Читать интересную книгу "Диктатор - Сергей Александрович Снегов"

- Надеюсь, вы без импульсатора?

- На глупые вопросы не отвечаю. - Она спокойно присела против меня.

- А кто будет определять, глупый вопрос или умный? Если вы, то любой мой вопрос вы объявите глупым и откажетесь отвечать.

- Надеюсь, вопрос, пришла ли я с импульсатором, вы сами не относите к разряду умных?

- Глуп, глуп! Кстати я вызвал вас не для разговора об импульсаторах. Дело это старое, не стоит к нему возвращаться.

Она сказала очень медленно:

- Причины, заставившие меня схватить импульсатор, не устарели. Что вы так странно на меня смотрите?

- Любуюсь вами, Анна, вы очень красивы, - сказал я искренно. - В вас противоречие - божественная внешность и свирепая душа. Вы схожи с Гонсалесом - он тоже красив. Слишком красив для своих страшных дел.

- Надо ли понимать ваши слова, генерал, как робкое признание в любви или как нахальную попытку ухаживания?

Я захохотал. С умными женщинами, особенно если они красивы, разговаривать приятно.

- Ни то, ни другое, Анна. У меня красивая жена. Шило на швайку не меняют. И я страшусь бесперспективных дел. Если уж Ширбаю Шару не повезло с вами, где уж мне? Не сверкайте глазами, Ширбай сам признавался мне, что вы ему всех дороже, почему и молил о пощаде.

- Молить о пощаде вас, самого бессердечного в правительстве?

- И я ему так же ответил - что просить пощады у меня бесполезно. Рад, что сходимся во взаимных оценках. Но я позвал вас не обсуждать наши характеры. Я хочу потолковать о той причине вашей ненависти ко мне, которая, как вы сказали, не устаревает.

Кровь окрасила ее щеки.

- Вы говорите о Флории, генерал? Хотите смягчить ее судьбу?

- Ваша страна заслужила свою судьбу, только она сама и может ее изменить. Но появилась одна проблема, в решении которой флоры могут принять активное участие. Вы слышали об эпидемии водной аллергии?

- Откуда же? В тюрьме стереопередачами не балуют.

Тогда я рассказал ей все, что знал о страшной болезни и о мерах борьбы с ней. И о том, что в Международный женский Комитет Спасения введены моя жена Елена Семипалова, государственная деятельница Патины Людмила Милошевская, дочь президента Нордага Луиза Путрамент. И что хочу ввести в этот Комитет и Анну Курсай.

- Как вы отнесетесь к такому предложению, Анна?

Она горячо сказала:

- Генерал! Все, что смогу!

- Да, все, что вы сможете. Меньшего не жду. У каждой из руководительниц Комитетов Спасения будут свои функции. Намечаю их и для вас, Анна. Во Флории сейчас особая обстановка. Мы возвратили домой всех флоров, рассыпанных по Латании. Сейчас во Флории преобладание мужчин над женщинами, возвращались ведь в основном мужчины. И кормящих матерей у вас, наверное, больше либо скоро будет больше, чем в любом регионе. И если молока мы получим…

- Вы его получите больше, чем от женщин в других областях Латании! Вы не знаете флоров, генерал! Вы рисуете их надменными и неблагодарными, а они только полны достоинства. Именно из высокой самооценки они пойдут и на любое самопожертвование. Во всем благородном будут благородней всех.

- Хотел бы поверить вам. Можете идти. Будете работать с моей женой.

Анна Курсай встала, но не торопилась покинуть кабинет. Я с удивлением смотрел на нее, она медленно краснела.

- Вы чем-нибудь недовольны?

- Нет, не то… Так все неожиданно… Я даже после освобождения опасалась преследований, думала, куда бы мне теперь скрыться. А вы - такое доверие!.. Не знаю, как благодарить…

- Зато я знаю, - сказал я с улыбкой. - Когда-нибудь вы придете ко мне и скажете: генерал Семипалов, я так счастлива, что молния моего импульсатора лишь скользнула по вашей груди, а не пронзила ее. И это будет мне лучшей благодарностью!

Она пошла к двери. Я смотрел ей вслед. Я не понимал себя. Еще несколько часов назад я сердился на Гамова за то, что он поставил служить в свою охрану офицера, пытавшегося его убить. В этом поступке была такая уверенность в своем абсолютном возвышении над всеми, что любой приближенный к нему человек, уже друг или еще враг, не мог не проникнуться сознанием его превосходства. И вот, негодуя на Гамова за театральный поступок, я сам совершил точно такой же. И даже его словами говорил о покушении на меня. Во мне уже назревало несогласие с Гамовым, но во всех действиях я еще подражал ему как ученик. И его ослепительное актерство командовало пока и моими поступками.

Я чувствовал, как велика моя зависимость от Гамова и как она из недавно радостной и легкой становится все больше нежеланной и тягостной.

Забыв об Анне Курсай, как только она вышла, я думал о себе и о Гамове, и весь внутренне сжимался - я страшился хода событий…

5

Прошло несколько месяцев.

Это были трудные и радостные месяцы. Два главных события заполнили их - нигде не велось военных действий, нигде не проливалась кровь; и страшная эпидемия не дошла до наших границ. Правда, в Нордаге гибли дети и наши оккупационные солдаты; и прибрежные города Клура подверглись опустошению - из них в панике бежало население; в Родере вводили строгие карантины, даже в Патине были смертельные случаи. Штупа действовал: от Адана до океана за все лето не выпало ни одного дождя, даже вечные болота пересыхали. Великие трудности сулила потом такая мобилизация метеоэнергии, но Гамов и слышать не желал об ослаблении: на его столе ежедневно возобновлялась сводка заболевших в соседних странах детей, она определяла поступки. И если раньше его редко можно было увидеть вне дворца, то сейчас посещение больниц стало важным делом - он вылетал для этого в Родер и Нордаг, ближе просто не было больниц для лечения водной аллергии. Я как-то хмуро заметил, что он слетал бы даже в Клур и Корину, там больниц побольше. Он не уловил иронии - да, слетал бы, но ведь это воюющие с нами страны, а мира пока нет. Боюсь, что ему порой казалось, что мир вот-вот как-то сам наступит. И он сердился на Пустовойта, что сбор грудного молока идет медленней, чем требовали врачи. Добряк Пустовойт огрызаться не научился, но оправдывался уже красноречиво - у нас, говорил он, в связи с войной огромное падение рождаемости, то же и в других воюющих странах, а женщины нейтралов даже за высокую плату неохотно расстаются со своим молоком. Нужно, просил он, поэнергичней тормошить женские Комитеты. И Гамову, и ему мерещился в них прообраз будущего мирового правительства. Я не разделял