впереди таинственность и неизведанность пересиливали страх. Чутье подсказывало, что во тьме кроется какая-то тайна».
На всякий случай, еще не зная, чем кончится наша операция, Константин прихватил с собой электрический фонарик и первым начал спускаться по лестнице. Закрыв за собой дверь, я последовал за ним.
Насчитав тридцать четыре ступени, мы оказались в подземелье, представлявшем собой узкую, метровой ширины щель, облицованную известняком и высотой чуть больше человеческого роста. В тишине, нарушаемой только нашими шагами, молча двинулись вперед. Опять обращаюсь к рассказу Константина:
«Вскоре стал ощущаться недостаток кислорода, дышать становилось все труднее. Чем дальше шло продвижение, тем более напрягались нервы, обострялся слух, обоняние улавливало малейшие оттенки запахов. Беспокоила мысль: а что, если в тоннеле окажется углекислый газ?!»
Вскоре мы дошли до развилки. Правый тоннель, как я рассчитал, вел в сторону Соймоновского проезда, а левый, более древний и узкий, – в сторону Кремля.
Посоветовавшись, мы решили сначала исследовать правый, менее древний тоннель. Пройдя несколько десятков метров, неожиданно увидели впереди свет. Прибавили шаг – и оказались в квадратном подземном помещении. Свет исходил из овальной трубы. Там, где она кончалась, поблескивала в вечерних сумерках гладь реки Москвы.
Что-то попало Константину под ноги. Он осветил пол: это был короткий деревянный кругляк, рядом валялось еще несколько таких же, одинакового размера. Константин осветил потолок возле одной из стен, из которой торчали скобы, и мы разглядели закрытую крышкой горловину люка.
– Стой здесь, – сказал Константин и пошел вдоль стены, освещая себе под ногами. В одном месте задержался, что-то внимательно разглядывая на полу.
– Что там? – нетерпеливо спросил я.
– Ничего. Пойдем обратно, надо проверить левый тоннель, – глухо, словно не своим голосом ответил Константин.
Мы вернулись до развилки и вошли в тоннель, ведущий, как я предполагал, к Кремлю. Он был не шире семидесяти сантиметров, выложенные известняком стены почернели от времени, свод бороздили глубокие расщелины, казалось – он того гляди рухнет нам на головы.
Мне нестерпимо захотелось подняться наверх, на свежий воздух, но Константин уже углубился в тоннель, и я промолчал, покорно пошел за ним, с каждым шагом чувствуя, что дышать становится все труднее.
Вдруг стены раздвинулись, справа Константин высветил фонарем вертикальную нишу. То, что мы увидели в ней, до сих пор стоит у меня перед глазами: ржавыми цепями к стене был прикован скелет, железное кольцо поддерживало склонившийся вниз череп.
Константин перекинул свет фонаря в противоположную сторону – и высветил другую, более глубокую нишу с остатками ржавых цепей, человеческих костей и черепов.
Еще один отрывок из рассказа Константина:
«В оцепенении смотрели мы на останки неведомых узников, брошенных в подземелье по чьей-то злой воле, может быть, самого Малюты Скуратова. Свет фонарика заколебался – и зашевелились тени, создавая впечатление, что череп качается, словно укоряя нас в том, что нарушен его вечный покой. В ту же секунду фонарик погас. Со всех сторон надвинулась страшная тьма. Мы инстинктивно прижались друг к другу. Те секунды, которые потребовались, чтобы заставить фонарик гореть, показались долгими минутами, хотя мы были, как говорится, не из робкого десятка. Но вот луч фонаря вновь осветил подземелье. Неожиданно над нами послышался глухой нарастающий гул, напоминающий шум морского прибоя. Он отвлек наше внимание от ужасного зрелища. Осветив свод тоннеля, мы увидели, как сквозь глубокие щели меж известковыми камнями струится песок. В следующее мгновение показалось, что от нарастающего грохота ветхий свод вот-вот рухнет и похоронит нас навсегда в подземелье. Однако свод остался цел и невредим, а шум наверху стал стихать. Мы поняли, что находимся под улицей Ленивкой, по которой ходит трамвай. Желание приобщиться к великим тайнам прошлого неудержимо тянуло вперед, и мы, несмотря на недостаток кислорода, на риск оказаться заживо погребенными в подземелье, направились дальше».
Через несколько метров тоннель уткнулся в железную дверь, изъеденную ржавчиной. Константин передал фонарик мне и попытался все тем же ломом, который мы на всякий случай взяли с собой, открыть ее. Я высветил потолок над дверью и шепотом сказал:
– Смотри – камни придавили притолоку. Если откроем дверь, потолок рухнет, здесь и останемся.
Что скрывалось за этой дверью? Куда бы привел нас подземный ход?
Опять обращаюсь к рассказу Константина:
«Мы стояли перед недоступной дверью и не знали, что предпринять. И тут снова погас фонарик. Мы опять оказались в жуткой темноте. К счастью, мы прихватили с собой и спички, хотя оба не курили. То и дело чиркая коробок спичками, кое-как освещая путь, мы побежали к выходу, словно за нами гнались погребенные в тоннеле мученики».
Выбравшись наружу, мы заложили дверь кусками известняка и присели на ступенях лестницы, спускающейся к Москве-реке. Константин вынул из кармана записную книжку и карандаш, условно нарисовал на листке контур разрушенного храма Христа Спасителя, ниже – берег реки Москвы, выше – улицу Волхонку, слева – Соймоновский проезд, справа, на расстоянии, – улицу Ленивку и Лебяжий переулок. До восточного фасада храма провел вниз линию, обозначающую подземный ход до развилки. От нее одну линию протянул налево, в сторону Соймоновского проезда, другую – направо, к пересечению Волхонки и Лебяжьего переулка. Здесь отметил дверь и пунктиром провел от нее линию еще дальше вправо, написав на конце короткое слово «Кремль». Подумав секунду, поставил рядом вопросительный знак.
– Здесь не может быть сомнений – тоннель ведет к Кремлю, – немедленно возразил я.
– Есть вероятность, что он тянется к Ваганьковскому холму, где располагался двор Ивана Грозного. Примерно там, где мы видели скелет и черепа, было подворье Малюты Скуратова, – и Константин квадратом обозначил его на плане.
– Я где-то читал, что Наполеон во время пожара Москвы бежал в Петровский дворец из Кремля через подземелье, ведущее к реке Москве. Видимо, это тот самый тоннель, в который мы сначала свернули.
– Так оно и есть. Помнишь деревянные кругляки? На них удобно спускать лодку в реку. Но эта часть подземелья не древняя, похоже, при строительстве храма ее заново отремонтировали. Только вот зачем? Совсем недавно там побывали люди, я нашел свежие следы сапог на полу.
– Почему ты мне об этом сразу не сказал? – спросил я, вспомнив, как Константин замешкался в подземелье, что-то рассматривая под ногами.
– Не хотел пугать раньше времени, а то бы мы все подземелье не обследовали. Меня этот след самого так испугал, что захотелось тут же наружу выскочить. Своими силами нам эту дверь не открыть – надо укреплять своды подпорками.
– Значит, придется руководство извещать.
– Как бы это сообщение нам боком не вышло, – хмуро проговорил Константин. – Давай-ка, прежде чем шум поднимать, завтра еще