своего произведения на трёх языках на трёх листах, один из которых уложил в конверт и, попросив у хозяйки кофейни клей, тщательно заклеил. Тот, кто открыл бы это послание, смог бы прочитать следующее:
«Все, кто живёт в Шестистороннем Королевстве и за его пределами!
Мы, служители Защитника, редко обращаемся к вам с иными словами, кроме слов Обряда дигета. И не в наших речах будут когда-либо звучать советы и нравоучения: сам Защитник завещал каждому жить своим Светом и своей Тьмой.
Но пришла пора нам говорить не о величии Защитника, как это ни горько, ибо молчание становится ныне соучастием в позорнейших деяниях.
Время пришло напомнить, что говорил наш Защитник, когда спрашивали его о тех, кто блуждает в тумане неведения и в своей гордыне не чает благодарности за спасение мира из небытия. О тех, кто смеётся над Обрядом, кто потешается над служителями, кто оскорбляет имя и славу Защитника. «Смотрите, – говорил Он, – луна плывёт по небу. Осыпайте её проклятиями или лейте ароматные смолы лести – что изменится? Или вовсе не смотрите на неё, пока на пути вашем не попадётся ручья или лужи, – что изменится, спрашиваю я вас?» Или когда верный земной друг Защитника Фэй затеял было драку с крестьянином из-за того, что тот зло насмехался над Защитником: тогда Он взял непрошенного заступника за руку – да так, что у того потом на всю жизнь остался след, как от ожога, – и сказал: «Кем возомнил ты себя, человек? Зачем, ослеплённый жадностью и самодовольством, хватаешь то, что тебе не принадлежит?»
Неужели сейчас забудем мы слова Защитника? Забудем единственную обращённую к нам просьбу Его – хранить мир от превратностей бытия так же, как Он хранит его от небытия? Неужели не можем мы даже этой малости?
Наш мир огромен и прекрасен. Волею случая разделён он границами – так, чтобы люди могли жить, не мешая друг другу. Волею случая назначены люди, которые должны хранить равновесие в пределах наших стран, в пределах Шести Сторон. И если такие люди собираются поднять руку на соседа, прикрываясь именем Защитника, не должны ли мы остановить ослеплённых собственным блеском?
Жители Шести Сторон, жители Синта, я, просветитель Инанис Сервил, словом, данным мне служителями Защитника Школы просветителей, говорю вам: ничто не оскорбляет Защитника больше, чем убийство Его именем, чем преступное умножение небытия. Будьте благоразумны, не поддавайтесь искушению, не слушайте тех, кто хочет загнать вас в тенёта ненависти!
Для Защитника нет ни границ, ни правителей, ни одного повода для войны на земле. Слушайте свой разум, не затмевайте сияние его, и да пребудет с вами чудо вечного возвращения из небытия».
Прикрыв глаза от утомления, Инанис подумал, что камень уже брошен в небо – осталось только дождаться, когда он упадёт. И хотя страницы, исписанные ровными и отточенными, напоминающими тёмные завитки плюща на светлой каменной стене, буквами, пока ещё были безобидными, как новорождённые котята, просветитель уже видел своё будущее, разбитое их невидимой силой.
– Тар просветитель, всем путешествующим ночью у нас полагается вторая чашка кофе, – около столика Инаниса стояла хозяйка, осторожно меняя пустую чашку на полную ароматным кофе, – а это печенье неплохо восстанавливает силы – я угощаю им только тех, кому это действительно нужно, – вполголоса добавила она.
Инанис удивлённо поднял взгляд и пробормотал неловкие слова благодарности. Он отвык от людей, в особенности от тех, кто смеет заботиться о нём – и при этом не является Айл-просветителем Люмаром.
Печенье оказалось великолепным: с лесными орехами, воздушными зёрнами редкой чёрной пшеницы и мёдом.
С неожиднным сожалением Инанис покинул гостеприимное место, оставив несколько монет на кофе для того, кому будет нужно, а когда колокольчик прощально звякнул, оглянулся и прочитал надпись – так, как будто он мог сюда вернуться. «”Кофейная соня” – какое нелепое название», – с улыбкой подумал Инанис, направляясь к Королевскому дворцу.
Но по пути надо было ещё заглянуть в переулок Эдельвейсов – одно из незаметных с главной дороги ответвлений улицы Горной Стороны, – чтобы найти подпольную книжную лавку «Лазоревые книги». Именно этот адрес попросил запомнить Айл-просветитель Люмар, отправляя просветителя в столицу.
Заспанный хмурый владелец лавки тут же приобрёл деловитый вид, когда Инанис сообщил ему условное слово. «Всё сделаю, не беспокойтесь», – заверил лавочник, бережно сжимая конверт двумя руками. «Если я не вернусь из дворца, действуйте, не медля», – на всякий случай уточнил Инанис. Букинист понимающе закивал, но потом, словно спохватившись, стал желать удачи и скорейшего возвращения в Ледяной Замок, на что просветитель только нетерпеливо махнул рукой.
Теперь до Королевского дворца оставались только улицы Тар-Кахола, и ничто другое не могло больше защитить Инаниса от его судьбы.
– Что это? – лицо короля побелело от гнева. Он не мог больше притворяться, что соблюдает этикет Конкордата. – Я запрещаю вам кому-либо передавать это.
– Это мнение служителей Защитника, которое мне поручили донести до каждого, кому оно будет интересно, Мэйлори, – сдержанно ответил просветитель. – Вот моя вверительная грамота.
Оланзо знал, что в Школе просветителей ему не найти поддержки – об этом рассказал, едва переведя дух от тяжёлой дороги, верный Милвус. И о том, как исчез при загадочных обстоятельствах мальчишка-посланник, имени которого король не запомнил, но в ответ на новость о его смерти понимающе переглянулся с бывшим при этом Малуме, а после обмолвился о том, что неплохо было бы наградить доблестного офицера Им-Онте.
– Кстати, тар Инанис, вам ничего не известно о судьбе королевского посланника, передавшего письмо? – Оланзо откинулся на спинку кресла и требовательно посмотрел на этого молодого выскочку-просветителя.
– Насколько мне известно, Мэйлори, посланник покинул Ледяной Замок вместе с лори служителем Зала Представителей, – ответил Инанис настороженно.
Король улыбнулся. Ему казалось, что давняя нелюбовь к служителям наконец обрела свою форму и своё предназначение.
Ещё когда мать и отец водили его и братьев в Собор Защитника на праздничные дигеты, Оланзо старался заранее сказаться больным, и это часто удавалось: мать и, тем более, отец так редко общались со своим сыном, что не могли понять, врёт он или нет, а домашний врачеватель, кажется, сочувствовал нервному и действительно болезненному ребёнку. Так или иначе, Оланзо лежал в душной, цепкой постели и думал о том, как лицемерно его родители и братья стоят со светильниками там, в дымной полутьме, чтобы только придворные и жители Тар-Кахола обратили внимание на благочестивых шейлиров Озо. Таких преданных королю, таких трудолюбивых, таких идеальных…
– Не смею сомневаться в вашей искренности, тар Инанис, – со змеистой улыбкой произнёс король, – но иногда мы, земные служители, не можем позволить себе слабости быть хорошими. А потому я советую вам подумать о том, на какую судьбу вы обрекаете Школу, к которой, разумеется, испытываете не только служебную привязанность.
Инанис