражало это непонятное упорство. Горная ведьма сдержала свое обещание. И он привык внушать страх и всегда наслаждался своей властью над человеком, умея заставить пресмыкаться у своих ног любого. И вдруг девчонка, которую он мог смять, как сорванный цветок, смеет подобным образом вести себя с ним, с владетельным господином, дружбы которого ищут, а гнева боятся.
Он грозно нахмурил брови, глядя на пленницу и стараясь понять, что она задумала, но ничего не увидел в спокойных глазах девушки. Файрад заставил себя успокоиться. Надо было все-таки указать этой наглой девчонке ее место.
— Ты живешь в моем доме на правах гостьи,— сказал Файрад холодным властным голосом,— но положение твое может измениться. Бежать не советую. Даже не пытайся — поймают и запрут в темницу. Подумай, где удобнее — в этих комнатах или в темном, затхлом подвале. Тебе следует смириться…
Соня опустила глаза, чтобы не выдать вскипающий гнев. Счастливчик же, привыкший к постоянным проявлениям покорности окружающих, принял это движение за молчаливое выражение согласия с его словами.
— Я рад, что мы так легко поняли друг друга,— с надменной сдержанностью сказал хозяин.— Надеюсь, в следующий раз ты будешь разговорчивее. Тогда я расскажу о деле, ради которого искал с тобой встречи.
В голосе мужчины теперь слышались не только повелительные нотки, но и откровенная заинтересованность. Он встал и неторопливо пошел к дверям. Они распахнулись, пропуская его, и захлопнулись с тихим шорохом. Соня отошла к окну.
«Так, значит, все-таки какое-то дело есть,— размышляла она.— Файрад начал охоту за мной, еще когда был уверен, что я мужчина. И ему наплевать, что я — девушка. Для него, оказывается, главное — заполучить человека, который продал орехи».
Придя к такому выводу, Соня почувствовала себя увереннее. Передразнивая важную поступь Счастливчика, прошлась по комнате, села на диван, где только что сидел хозяин дома, и несколько раз звонко хлопнула в ладоши. Неожиданно дверца отворилась и в комнату вошла Танаис.
— Ты что расшумелась? — недовольно спросила служанка.
Соня, не ожидавшая от своих хлопков подобного результата, от души рассмеялась. А старуха, решив, что над ней опять потешаются, прошипела что-то и заковыляла в свой угол.
— Ну, не сердись, Танаис. Ты же старая и мудрая,— решила польстить старухе Соня,— и можешь себе позволить снисходительно относиться к глупостям неразумной девчонки.
Старухе неприкрытая лесть пришлась по душе, и губы ее растянулись в подобии улыбки.
— Никак ты одумалась,— довольно заметила старуха.— Не иначе, встреча с нашим господином так благотворно на тебя повлияла. Церемонится он с тобой, как с любимой дочерью, даже не узнать его. Обычно он суров с людьми,— пояснила она.
— Одумалась, моя проницательная Танаис, одумалась,— прощебетала Соня, приведя служанку в полное замешательство.— О, как мне без тебя неловко было и неуютно наедине с вельможным господином. Кроме придорожных таверен, я мало что в своей жизни видела. Мне так непривычно в этой роскоши, в таком богатом доме. Не знаю, как вести себя. Только ты меня и поддерживаешь своими советами.
Девушка так увлеклась возвеличиванием Танаис, что уже сама почти поверила в ее мудрость и доброту.
— Ну, полно, полно, голубка моя,— совсем растаяла старуха, уверовав в свою необходимость.— Я тебя научу достойным манерам, а к роскоши быстро привыкают. Наш господин тоже не с рождения в золоте купался.
— Как замечательно ты сказала! — продолжала она умасливать служанку.— А знаешь, он о ка-ком-то деле мне говорил. Ума не приложу, какое у такого важного господина может быть ко мне дело?