всю жизнь, хотя никто никогда не мог догадаться: в чём именно состояло это образование…» И лучшего выбора Ихменев сделать не мог. Их счастливый брак, если можно так выразиться, — самое светлое пятно в романном мире «Униженных и оскорблённых»: «Старики очень любили друг друга. И любовь, и долговременная свычка связали их неразрывно. Но Николай Сергеич не только теперь, но даже и прежде, в самые счастливые времена, был как-то несообщителен с своей Анной Андреевной, даже иногда суров, особливо при людях. В иных натурах, нежно и тонко чувствующих, бывает иногда какое-то упорство, какое-то целомудренное нежелание высказываться и выказывать даже милому себе существу свою нежность не только при людях, но даже и наедине; наедине ещё больше; только изредка прорывается в них ласка, и прорывается тем горячее, тем порывистее, чем дольше она была сдержана. Таков отчасти был и старик Ихменев с своей Анной Андреевной, даже смолоду. Он уважал её и любил беспредельно, несмотря на то, что это была женщина только добрая и ничего больше не умевшая, как только любить его, и ужасно досадовал на то, что она в свою очередь была с ним, по простоте своей, даже иногда слишком и неосторожно наружу…» Ярко проявляется-выказывается характер Анны Андреевны во время сцены чтения вслух
Иваном Петровичем своего первого романа: «Анна Андреевна искренно плакала, от всей души сожалея моего героя и пренаивно желая хоть чем-нибудь помочь ему в его несчастиях, что понял я из её восклицаний…» Конечно и характеризует безграничное добродушие и наивность Анны Андреевны то, что она при начале их знакомства с
князем Валковским была «особенно в восторге от него». Именно Анна Андреевна безусловно поддерживала и оправдывала дочь
Наташу в её несчастной любви к
Алёше Валковскому, спасала как могла от гнева Николая Сергеевича, именно она уговорила его принять в дом
Нелли, сделала всё для того, чтобы старик смягчился сердцем и простил дочь.
Ихменева Наталья Николаевна (Наташа)
«Униженные и оскорблённые»
Дочь Николая Сергеевича и Анны Андреевны Ихменевых. Она — главная героиня романа, многие сюжетные линии связаны с ней. Её бесконечно любит Иван Петрович. Его, сироту, «принял из жалости» в свой дом мелкопоместный помещик и управляющий имением князя Валковского Ихменев. «Детей у него была одна только дочь, Наташа, ребёнок тремя годами моложе меня. Мы росли с ней как брат с сестрой. О моё милое детство! Как глупо тосковать и жалеть о тебе на двадцать пятом году жизни и, умирая, вспомянуть только об одном тебе с восторгом и благодарностию!..», — с грустью восклицает повествователь, уже зная и убедившись вполне, что на взаимную любовь надежды нет и не осталось, хотя Наташа успела уже сказать ему «да». Потому что вновь появился в её судьбе Алёша Валковский, которого отец когда-то «сослал» в деревню, к Ихменеву. И вскоре произошло то, что круто изменило жизнь Ихменевых, превратило их из счастливых людей в «униженных и оскорблённых»: «По всему околодку вдруг распространилась отвратительная сплетня. Уверяли, что Николай Сергеич, разгадав характер молодого князя, имел намерение употребить все недостатки его в свою пользу; что дочь его Наташа (которой уже было тогда семнадцать лет) сумела влюбить в себя двадцатилетнего юношу; что и отец и мать этой любви покровительствовали, хотя и делали вид, что ничего не замечают; что хитрая и “безнравственная” Наташа околдовала, наконец, совершенно молодого человека, не видавшего в целый год, её стараниями, почти ни одной настоящей благородной девицы, которых так много зреет в почтенных домах соседних помещиков. Уверяли, наконец, что между любовниками уже было условлено обвенчаться, в пятнадцати верстах от Васильевского…» Увы, доля правды в грязной сплетне была: и Алёша влюбился в Наташу, и она в него, затем, уже в Петербурге, несмотря на судебную тяжбу между отцом и князем Валковским, ушла из родительского дома к Алёше, совершенно убив этим гордого отца. И счастья это ей не принесло: князю Валковскому путём интриг и хитростей удалось отдалить от неё Алёшу, свести его с богатой наследницей Катей…
Характер, увлекающаяся пылкая натура Наташи очень наглядно проявляются в сцене читки Иваном Петровичем своего романа: «Наташа была вся внимание, с жадностью слушала, не сводила с меня глаз, всматриваясь в мои губы, как я произношу каждое слово, и сама шевелила своими хорошенькими губками. <…> Наташа слушала, плакала и под столом, украдкой, крепко пожимала мою руку. Кончилось чтение. Она встала; щёчки её горели, слезинки стояли в глазах; вдруг она схватила мою руку, поцеловала её и выбежала вон из комнаты. Отец и мать переглянулись между собою.
— Гм! вот она какая восторженная, — проговорил старик, поражённый поступком дочери, — это ничего, впрочем, это хорошо, хорошо, благородный порыв! Она добрая девушка… — бормотал он, смотря вскользь на жену, как будто желая оправдать Наташу, а вместе с тем почему-то желая оправдать и меня. <…> Наташа воротилась скоро, весёлая и счастливая, и, проходя мимо, потихоньку ущипнула меня…»
Вскоре, через год, Наташа сильно изменится. Иван Петрович встречается с ней в тот день, когда она решила уйти из дома ради Алёши, обещавшего на ней жениться. Решение это далось ей, судя по всему, с большими муками: «Сердце моё защемило тоской, когда я разглядел эти впалые бледные щёки, губы, запёкшиеся, как в лихорадке, и глаза, сверкавшие из-под длинных, тёмных ресниц горячечным огнем и какой-то страстной решимостью.
Но Боже, как она была прекрасна! Никогда, ни прежде, ни после, не видал я её такою, как в этот роковой день. Та ли, та ли это Наташа, та ли это девочка, которая, ещё только год тому назад, не спускала с меня глаз и, шевеля за мною губками, слушала мой роман и которая так весело, так беспечно хохотала и шутила в тот вечер с отцом и со мною за ужином? Та ли это Наташа, которая там, в той комнате, наклонив головку и вся загоревшись румянцем, сказала мне: да…»
Конечно, Иван Петрович не смог пережить до конца «измену» Наташи, и хотя, казалось бы, бескорыстно желал ей счастья в любви с Алёшей, но в его замечании о странности этой любви чувствуется-ощущается привкус горькой желчной правды: «Наташа инстинктивно чувствовала, что будет его госпожой, владычицей; что он будет даже жертвой её. Она предвкушала наслаждение любить без памяти и мучить до боли того, кого любишь, именно за то, что любишь, и потому-то, может быть, и поспешила отдаться ему в жертву первая…» Эта мимолётная характеристика будет позже развита в образе Полины из «Игрока», прототипом которой послужила Аполлинария Суслова