Мужчина чуть волосы все Анне не растрепал, приподнялся, через горло стягивая с себя футболку. Сама Князева, взгляд которой сделался больно затуманенным от мыслей, за третий год совместной жизни переставшие казаться бесстыдными, поцелуями побежала по шее и ниже, к россыпи родинок в районе рёбер. Вместе с ходом секундой стрелки часов послышался шепот Пчёлы, ругающегося грязно, но так искренне…
Часы над комодом вещевым показали сорок шесть минут двенадцатого.
Прошло порядка двадцати часов с момента, когда окна квартиры на Остоженке запотели в контрасте от ночной прохлады и жара спальни, в стенах которой слышались шлепки, влажные поцелуи и скрипы каркаса кровати, расшатывающейся под тяжестью двух разгоряченных тел, двигающихся друг на друге. В тот раз их близость была поистине дикой, близкой к животной; могло показаться, они до того не виделись год. Одна горячая волна проходилась по бёдрам, а вслед ей уже двигалась вторая, бьющая по напряженному низу живота.
И пламя, разгоревшееся, как от утечки газа, обернуло какие-либо сомнения в ворох пепла.
«Я тебя в обиду не дам» — уверял Пчёлкин, сжимая крепко бедра двигающейся на нём Ани и дыхание переводя, падая с ней на кровать, грудь свою девушке подставляя.
«Ни за что?» — спрашивала она, переворачиваясь на спину, себя подминая под Витю и закидывая ноги ему куда-то за спину в более, чем ясном намёке.
«Никогда» — снова твердил Витя и, разводя шире белокожие бёдра, языком вёл мокрую дорожку от пупка и ниже, заместо томного «ещё» довольствуясь Аниным всхлипом и рукой, зарывшейся ему в волосы.
Диктор по радио сказал, что в Москве наступила половина восьмого, когда за окнами излюбленного Анной BMW показались колонны «Софитов». Возле переднего входа, перед каким парковаться в обычные будни было запрещено, было непривычно много автомобилей. И все машины — неприлично дорогие даже для фрау Князевой, в жизни которой не было толком материальных проблем.
Иными словами, на постановку приехали более, чем серьёзные люди.
— Ты как, котёнок? — спросил Пчёлкин, выруливавший на небольшой скорости прямо к ступеням. Кто-то ему посигналил коротко, но гудок недовольный стих сразу же.
Аня хмыкнула, удивляясь, как смешок не взорвал сузившуюся от волнения гортань, и положила привычно ладонь на руку Витину, на рычаг передач.
А как она?.. Переживала, хотя и знала прекрасно, что всё вчера проверила — и исправность наушников для зарубежных зрителей, и швы костюмов, и знания текста у актёров. Но всё-равно неспокойно было на сердце. Ведь меньше, чем за две недели привыкла к должности главного режиссера — так, что и забыла даже, что, по обещанию Вагнера, эту должность занимала лишь временно.
Но уже вцепилась, отдавать не хотела. Но знала, что заберут звание, если провалится. И оттого не могла отогнать от себя мысли дурные.
— Как перед сдачей диплома, — ответила всё-таки девушка, когда неспешно ехавший автомобиль остановился поблизости от входа. За стеклом показались знакомые ступеньки, на которые швейцары выстелили дорожки. Аня глаза шире раскрыла, и тогда услышала где-то снаружи авто щелчок затвора фотокамеры.
— Вот это Вагнер запарился!..
— Что там? — вскинул брови Витя, и, заглянув в Анино окно, присвистнул. — Ну, всё, как полагается!
— Никогда раньше дорожки не стелились, — подметила девушка и не заметила, как от собственного «никогда» ладонь дёрнулась в напряжении. Кристиан, конечно, не раз говорил, что от «Возмездия» ждал полного триумфа, но Князева и не подумала бы, что он прикажет ковёр перед входом расстелить, что фотографов наймёт.
Всё было… слишком шикарно. Даже снаружи. Даже для Вагнера.
— Режиссёра только так и надо встречать, — сказал Пчёла серьёзно, но с интонацией почти мальчишеской, какая Анну вынудила усмехнуться в веселии. — А-то, правда. Ещё бы они Анну Игоревну не встретили с почётом!..
— Не сглазь, — хмыкнула девушка и вздохнула глубоко. Воздух вдруг показался спёртым. В боковом зеркале Князева заметила чьи-то безликие силуэты, что, слишком близко не подходя, оборачивающиеся на авто.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пора выходить.
— Пора… — повторила девушка в такт мыслям, и напряглись мышцы живота в боли.
Мамочки, да с чего же так волноваться?.. Ведь всё проверяли десятки раз, — за один только вчерашний день — вся техника была в порядке, актёры веселы и спокойны…
В горле стало сухо, как в пустыне, не знающей о дожде.
— Анют, — позвал её Витя негромко, но звучно для тихого салона иномарки. Девушка коротко дёрнула подбородком, опустила зеркало с панели авто, и посмотрела на лицо, волосы свои, проверяя, чтоб мелко моросящий дождь красоту не испортил.
Губы были накрашены так же ровно, как и перед выходом, и тушь, к счастью Аниному, осыпаться не планировала. Небольшие стрелочки, глаза зеленые делающие визуально более округлыми, всё так же нравились Князевой чётким контуром и формой.
На колено её, не скрытое юбкой, упала, сжимаясь, рука Витина. Ладонь его к ноге Аниной подходила очень, нравясь обоим до чувства мелкого удушения. Князева пальцы на запястье, на часы Пчёлы положила, обернулась.
На лицо её тенью падало, отражаясь, напускное высокомерие, которое никому из приглашенных на постановку зрителей было не пробить, но в глазах — толика тревоги. Девушка по пальцам мужчину потрепала, и он, посмотрев на неё прямо, сказал, не позволяя остаться даже тени сомнения:
— Княжна, ты прошлую неделю пахала, всех по струнке тут выстроила — от уборщиков до Вагнера этого.
— Кристиан тут-то причём?
За приоткрытым Витиным окном послышались чьи-то шаги. Князева в боковом зеркале заметила огромную спину Бобровицкого, одетого непривычно деловито для «телохранителя», которого справедливее было бы назвать головорезом.
— Думаешь, все эти сливки были бы, если бы он не видел твоего серьёзного отношения? — вопросом ответил Пчёлкин. Анна задумалась на миг, и под рёбрами будто спичка вспыхнула, рискуя легкие девушке подпалить.
Витя ногу ей погладил жестом, какого не смог бы себе позволить при вспышках фотокамер.
— Анюта… — позвал негромко. Князевой одна ласка в голосе Пчёлкина сделала так хорошо, что всхлипнуть захотелось. И сдержали, вероятно, лишь накрашенные глаза и фотографы, что вспышками камер не в лучшем свете подчеркнут красноту и припухлость нижних век.
— Всё отлично будет, слышишь?
Она подумала совсем недолго, буквально доли секунды, для приличия, и сказала тогда:
— Слышу.
— Уже не плохо, — кивнул ей мужчина и улыбнулся так, что девушке голову о плечо его захотелось положить. Остановила причёска — низкий хвост, в который собраны были завитые в локоны волосы, с косым пробором на правую сторону. — А теперь в это надо поверить.
— А я верю, — почти сразу произнесла Анна со смелостью такой, что не поверить собственным словам было бы преступлением.
Витя в ответ погладил по колену её, в ласке похлопал по худой ножке.
— Умничка моя, — и наклонился, целуя в висок. Князева постаралась не шевелиться, чтоб всю нежность мужчины своего почувствовать, чтоб лёгкие глубоким вздохом себе разорвать.
Он заглушил авто. Поправил лацканы своего тёмно-бордового пиджака, который прямо по нему был шит, в пальто небрежно запахнулся, выходя.
Аня на десяток секунд осталась в тишине своих мыслей, какие страхом какое-то эфемерного, неправдоподобного провала саму Князеву думали загрызть, хрустнула пальцами.
Справится..
Витя захлопнул дверь и передал ключи Бобру. Значительно убавил тон голоса своего, чтоб Аня не услышала вещей, её способных сильно в тот момент отвлечь от премьеры, и сказал ему:
— Машину перепаркуй подальше от чужих глаз. Ус где?
— На месте. Следит за кабинетом Анны Игоревны, чтоб никто из шайки врасплох не застал, — довольно оперативно отчитался Бобр.
— Свяжись с ним, скажи, где тачку оставишь. Пусть посматривает одним глазком. Сами будьте на связи; Кос вам будет звонить, если кто-то из людей Бека в театр заявится.