— в период работы на «Униженными и оскорблёнными» Достоевский с нею только-только познакомился…
В образе же самой Наташи отразились отдельные черты М. Д. Исаевой, а в её отношениях с Иваном Петровичем и Алёшей, в какой-то мере, — взаимоотношения Марии Дмитриевны с Достоевским и Н. Б. Вергуновым.
К
Калганов Пётр Фомич
«Братья Карамазовы»
Дальний родственник Петра Александровича Миусова — «очень молодой человек лет двадцати». Повествователь представляет его читателю в сцене встречи основных героев романа в келье у старца Зосимы: «Этот молодой человек готовился поступить в университет; Миусов же, у которого он почему-то пока жил, соблазнял его с собою за границу, в Цюрих или в Иену, чтобы там поступить в университет и окончить курс. Молодой человек ещё не решился. Он был задумчив и как бы рассеян. Лицо его было приятное, сложение крепкое, рост довольно высокий. Во взгляде его случалась странная неподвижность: подобно всем очень рассеянным людям он глядел на вас иногда в упор и подолгу, а между тем совсем вас не видел. Был он молчалив и несколько неловок, но бывало, — впрочем не иначе, как с кем-нибудь один на один, — что он вдруг станет ужасно разговорчив, порывист, смешлив, смеясь Бог знает иногда чему. Но одушевление его столь же быстро и вдруг погасало, как быстро и вдруг нарождалось. Был он одет всегда хорошо и даже изысканно; он уже имел некоторое независимое состояние и ожидал ещё гораздо большего. С Алёшей был приятелем…»
Впоследствии, когда Дмитрий Карамазов примчится вслед за Грушенькой Светловой в Мокрое, он застанет там, помимо поляков Муссяловича, Врублевского и помещика Максимова, ещё и Петра Калганова. И снова повторен, с новыми подробностями, портрет этого героя: «Это был молодой человек, лет не более двадцати, щегольски одетый, с очень милым беленьким личиком и с прекрасными густыми русыми волосами. Но на этом беленьком личике были прелестные светло-голубые глаза, с умным, а иногда и с глубоким выражением, не по возрасту даже, несмотря на то, что молодой человек иногда говорил и смотрел совсем как дитя и нисколько этим не стеснялся, даже сам это сознавая. Вообще он был очень своеобразен, даже капризен, хотя всегда ласков. Иногда в выражении лица его мелькало что-то неподвижное и упрямое: он глядел на вас, слушал, а сам как будто упорно мечтал о чём-то своём. То становился вял и ленив, то вдруг начинал волноваться иногда по-видимому от самой пустой причины…»
Характер Калганова, может быть, наиболее ярко проявился в сцене ареста Мити Карамазова: он единственный «по-человечески» попрощался с Митей, подбежал, пожал руку, чем чрезвычайно поддержал Митю в ту горестную минуту. Затем Повествователь с глубокой симпатией сообщает: «А Калганов забежал в сени, сел в углу, нагнул голову, закрыл руками лицо и заплакал, долго так сидел и плакал, — плакал, точно был ещё маленький мальчик, а не двадцатилетний уже молодой человек. О, он верил в виновность Мити почти вполне! “Что же это за люди, какие же после того могут быть люди!” — бессвязно восклицал он в горьком унынии, почти в отчаянии. Не хотелось даже и жить ему в ту минуту на свете. “Стоит ли, стоит ли!” — восклицал огорчённый юноша…»
Каллист Станиславич
«Дядюшкин сон»
Мордасовский доктор. Судя по всему, он из тех докторов, которым особо доверять не следует: по словам Марьи Александровны Москалёвой, он не нашёл в организме умирающего учителя-поэта Васи чахотки, а лишь «довольно сильное грудное расстройство» и посоветовал нищему больному поехать полечиться в Испанию. А также умирающему уже князю К. этот эскулап с коллегами поставил диагноз — «воспаление в желудке, как-то перешедшее в голову». Упоминается и то, что Каллист Станиславович принимает участие в светской жизни Мордасова, в частности, также занят хлопотами по устройству какого-то театра в пользу бедных.
Мордасовский доктор — один из ряда чудаковатых докторов в мире Достоевского с забавными именами и фамилиями, начатого Крестьяном Ивановичем Рутеншпицем («Двойник») и заканчивая Герценштубе («Братья Карамазовы»).
Кантарев
«Господин Прохарчин»
Сосед Прохарчина, «разночинец». Удачно играл в карты (любимое занятие жильцов Устиньи Фёдоровны), а после нелепой кончины Прохарчина и обнаружения его капиталов повёл себя таинственно и странно: «…остальные как-то прижались, а маленький человечек Кантарев, отличавшийся воробьиным носом, к вечеру съехал с квартиры, весьма тщательно заклеив и завязав все свои сундучки, узелки и холодно объясняя любопытствующим, что время тяжёлое, а что приходится здесь не по карману платить…»
Капернаумов
«Преступление и наказание»
Портной, квартирный хозяин Софьи Семёновны Мармеладовой, сосед Гертруды Карловны Ресслих. При первой встрече Мармеладов рассказывает Раскольникову о хозяине квартиры, куда вынуждена была перейти жить Соня, став проституткой: «Капернаумов хром и косноязычен, и всё многочисленнейшее семейство его тоже косноязычное. И жена его тоже косноязычная… В одной комнате помещаются, а Соня свою имеет особую, с перегородкой… Гм, да… Люди беднейшие и косноязычные…»
Фамилия Капернаумов имеет в романе символическое значение и как бы связывает Соню Мармеладову с образом евангельской блудницы Марии Магдалины из города Магдалы близ Капернаума. С другой стороны, «капернаумами» в просторечии называли «питейные заведения», кабаки: видимо, в неосуществлённом замысле романа «Пьяненькие», который частично вошёл в «Преступление и наказание», Капернаумов и его «косноязычное» семейство должно было играть более существенную роль, и недаром дочь пьяницы, завсегдатая «капернаумов» Мармеладова живёт в доме Капернаумова.
Капитон Максимович
«Бесы»
Майор; дядя Виргинского и девицы Виргинской. Он появляется в главе седьмой «У наших»: пришёл незвано на именины к племяннику, не подозревая поначалу, что под видом именин у Виргинского проходит собрание-сходка «революционеров». Однако ж он горячо участвует в дискуссии о вере и безверии, споря в основном со своей племянницей-нигилисткой, которая прикатила из Петербурга, которую он 10 лет перед этим не видел и которая тут же начала его агитировать в атеизм. Хроникёр в связи с этим персонажем обобщает: «Но именинник всё-таки был спокоен, потому что майор “никак не мог донести”; ибо, несмотря на всю свою глупость, всю жизнь любил сновать по всем местам, где водятся крайние либералы; сам не сочувствовал, но послушать очень любил. Мало того, был даже компрометирован: случилось так, что чрез его руки, в молодости, прошли целые склады “Колокола” и прокламаций, и хоть он их даже развернуть боялся, но отказаться распространять их почёл бы за совершенную подлость — и таковы иные русские люди даже и до сего дня…»
Простодушный майор отдельными чертами напоминает героя неопубликованной пьесы-фельетона