со своим характером, он, наоборот, не спешил нападением и рассчитывал, сколько времени город может выдерживать свое тяжелое осадное положение. Недаром он постарался во время первой войны и после нее захватить самых деятельных и наиболее способных вожаков противной ему партии. Теперь в Великом Новгороде окончательно не выдвинулась ни одна сколько-нибудь крупная личность между военными начальниками. Да и трудно было кому-нибудь выдвинуться посреди той анархии, которая господствовала тогда в осажденном городе. А такое учреждение, как временная диктатура, могущая спасать республики в минуты опасности, было неизвестно в севернорусских народоправлениях и совсем не было в их нравах. Внешняя помощь ниоткуда не приходила, и надежда на польско-литовского короля Казимира IV вновь оказалась напрасной. Для растерявшихся новогородских властей и купечества оставался один путь непосредственных переговоров с победителем; была только возможность сначала торговаться об условиях сдачи, а потом уж просто молить о пощаде.
И действительно, повествование летописцев о втором походе великого князя на Новгород главным образом сосредоточивается на этой стороне события.
При первых известиях о военных сборах Ивана Васильевича, новгородцы послали просить у него опаса или разрешения приехать своему владыке с боярами для переговоров. Но Иван уже решил покончить с Новгородом. Он велел задержать опасчика в Торжке; после того послали из Новгорода другого опасчика, наконец третьего, который встретил великого князя уже в Новгородской земле. Только 8 ноября он отпустил первых опасчиков с дозволением прибыть торжественному новгородскому посольству. 23 ноября, когда Московский князь стоял в селе Сытине, в 30 верстах от Новгорода, явилось к нему это посольство с архиепископом Феофилом во главе. Оно состояло из десяти членов: пять старых посадников (Яков Короб, Феофилакт Захарьин, Лука и Яков Федоровы, Лука Исаков Аполинарьин) и пять человек от житьих людей, вероятно, по одному от каждого конца (Клементьев, Медведников, Арбузьев, Кильской и купец Царевищев). Владыка бил челом Ивану Васильевичу, называя его государем и великим князем всея Руси, от игумнов и священников всех семи соборов Великого Новгорода; он молил смиловаться над своей отчиной, унять свой меч и огонь, ходившие по земле новгородской, и, кроме того, отпустить в Новгород тех бояр, которые были сведены в Москву в прежний приезд великого князя. За владыкой били челом о том же самом остальные послы, от имени степенного посадника Фомы Андреевича и степенного тысяцкого Василия Максимова, а также от всех старых посадников и тысяцких, бояр и купцов, житьих и черных людей. Просьба о возвращении нескольких отосланных в Москву бояр мало соответствовала обстоятельствам, когда дело шло уже о существовании самой Новгородской общины. Лука Федоров прибавил просьбу, чтобы государь велел поговорить с ними своим боярам. Великий князь ничего не ответил и позвал послов к себе на обед: А на следующий день назначил на говорку с ними князя Ивана Юрьевича Патрикеева и двух братьев-бояр Василия и Ивана Борисовичей.
Согласно с дипломатическими обычаями того времени, новгородские послы разделили между собой статьи переговоров: Яков Короб просил вообще, чтобы великий князь «пожаловал свою отчину Великий Новгород вольных мужей, нелюбье отдал, а меч унял». Феофилакт Захарьин ходатайствовал об освобождении задержанных бояр. Лука Федоров предложил, чтобы государь ездил в Новгород не более одного раза в четыре года, брал в каждый приезд по 1000 рублей, и чего его наместник с посадником не могут управить, он бы сам решал в этот свой приезд, а к себе в Москву новгородцев к суду бы не вызывал. (Очевидно, новгородцы желали устроить великокняжеский суд наподобие митрополичьих подъездов в Новгороде или владычних во Пскове.) Брат Луки Яков Федоров говорил, чтобы великокняжеские наместники не вмешивались в суды владыки и посадника. А послы от житьих людей просили, чтобы «мукобряне» великого князя (Городищенские его служилые люди) судились не на Городище, а в городе. В заключение Яков Короб просил, чтобы государь указал своей отчине Великому Новгороду, как и в чем ему челом бить.
Бояре все сказанное доложили великому князю; а на следующий день по его указу держали ответ послам, точно так же разделивши его между собой. Князь Иван Юрьевич сделал общее вступление. Затем продолжал Василий Борисович, который распространился об известной посылке в Москву подвойского Назара и дьяка вечного Захара, или о том, как новгородцы заперлись в названии великого князя государем, чем положили на него ложь и нанесли ему оскорбление. Иван Борисович высказал удивление великого князя тому, что владыка и послы ходатайствуют о задержанных боярах, на грабежи и насилия которых сами прежде жаловались. В заключение Иван Юрьевич прибавил: «захочет своим государям великим князьям отчина их Великий Новгород бити челом, и он знает как им бить челом». С таким ответом посольство было отпущено. 4 и 5 декабря владыка с тем же самым посольством снова являлся к великому князю уже в его стоянку на Паозерье. Для ответов великий князь к трем помянутым боярам присоединил еще двух: Федора Давидовича и князя Ивана Стригу-Оболенского. Послы принесли повинную от новгородцев в том, что они отпирались от слов Назара Подвойского и Захара дьяка.
На это последовал ответ.
«Если винитесь и спрашиваете, какому нашему государству быть в нашей отчине Великом Новгороде, то мы хотим в нем такого же государства, какое у нас на Москве».
В следующий раз, 7 декабря, владыка приехал с тем же посольством, увеличенным еще пятью представителями от черных людей по одному от каждого конца (от Неревского — Аврам Ладожанин, Гончарского — Кривой, Славенского — Захар Брех, Загородского — Харитон, Плотничья — Федор Лытка). Говорили опять посадники, разделив между собою статьи. Просили, чтобы великокняжий наместник судил вместе с посадником; предлагали ежегодной дани с сохи по полугривны новгородской и чтобы великий князь держал новгородские пригороды своими наместниками; но били челом, чтобы он не выводил людей из Новгородской земли, не вступался бы в боярские вотчины, не звал бы новгородцев на суд в Москву и не требовал бы их на службу в Низовскую землю.
Великий князь через бояр грозно ответил:
«Я сказал, что хочу такого же государства в Новгороде Великом, как на Москве в Низовскрй земле; а вы теперь указываете, как мне поступать, то какое же это государство?»
Послы смиренно просили яснее «явить» им государеву волю, ибо они не знают, как великие князья держат Низовскую землю. Нет никакого вероятия, чтобы новгородские бояре действительно не знали московского самодержавия; они; конечно, понимали, к чему идет дело; но страшились последнего слова и прикидывались непонимающими. Наконец это слово было произнесено.
Через бояр великий князь отвечал:
«Наше государство таково: вечу и посадникам