Читать интересную книгу Ужасный век. Том I (СИ) - Миллер Андрей

Городу, по которому с моря били из пушек, вот что самое страшное. И без донесений понятно, что в гавани начались пожары: зарево протянулось тонкой полосой по ночному небу. Наверное, скоро оно усилится. Горят корабли в гавани или дома? Или всё разом?

Балеарцы. Это, конечно же, балеарцы — или те, кто выдавал себя за них. Но почему?! Столько дурных событий за одну ночь — поневоле задумаешься, что они кем-то спланированы. И если виновник нападения на Шеймуса был визирю вполне ясен — он и прямо сейчас лицезрел этого человека в белых одеждах, то вот насчёт всего остального…

— Всё: с великой скорбью вынужден признать, что ждать мы более не имеем даже самой малой возможности. — визирь привёл в порядок помятые и запылившиеся одежды, постарался гордо выпрямиться. — Пора идти.

В ведении войны Джамалутдин-паша не понимал практически ничего, зато в дипломатии считал себя глубоко искушённым — без ложной скромности. Теперь он станет делать то, что лучше всего умеет. А об остальном, если смилуется над правоверными Иам, позаботится Валид.

Глава 16

Появление командиров вызвало в лагере ликование — Шеймуса даже бросились бы обнимать, мешала только субординация. Зато Ангус оказался в крепких объятиях Бенедикта, из которых выбрался не без труда.

— Вижу, повоевать вы тут успели.

— Успели. Эти глупцы, смилуйся Творец Небесный над ними, полезли к телегам. Ну, что делать… пришлось стрелять.

По сияющему лицу Бенедикта совсем не казалось, будто он расстроен таким поворотом событий. Пострелять старому монаху всегда в охотку, дело известное. Никак и из мортиры зарядить успели — эту игрушку, доставшуюся отряду трофеем по дороге к Фадлу, давно следовало проверить в деле. Ангус даже пожалел, что пропустил такое зрелище.

Солдаты плотно обступили командиров. Они радостно кричали, потрясая оружием, а потом принялись скандировать, что ржавеет железное. При всём уважении к Бенедикту и Регендорфу — нечего и говорить, как наёмников воодушевило появление капитана. Половина в оранжево-жёлтых плащах, половина в лекарских повязках, но мораль у всех на высоте и снаряжение в порядке. Это радовало.

— Мы тоже немного повоевали. Взяли форт у гавани и открыли ворота ашраинам.

— Так это наши из пушек палят? А то мы понять не могли…

— Не наши. Долго объяснять… пошли в шатёр. Шеймус! Ты идёшь?

Капитан залез на обозную телегу и осматривал с неё окрестности. Сама площадь практически опустела, если не считать валявшихся на подступах к лагерю тел — но люди с ближайших улиц не разошлись.

— Там слон. — Шеймус указал направление, но Ангус снизу увидеть слона не мог.

— Точно, слон. — подтвердил Бенедикт. — Его сюда погнали после атаки бедноты, с пешим отрядом. Небольшим.

Сержанты принялись разгонять наёмников, сгрудившихся вокруг командования. Правильно: ещё идёт бой, пока не время отмечать счастливое воссоединение. Барабаны забили в знакомом ритме, зазвучали сигналы труб. Лагерь пришёл в бурное, но вполне упорядоченное движение.

— Слон, говоришь… странная тактика. — рассудил Ангус. — Мураддины просто так слонов в бой не водят. Только поперёд конницы.

— Ну, признаюсь, мы с Регендорфом не особо об том рассуждали. Едва отбились, а тут слон! Дали хороший залп, он и убежал. Трусливые они звери, эти слоны… Пойдёмте в шатёр, пойдёмте. Нужно скорее поговорить.

— Ну так пошли! Шеймус!

Капитан спрыгнул на землю, и это явно причинило сильную боль: Ангус заметил, как его друг на мгновение скривился, дёрнул плечом. Хреновый знак. Сам-то лейтенант ещё ощущал действие настойки Вальверде — но из него не вытекла целая лужа крови, у него не было свежезашитой раны поперёк груди, не говоря о проколотом бедре и всём прочем.

Проклятье. Если Шеймуса отпустит раньше времени, выйдет нехорошо.

Командир подошёл к офицерам. Ангус следил за каждым его движением: не начал ли хромать? Кажется, нет.

— Ирма здесь?

Вопрос, который Ангус первым задавать не решился, привёл Регендорфа в замешательство.

— Я думал, капитан, она с вами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Наверняка рыцарь немедленно пожалел об этих словах — даже Ангусу от того, как изменился взгляд капитана, сделалось неприятно.

— Разве тогда я бы тебя спрашивал?

— Нет, я…

— Мне докладывали о ней. — перебил лейтенанта Бенедикт. — Ирма в порту, там Люлья собрал наших. Квартировавшихся.

Ангус вздохнул с облегчением. Наверняка и у капитана от сердца отлегло.

— Раз с Люльей, то в порядке! — Ангус заявил это вполне искренне, отнюдь не просто для пущего успокоения командира. — Не могли мураддины бросить большие силы в порт. Как пить дать, всё Святое Воинство стережёт дворец и вонючего халифа в нём. Бой, который мы слышали — херня. Люлья продержится.

— Пожалуй. — заключил Шеймус. — А теперь пойдём в шатёр. Нам действительно нужно многое обсудить. И как можно скорее.

Благоухающий порохом Бенедикт и позвякивающий полными рыцарскими латами Регендорф шли впереди, отодвигая оставшихся зевак в цветах отряда. Им-то виднее, где в лагере нынче штабной шатёр. Ангус решил, что возможность шепнуть командиру пару слов на ухо не стоит упускать.

Вернее, как это сказать: на ухо… до его уха не дотянешься, говорить пришлось лишь вполголоса. Но среди барабанов, труб и топота вокруг — никто лишний не услышит.

— Серьёзно, я уверен: всё нормально. Раз она добралась до Люльи, то в безопасности. Говорил же тебе: найдём.

— Пока ещё не нашли. Но Люлье я доверяю.

— Просто не волнуйся больше.

Шеймус вдруг ухватил его за плечо, вынудив остановиться. Пусть действие снадобья ослабло, но вот рука капитана — отнюдь: Ангус едва не упал.

— Не учи.

— Да я не…

— Я тоже говорю серьёзно, Ангус. Не надо копаться у меня под бронёй, смекаешь? Для всяких задушевных бесед сейчас вообще, блядь, не время. Хватило Вальверде! И я тогда сказал на эту тему всё. У тебя же не осталось вопросов?

— Нет.

Ангус сказал то, что его друг и командир хотел услышать — но едва ли правду. Ну, так надо: время и правда неподходящее. Гвендлы зашагали к шатру в молчании.

***

Джамалутдин-паша нервничал, потому что был вынужден ждать.

Хотя никто, кроме упокоившегося с час назад халифа, давным-давно уже не заставлял визиря этого делать. Но наёмники всё не показывались из лагеря, а тем временем в порту продолжалась канонада. И ашраины, конечно, продолжали бесчинствовать на западе города. И пожар лишь усиливался — горел уже не только порт, определённо постарались и погромщики. Все эти вопросы требовали безотлагательных решений.

А наёмники всё не показывались: только стрелки стоят на импровизированных стенах из телег. Валида тоже не было.

Визирь старался не смотреть на тела, оставшиеся перед лагерем. Многие из тех, кто недавно ещё шевелился и кричал, теперь затихли навсегда — но наверняка там оставалось хотя бы несколько живых. Как ни горько — нельзя до переговоров ни прислать помощь, ни просто убрать трупы. Иначе погибших станет только больше.

Ничего толком нельзя сделать до этих проклятых переговоров!

— Нижайше прошу не истолковать это превратно, однако должен ещё раз заострить внимание на убедительной просьбе: позвольте говорить мне. Ситуация сложна и грозит великими бедами, а посему я желал бы держать её под собственным контролем в наибольшей возможной степени.

Сулим снова буркнул: похоже на неучтивое и нежеланное, но всё-таки согласие. За спиной седобородого жреца в девственно белых одеждах стояли люди, служившие семье ар-Наджибов. Мрачные и громоздкие тени. Интересно, что на середину площади для переговоров Сулим решил выйти не один — мало доверял телохранителям визиря из Святого Воинства? И ведь не босяков из паствы с собой привёл, надо заметить…

— Алима ар-Малави разыскать не удалось?

Посыльный виновато развёл руками.

Жаль. Во-первых, юноша благородного рода прекрасно знал языки Ульмиса: уже поэтому очень не помешал бы на переговорах. Во-вторых, как показалось Джамалутдину — сын Усмана был с наёмниками довольно дружен. Хороший посредник, но придётся обойтись без него.