Читать интересную книгу Забайкальцы (роман в трех книгах) - Василий Балябин

Некоторые соглашались с этим, скептически заявляли:

— Нам все равно, что поп, то и батька. Какая бы власть ни была, нас в управители не поставят. Так что наше дело сторона.

А многие уверяли, что теперь-то уж всерьез пришла революция. Откровенно радовались наступлению новой жизни, надеясь обрести в ней избавление от вечной нужды, зажить сытно, в достатке.

— Дурачье! — корил односельчан, собравшихся у школы, чернобородый, в батарейской фуражке Поликарп Дятлов, один из самых богатых казаков в селе. — Нашли чему радоваться! Да лучше того, как жили, нам и желать нечего. Думаете, новая власть придет, так Манна с неба посыпется, как же, разевай рот шире. А вот как заявится к нам этот псовдед, какой в Чите объявился, так он вам такую слободу пропишет, что волком завоете.

— Ну уж ты и загнул, дядя Поликарп, хотя в кипятке попарил бы сначала.

— Да за что же обижать-то нас? Хоть бы и новой власти.

— За что? А девятьсот пятый год забыл? А-а-а, вот то-то и есть, за это самое и припекут нас, как лисицу в капкане. Вот оттяпают земельку-то и хлеб повыгребут, ведь рабочих-то надо кормить, скота заберут, и живи не тужи.

— Не может этого быть.

— А вот увидите.

А по улицам уже мчались конные посыльные, зазывая людей на сходку.

Глава XV

К вечеру, когда спала полуденная жара, жители поселка Покровского потянулись на сходку. День сегодня предпраздничный, канун петрова дня, с пашен повыехали рано, и пахари, помывшись в бане, а то и махнув на нее рукой, поспешили на сходку.

Народу понабралось к Апостолу столько, что все-то и не вместились в его довольно-таки просторную избу, а поэтому сходку решили проводить в ограде. Люди расселись на завалинке, на крыльце, на телегах, на куче жердей и прямо на земле, густо заполнив ограду.

Наступил вечер. Солнце низко повисло над сопками, длинные, широкие тени от домов и заборов покрыли улицы, дворы, темными полосами легли на гладком плесе Аргуни, где отражались глинобитные фанзы, лавки китайцев. Из улиц доносилось мычание коров, идущих с пастбища, звонко перекликались голоса девок и баб. В воздухе мешались запахи парного молока, уличной пыли, табачного дыма и распаренных березовых веников.

Сходка началась на этот раз по-новому: руководили ею не атаман с писарем, как обычно, а президиум. Избрали туда Фрола Емельяныча, приехавшего с ним Богомягкова и Данилу Орлова. Все трое уселись за столом, который вынесли для них из избы. Богомягков постучал по столу карандашом, объявил, что слово для доклада имеет заместитель командующего фронтом, член областного Совета депутатов, он же член военно-революционного штаба Забайкальской области товарищ Балябин.

Сидевший неподалеку от стола сивобородый дед крякнул, почесал за ухом.

— Эка, паря, нахватал чинов-то, боже милостивый. Почище самого наказного атамана.

Деду, завистливо вздохнув, поддакнул другой старик:

— Жалованья-то он грудит, однако.

— Да уж это само собой… — И, не слушая, о чем начал говорить Фрол, дед, прикрываясь ладонью, зашептал в хрящеватое, заволосатевшее ухо соседа — А ить из нашего брата выбился. На моих глазах вырос, таким сорванцом был, что не приведи господь. В огород ко мне по суседству повадился огурцы воровать, я его подкараулил однова да орясиной по заднице будущего-то генерала. Хи-хи-хи, поди, до се помнит…

— Тиш-ше вы…

А в это время Фрол говорил о том, что уже три месяца тому назад в Чите на областном съезде делегатов от рабочих, крестьян, казаков и красноармейцев стоял вопрос о создании новой власти. Что съезд одобрил политику Коммунистической партии большевиков, одобрил декреты Совета Народных Комиссаров, подписанные товарищем Лениным, и организовал в области советскую власть.

— Все это слышал ваш делегат Патрушев, он голосовал за советскую власть, а вернувшись в свое село, почему-то не сказал об этом ни слова. Более того, он подписался под тем нелепым приговором, направленным против большевиков. Против советской власти. Это что? Простое недомыслие или предательство, тактика врага советской власти? Патрушев объяснил это свое двурушничество темнотой, невежеством, можно этому поверить? Судите сами, ну чего проще, приехавши со съезда, по-своему, по-мужичьи рассказать сельчанам об организации в области новой, советской власти. Для этого и грамоты не нужно.

Фрол смолк, медленно обвел взглядом сидящих перед ним станичников. А они, словно камыш под ветром, зашевелились, задвигались. Кто оглядывался на красного как рак Патрушева, кто, осуждающе качая головой, выговаривал ему с укором:

— Что же это ты, Павел Иванович, сплоховал?

— Такого простого дела и не смикитил?

— Голова садовая…

— И человек вроде неглупый, а видишь, как получилось…

С Павла бисером сыпал пот, он вытирал его верхом фуражки, бормотал, заикаясь:

— Да вить я же… кабы сразу-то… ну ей-богу… — Он хотел что-то сказать в свое оправдание, но, встретившись взглядом с Фролом, осекся на полуслове: тот так ворохнул на «делегата» глазами, что у старика сразу онемел язык, слова застряли в горле.

— На фронте за такие дела, — Фрол, склонившись над столом, продолжал сверлить старика взглядом, — к стенке становили, понимаешь? Но мы с тобой поговорим еще. — Он выпрямился, расправил могучие плечи и заговорил, уже обращаясь ко всему собранию: — А теперь у меня ко всем вам, дорогие посельщики, вопрос: что у вас такое творится? Мне сегодня стыдно было за вас перед товарищем Богомягковым, до чего додумались, умные головы. Большевиков не пускать в станицу. Вы что же, никогда не слыхали про них? Не читали газет? А фронтовики, вы-то чего думали? Забыли, как на фронте, на митингах, за большевиков голосовали? Ведь многие из вас, вернувшись с фронта, и себя к большевикам причисляли.

По собранию зашелестел шумок, смех, послышались голоса:

— Газеты мы, известное дело, больше на курево…

— А за большевиков голосовали, это было…

— Так почему же вы теперь пошли против? — повысил голос Фрол. — И посмотрите, как смешно у вас получилось… вздумали остерегаться от большевиков как от чумы, не пускать их в свою станицу. Так почему же нас-то вот пропустили? Ведь мы с товарищем Богомягковым и есть эти самые большевики-коммунисты. Больше того, в нашей области мы являемся руководителями, так сказать, Главарями большевиков — так что же вы робеете? Хватайте нас. Вяжите.

Фрол замолчал, улыбаясь смотрел на смущенных сельчан. Все притихли, словно притаились. Кто-то, тяжело вздохнув, проговорил виноватым голосом:

— Промашка вышла…

И сразу же другой голос:

— А ты не серчай на нас, Фрол Омельянович, ведь мы же это не со зла. Просто думали, какие-то лихие люди, навроде хунхузов, ну и вот… решили, значит, остерегаться их. А кабы знать по-настоящему-то, и разговор был бы другой…

— Совершенная правда, так оно и было.

— Ты вот человек ученый, в управителях ходишь, вот и расскажи нам, что и как.

— Верно.

— Про власть разъяснить покорнейше просим.

— Я уже сообщил вам, — снова заговорил Фрол, — что в нашей области создана советская власть. Давайте разберемся, что это за власть и что такое партия большевиков.

Фрол не был блестящим оратором, но слушали его внимательно, потому что говорил он простым, понятным его станичникам языком… Лишь когда он стал рассказывать, как по новым законам землю, конфискованную у помещиков, передали крестьянам, кто-то из дальнего угла ограды крикнул:

— Это нам ни к чему, помещиков у нас нет. А земли — вон ее сколько, пожалуйста.

Фрол посмотрел в сторону говорившего, отрицательно покачал головой, спросил:

— А владеют этой землей все одинаково? — Не дождавшись ответа, он поискал глазами среди сидящих вблизи стола, остановился взглядом на долговязом парне в розовой, побуревшей от пота рубахе. — А ну-ка скажи нам, Вдовин, если не ошибаюсь, сколько земли у тебя?

Парень удивленно вскинул голову:

— Это у меня, что ли? Земли сколько? А я даже и не знаю, в работниках живу, какая у меня земля? А вопче-то должна быть, вить она у нас не делена: паши кто где хочет! Ну и пашут, у кого сила-то есть…

— Значит, кто-то твоей землей пользуется?

— Стало быть, так.

— Вот видите, земли много, а кто владеет этой землей? — Фрол на минуту смолк, повел глазами по собравшимся и сам же себе ответил: — Богачи. Они, воспользовавшись тем, что земля у нас не делена, захватывают ее с каждым годом больше и больше, разрабатывают целину, под пашни, под пастбища захватывают целые пади. Обрабатывают землю для богачей бедняки, которым и в голову не приходит потребовать со своих хозяев арендную плату. Более того, они даже налоги платили наравне с богачами, и зачастую даже больше, потому что налоги у нас брались не с доходности, а подушно. Так где же тут справедливость?