Весной колокола возвестили о заключении трех браков. Женились три представителя третьего поколения основателей Хоубаткера: Джереми Третий обвенчался в апреле, Абель – в мае, а Вернон – в июне. Я бы ограничилась одним платьем для всех трех торжеств, но Типпи прислала мне по одному на каждую свадьбу.
«Я хочу увидеть твои фотографии в новых платьях, – писала Типпи в письме, которое вложила в посылку, запакованную в ее просторном офисе на Бродвее. – Зная тебя, могу предположить, что ты захочешь вытащить из гардероба одно из твоих старых платьев и протаскать его все три раза. Но нет, ты должна принарядиться так, чтобы мальчики тобой гордились».
Как будто кто-нибудь заметит, как выглядит изможденная годами бабуля со стороны женихов. Впрочем, мне очень польстило то обстоятельство, что Абель и Джереми Третий попросили меня сидеть во время церемонии рядом с членами их семей, поскольку я последняя из «матерей-основательниц». Да, Бесс Дюмон скончалась. Именно я обнаружила ее тело в саду, когда пришла к ней на кофе. По вторникам она, Джереми и я имели обыкновение встречаться на заднем дворике у одной из нас. Эта привычка выработалась у нас после того, как мы вернулись из кругосветного морского круиза. В то утро я прибыла немного раньше назначенного времени, и прислуга сказала мне, что Бесс срезает цветы. Она хочет поставить их в вазе на стол. Маленький штришок, который будто бы делал французскую сдобу, так любимую Джереми, еще вкуснее. Я нашла любимую подругу лежащей на земле. Рядом валялась корзина с пионами и львиным зевом. Она лежала с широко открытыми глазами. Голова была повернута чуть в сторону, словно Бесс вдруг захотелось приложить свое ухо к земле и прислушаться. На ее плече, неистово махая крылышками, сидела бабочка. Этим она как бы выражала свою скорбь по благодетельнице, разбившей вокруг дома такой чудесный сад.
И вот, похоронный звон раздался над могилой Бесс Дюмон.
Прошло совсем немного времени, и Арману пришлось ехать за телом своего брата Филиппа, погибшего в перестрелке с членами знаменитой Дикой банды, главарем которой был человек по имени Билл Дулин. Филипп до самой своей смерти служил в «Детективном агентстве Пинкертона». Его послали в Оклахому помогать местным правоохранительным органам ловить банду, держащую в страхе всю округу. Вот слова Армана, произнесенные им у гроба Филиппа: «Я рад, что ангелы забрали маму прежде, чем ей пришлось хоронить сына. Она всегда боялась, что он умрет от пули из пистолета, подобного тому, с которым никогда не расставался при жизни».
В этом же году смерть прибрала мою старинную недоброжелательницу Стефани Дэвис. Уже много лет прошло с тех пор, как в мир иной отправился Лоример. Стефани говорила, что он умер из‑за «разбитого сердца, не снеся мысли, что его землю купил какой-то саквояжник». Все члены каравана, выехавшего когда-то из Виллоу-Гроув, кто дожил до этого дня, согласились с ее утверждением. Стефани умерла в доме для престарелых, созданном для вдов, оставшихся после гражданской войны без средств к существованию. Заведовали домом для престарелых сестры милосердия. Я добровольно вызвалась раз в неделю помогать там. Долгое время я оставалась для Стефани живым напоминанием обо всем том, чего она лишилась в жизни. При виде меня она всякий раз отворачивалась. Но со временем ее злость ушла, когда Стефани осознала, что я являюсь одной из немногих, кто помнит ее сына Джейка и «времена до этого». Мы часами вспоминали Джейка, Джошуа, время, проведенное вместе в Новом Орлеане, и первые годы упорного труда в Техасе.
Стефани оставила после себя бесценный дар воспоминаний, которые без ее помощи никогда бы, скорее всего, не ожили в моей памяти. Вследствие моих бесед с ней я загорелась желанием привести в порядок материал для написания истории семейств-основателей Хоубаткера. Мне уже семьдесят шесть лет. Ждать далее я позволить себе не могу. Я надеялась использовать материалы, собранные ранее Присциллой, но, к моему удивлению, не говоря уже об удивлении Томаса, после развода она забрала с собой все бумаги. Сын предположил, что его бывшая жена вознамерилась ритуально сжечь все собранные ею сведения.
Итак, в 1893 году колокола звонили, возвещая свадьбы и похороны, рождения и смерти. Год заканчивается, не изменив баланса между плохим и хорошим в нашей жизни. К хорошему можно отнести то, что мой сын и внук счастливы в браке. Их жены подходят им по характеру. Жаклин Честейн – сущее благословение для всех нас, Дарла – только для Вернона. Если бы ей позволили, Дарла полностью оградила бы своего мужа от его семьи, чтобы он принадлежал ей и только ей. Властные женщины часто нуждаются в абсолютном внимании со стороны своих мужей. Дарла понимает, что Вернон на разрыв с близкими никогда не пойдет, поэтому ведет себя сдержанно, когда дело касается его отца, Жаклин, меня, а также Уориков и Дюмонов, которые стали для Вернона почти родными.
Эта Дарла Хенли, надо признать, очень лукавая женщина. Вернон был вне себя от радости, когда она согласилась жить не на Хьюстон-авеню. А он-то боялся, что, родившись в семье без достатка, Дарла захочет поселиться в особняке. Невеста, напротив, уверила моего внука, что, пока они вместе, не имеет значения, где они живут. Жаклин начала ее разубеждать, но я видела, что и от нее не ускользнуло: уступчивость и скромность в желаниях Дарлы объясняется ее стремлением держать мужа как можно дальше от членов его семьи, особенно от женщин.
А кто может винить ее в этом? Три женщины в одном доме, причем одна из них обладает весьма властным характером… Жизнь мужчин в таком доме будет просто нестерпимой. По правде говоря, и я, и Жаклин почувствовали нешуточное облегчение, когда новобрачные решили арендовать домик в Хоубаткере, один из тех, которые сдает внаем Арман Дюмон. Они поживут там, а потом уж решат, когда и где строить свой собственный дом.
Что же до плохого, то в конце года в деловом мире Америки вспыхнула финансовая паника. История так ничему и не научила белого человека. Его жадность не дает ему учиться на ошибках, и он повторяет их снова и снова. Причины паники 1893 года – те же, что привели к экономическому кризису 1873 года. Слишком бурное строительство железных дорог, зданий, заводов, шахт и портов, слишком бурное развитие сельского хозяйства, зиждущееся на кредитах, оплата процентов по которым полностью зависит от будущих сверхдоходов, – все это привело к краху финансового рынка в США и за границей. Само собой, это не могло не затронуть и дел Сомерсета.
Слава Богу, Джереми Уорик, несмотря на свои восемьдесят семь лет, все еще обладает самым острым во всем деловом мире умом и прекрасно разбирается в подоплеке людской жадности. Он предупредил Томаса о том, что все отрасли экономики развиваются противоестественно быстро, всюду растет спекуляция, поэтому разумно будет избавиться от всех ценных бумаг и акций прежде, чем наступит неизбежный коллапс. Томас послушался совета Джереми, и теперь у нас есть деньги на оплату счетов и содержание Сомерсета.