других. Впрочем, главное сейчас, что лоцман уверен: если «Волшебница» сядет на мель, его убьют самым пренеприятным образом.
Через полмили пришлось сместиться левее — занятно, что широкое устье повторяло в увеличенном масштабе особенности верховьев: фарватер вился от берега к берегу между песчаными отмелями. По слову лоцмана Хорнблауэр приготовил горе-команду к возможному повороту оверштаг, но предосторожность оказалась излишней. В бейдевинд тендер скользил поперек отлива, Хорнблауэр и Браун управлялись со шкотами, Буш — с румпелем: он в очередной раз показал себя первоклассным моряком. Хорнблауэр прикинул направление ветра, взглянул на призрачные паруса и вновь развернул «Волшебницу» в бакштаг.
— Мсье, — взмолился лоцман, — мсье, веревки очень тугие.
Хорнблауэр вновь страшно расхохотался.
— Зато не заснете, — сказал он.
Ответить так подсказало природное чутье. Лучше не делать послаблений человеку, в чьей власти их погубить. Чем безусловнее лоцман убежден в жестокости англичан, тем меньше вероятность, что он их одурачит. Пусть лучше помучается от тугих веревок, чем три человека попадут в плен и будут расстреляны. Тут Хорнблауэр вспомнил, что еще четверо — сержант, подштурман и два матроса — лежат в каюте связанные, с кляпами во рту. Ничего не попишешь. Из англичан ни один не может отвлекаться на пленников. Пусть лежат, пока до них не дойдут руки.
Он почувствовал мгновенную жалость к связанным людям внизу, и тут же отбросил ее. Флотские анналы переполнены историями о трофейных кораблях, где пленные возобладали над немногочисленной командой. С ним такого не случится. При этой мысли лицо его помимо воли приобрело жесткое выражение, губы сжались. Он отметил это про себя, как отметил и другое обстоятельство: нежелание возвращаться к прежним проблемам и платить за все не ослабляло, но усиливало решимость довести начатое до конца. Он не хотел проигрывать. Мысль, что провал послужит желанным избавлением от ответственности, только укрепляла его в твердом намерении избежать провала.
— Я ослаблю веревки, — сказал он лоцману, — когда мы минуем Нуармутье. Не раньше.
XIV
Нуармутье миновали на исходе ночи, с последними порывами бриза. Серый рассвет принес безветрие. Легкая туманная дымка клочьями плыла над морем, чтобы растаять с первыми лучами солнца. Хорнблауэр глядел вокруг, видя постепенно проступающие подробности. Каторжники спали вповалку, сбившись для тепла в плотную кучу, Браун сидел рядом на корточках, подперев рукой подбородок. Буш стоял у румпеля, и по нему нельзя было сказать, устал ли он после бессонной ночи; румпель он прижимал к боку, а деревянную ногу для устойчивости продел в рымболт. Лоцман обвис на привязанных к поручню веревках: лицо его, круглое и розовое вчера, осунулось от усталости и боли.
Слегка содрогнувшись от отвращения, Хорнблауэр разрезал веревки.
— Я держу обещания, — сказал он, но лоцман только повалился на палубу. Лицо его исказила боль, и через минуту он взвыл: начало восстанавливаться кровообращение.
Грот захлопал, и грота-гик со стуком пошел назад.
— Не могу держать курс, сэр, — сказал Буш.
— Очень хорошо, — отозвался Хорнблауэр.
Этого следовало ждать. Легкий ночной ветер, который вынес их из устья, на заре должен был улечься. Однако, додержись он лишних полчаса, они сделали бы еще пару миль и были бы сейчас в относительной безопасности. Налево лежал Нуармутье, материк остался за кормой, сквозь рваную дымку проступали исполинские очертания семафорной станции на берегу — когда-то Хорнблауэр по приказу Пелью сжег очень похожую. С тех времен гарнизоны на островах усилили, подкрепили большими пушками, и все из-за непрекращающихся английских набегов.
Хорнблауэр на глаз прикинул расстояние до Нуармутье — пока они вне досягаемости для больших пушек, но отлив несет их к островам. Мало того, насколько он помнил характер здешних отливных течений, их может вынести в залив Бернеф.
— Браун! — резко позвал Хорнблауэр. — Разбуди их, и пускай гребут.
Рядом с каждой пушкой было по уключине, всего шесть с каждого борта. Браун погнал заспанную команду по местам и показал, как укрепить большие весла, связанные за вальки тросом.
— Раз, два, взяли! — скомандовал он.
Они налегли на весла, лопасти бесполезно вспенили гладкую воду.
— Раз, два, взяли! Раз, два, взяли!
Браун так и кипел энергией, он размахивал руками, перебегал от гребца к гребцу, всем телом показывая, как нужно двигаться. Постепенно тендер набирал скорость.
— Раз, два, взяли!
Браун командовал по-английски, но это было не важно, так выразительно двигалось его мощное тело.
— Навались!
Каторжники уперлись ногами в палубу. Энтузиазм Брауна передался им — кто-то, откидываясь назад с веслом, хрипло выкрикнул «ура!». Тендер заметно продвигался вперед. Буш повернул румпель, убедился, что «Волшебница» слушается руля, и вновь выровнял ее на курсе. Под перестук блоков она вздымалась и падала на волнах.
Хорнблауэр перевел взгляд с гребцов на маслянистое море. Если б им повезло, они бы встретили недалеко от берега корабль блокадной эскадры, — дразня Бонапарта, те нередко подходили к самым островам. Однако сегодня не видно было ни паруса. Хорнблауэр разглядывал мрачные склоны острова, ища признаки жизни. Тут исполинская виселица семафора ожила, крылья поползли вверх и застыли, словно по стойке «смирно». Хорнблауэр догадался, что телеграфист сигналит о готовности принять сообщение от невидимой семафорной станции дальше на материке. Он почти наверняка знал, что это будет за сообщение. Крылья судорожно задвигались в синем небе, передавая короткую ответную фразу, остановились ненадолго, потом повернули к Хорнблауэру — до того он видел их почти в профиль. Он машинально взглянул на Нуармутье. Крошечный флаг пополз вниз по флагштоку и вновь поднялся, подтверждая, что сигнал замечен и на острове готовы принять сообщение с берега. Крылья семафора закрутились, после каждой фразы флаг утвердительно шел вниз.
У основания флагштока возник белый дымок, быстро округлившийся в шар; ядро запрыгало над водой, оставив по себе четыре фонтанчика брызг, послышался грохот. До ближайшего фонтанчика было не меньше полумили, так что тендер пока оставался вне досягаемости.
— Пусть пошевеливаются, — крикнул Хорнблауэр Брауну.
Он догадывался, что последует дальше. На веслах тендер делает меньше мили в час, значит весь день они будут в опасности, если только не задует ветер. Он напряженно вглядывался в морскую поверхность, в яркую голубизну утреннего неба, но не видел и намека на приближающийся бриз. С минуты на минуту вдогонку им устремятся лодки, полные вооруженными людьми, — а лодки пойдут на веслах куда быстрее тендера. В каждой будет человек по пятьдесят и, вероятно, пушка. Три человека с сомнительной помощью десятка каторжников не смогут им противостоять.
— Нет, я смогу, черт побери, — сказал Хорнблауэр себе.
Он уже начал действовать, когда из-за острова появились лодки, крохотные черные точки на водной глади. Видимо, гарнизон подняли