— Да?
— Это сломанные души.
— И нет надежды на починку?
— Ну, это зависит от того, насколько большим патерналистом вы будете. Честь и гордость старой жизни ими потеряна. Мы упустили поколение — или два. Умения древних к ним не вернутся, новое общество будет по сути своей гнилым. Оно породит насилие и равнодушие, ничего больше.
— Я понимаю, к чему ты клонишь. Ты скажешь, что бывают ночки и получше, что время прошло, что ты простужен и хочешь в постель.
— Спасибо, хозяин. Я просто думал вслух.
— Намек насчет патернализма ценен, признаю это. — Теол упер руки в бока, рассматривая грязные трущобы. — То есть у тебя есть точка зрения. Все равно на это унылое место готов обрушиться рок. Багг, Летер вступил в войну. Будут наборы рекрутов.
— Насильственная вербовка, — мрачно кивнул слуга.
— Да, всю злобу и недовольство направят в общественно полезную сторону. Конечно, такие жалкие солдаты станут фуражом войны. Суровое решение вечной проблемы, но такому имеется много примеров в истории.
— А вы что планируете, хозяин?
— Мне и острым умам Гильдии Крысоловов брошен вызов; как ты уже заметил, мы должны переделать общество целиком. Как можно превратить все эти превосходные примеры жажды выживания в социально позитивную силу? Ясно, что мы должны следовать прекрасно налаженному, весьма успешному примеру вдохновляющей социальной системы…
—.. крыс.
— Отлично, Багг. Я знал, на тебя можно положиться. Итак, мы решили начать с нужды в лидере. Могучем, динамичном, харизматичном, опасном.
— Криминальном гении с толпой головорезов, достаточной, чтобы навязать его — или ее — волю.
Теол нахмурился. — Твой выбор слов меня разочаровал.
— Вас-то?
— Ну, вообще-то нет. То есть не напрямую. По настоящему успешный лидер — это лидер, не желающий лидерства. Не такой, каждое слово которого встречают буйные восторги. Ведь что происходит в уме вождя, если подобные сцены повторяются снова и снова? Растет самоуверенность, вера в свою непогрешимость, а это верный путь к катастрофе. Нет, Багг, я не хочу, чтобы мне лобызали ноги…
— Я рад, хозяин, ведь эти ноги не знают мыла уже очень, очень давно.
— Багг, тело способно выработать собственный механизм очищения.
— Например, потение?
— Верно. Но я говорю о лидерстве с общей точки зрения…
— О ком же, хозяин?
— Как? Конечно, о Ждущем. По случаю жрец, целитель, приятель демонов…
— Наверное, хозяин, это не очень удачная идея. — Багг потер заросший подбородок. — В данный момент я… немного занят.
— Лидер должен быть занятым. Отвлеченным. Озабоченным. Готовым передать часть…
— Хозяин, я действительно не думаю, что это удачная идея. Действительно.
— Совершенное нежелание. Превосходно! И смотри! тебя заметили! Видишь эти лица, озаренные надеждой…
— Это голод.
— Надежда на спасение! Ты же знаешь, какие слухи поползли. Они готовы к тебе, Багг. Они ждут…
— И очень плохо, хозяин.
— Идеальное поведение. Страдающий и опустошенный заботами о народе, глубоко встревоженный и напряженный. О да. Я сам не сумел бы изобразить лучше.
— Хозяин…
— Иди же к стаду своему, Багг. Скажи им — пусть готовятся. Завтра ночью отправка. Всех. Их ожидает лучшее место, лучшая жизнь. Иди, Багг.
— Так давно никто мне не поклонялся, — вздохнул слуга. — Я не люблю поклонения.
— Просто оставайся простым, — ответил Теол.
Багг метнул на него странный взгляд и пошел к лачугам.
* * *
— Благодарю что пришел, Брюс.
Куру Кан сидел в пухлом кресле у стены библиотеки. Держа в руке выпуклые линзы, он все протирал и протирал их тряпочкой. Взор уставился на нечто, невидимое Брюсу.
— Новые вести из Трейта, Цеда?
— Кое-что, да, но это мы обсудим позднее. Все равно город можно считать потерянным.
— Оккупированным.
— Да. Неминуема другая битва, у Высокого Форта.
— Королева и принц отвели свои силы? Я так понимал, что они хотели защитить перевал.
— Поздно. Эдур уже перешли его.
— Вы поможете в защите? — спросил Брюс, входя в комнатку и усаживаясь на скамью слева от Цеды.
— Нет.
Удивленный Брюс замолчал. Большую часть вечера он провел в компании короля и Уннатали Хебаз, изучая сведения о передвижении армий врага, погрузившись в мучительные попытки предсказать природу советов, которые дает эдурскому императору Халл. Очевидно, что брат предвидел скороспелую атаку на селения. По мнению Брюса, обитатели лагеря королевы и принца позорят себя, столь явно показывая алчность. Джаналь, Квиллас и их вкладчики уже начали делить возможную добычу, проявляя желание «молниеносной войны». Им нужно было застать Тисте Эдур врасплох, уничтожить их сразу. Однако марш Джанали к перевалу демонстрирует перемену позиции. И вот теперь — отступление.
Эдур перехватили инициативу. Их появление над Высоким Фортом, сдача Фента и падение Трейта — признаки быстрого продвижения по меньшей мере двух армий и флотов.
— Цеда, вы узнали что-то о вошедшем в гавань Трейта демоне?
— Опасность исходит не от него одного. Я побывал в Цеданции и к ужасу своему обнаружил, что она неполная.
— Неполная? Как это понимать?
Цеда все протирал линзы. — Я должен хранить свою силу до необходимого мига. Нужно освободить море. Это совершенно ясно.
Брюс подождал, но Куру Кан больше ничего не сказал.
— Цеда, у вас есть задание для меня?
— Я посоветовал бы сдачу Высокого Форта, но ведь король не послушает?
Брюс покачал головой: — Правильное предположение. Даже военная катастрофа может принести… дивиденды.
— Устранение жены и сына. Да. Трагическое положение дел, не правда ли, юный мой друг? Сердце Цеданции постоянно являет нам отречение. Я лишь сейчас понял это. А от ее сердца зависит все остальное. Наш образ жизни, воззрение на мир. Мы посылаем солдат на смерть, и как мы видим их смерть? Как славное жертвоприношение. Мертвый враг? Жертва нашей несомненной правоты. А вот конец жизни в грязных переулках нашего города — всего лишь трагическая неудача. Так о каком отречении я толкую?
— О смерти.
Куру Кан наконец поместил свои линзы на нос. Уставился на Брюса. — Ты понимаешь. Я знал, что ты поймешь. Но, Брюс, не существует Оплота Смерти. Твое задание? Всего лишь составить компанию старику. На всю ночь.
Поборник Короля потер переносицу. В глаза словно песок набился, по телу растекался холод. «Я переутомился», подумал он.
— Наше маниакальное накопление богатств, — продолжал Цеда, — наш бесконечный прогресс. Как будто движение есть цель, а цель всегда правомерна. Неумение сочувствовать, которое мы зовем «реализмом». Крайность наших суждений, наша самоуверенность — все это бегство от смерти. Великое отречение, замаскированное пышными словесами и эвфемизмами. Храбрость и жертвенность, пафос и неудача, как будто жизнь — это соревнование, в котором можно выиграть. Как будто смерть — арбитр смысла, миг последнего суда… а ведь его решение выносится, но не вручается подсудимому.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});