дежурки: спокойно пил чай и просматривал утреннюю газету. Увидев его, Киззи замерла и тут же снова спросила себя: почему она так его боится – совершенно заурядный тип, только очень высокий? Но тут Длинный поднял глаза, их взгляды встретились, и страх снова обжег ее.
– Ты ему даже чая налил? – прошептала она Гориану.
– Ну да, обычная вежливость, – ответил Гориан и пошел к гвардейцам, которые играли в карты у камеры предварительного заключения.
В комнате было многолюдно: одиннадцать гвардейцев, Длинный и Киззи. Гориан и его коллеги не прятали свои ножи и дубинки. Киззи закатила глаза и заставила себя шагнуть к Длинному. Подойдя к нему, она села на стул спиной к стене и пристально уставилась на него через стол.
– Доброе утро, – приветствовал ее Длинный, и она поразилась тому, насколько голос этого человека не соответствовал его облику: мелодичный, почти ласковый, будто его обладатель специально отлаживал это несоответствие. – Ты – Киссандра Ворсьен.
– Да. А кто ты такой?
– Мое имя не имеет значения, – сказал он и улыбнулся, глядя в свой чай. – У меня есть сообщение для тебя и для отца Ворсьена.
Киззи напряглась и медленно выпустила воздух из легких. Как бы поступил на ее месте отец Ворсьен? А Демир? Скорее всего, и тот и другой выслушали бы этого типа в надежде получить необходимые ответы.
– Я вся внимание, – сказала она и тоже улыбнулась.
– Ворсьен откажется от расследования убийства Адрианы Граппо, и между нами сохранится мир.
Киззи усмехнулась. Вот это наглость!
– Это не послание, а требование.
– Которое ты должна обдумать.
– Ворсьены не любят, когда им предъявляют ультиматумы.
– А мой хозяин не любит, когда лезут в его дела.
Киззи почувствовала, как улыбка сползает с ее лица.
– Не лучше ли твоему хозяину лично встретиться с отцом Ворсьеном? Пусть они во всем разберутся.
– Тогда что нам, бедным слугам, делать со своей жизнью? Нет. Это одноразовая вещь. Это предупреждение, требование, послание – называй как хочешь, только передай отцу Ворсьену.
– Ты даже не сказал мне, кто ты и на кого работаешь.
– И не скажу.
– Тогда почему я должна считаться с тобой? – спросила Киззи. – Пусть я не чистокровная Ворсьен, но все же Ворсьен. – Она положила на стол правую руку с уменьшенным кремниевым знаком гильдии. – Пока я не узнаю твоего имени, буду считать, что ты никто. Пустое место. Отец Ворсьен высмеял бы меня и выгнал из дому, явись я к нему с таким требованием неизвестно от кого.
– Сила не всегда носит известное имя.
– Ты давно в Оссе?
Длинный тихо усмехнулся:
– Ты очаровательна, Киссандра Ворсьен. То самое сочетание ума и высокомерия, которое дает хорошего бойца. Но сейчас ты совершаешь ошибку. Передай сообщение отцу.
Киззи вдруг ощутила зуд между лопатками, точно на соседней крыше засел стрелок, который целился ей в спину. Вот только никакого стрелка не было, да и окна тоже не было – за ее спиной была глухая стена. Она вспомнила, как сказала Гориану, что Длинный буквально источает насилие, и поняла, что точно такое же чувство внушал ей когда-то Монтего. Обоим была присуща едва уловимая животная свирепость, скрытая за приличным внешним видом: словно капкан в траве.
Все инстинкты кричали Киззи: «Беги!» Но как тогда объяснить случившееся отцу Ворсьену? Почему она, его незаконная дочь и главный боец, безропотно подчинилась какому-то безымянному незнакомцу? Нет, об этом не могло быть и речи.
– Мое терпение лопнуло, – сказала она, вздернув подбородок, и щелкнула пальцами – их с Горианом условный знак.
Разговоры на том конце комнаты разом смолкли. Гориан и его гвардейцы оторвались от карт, встали и с оружием в руках пошли к ним. Киззи сказала:
– Мне нужны ответы, кретин. Что ты делал в клубе «Задиры»?
Длинный страдальчески вздохнул.
– Отвечай, – наседала Киззи. – Кто твой хозяин? Один из «стеклянных ножей»? Выкладывай! – (Длинный не спеша допил чай, аккуратно сложил газету и приготовился встать.) – Гориан, арестуй этот кусок дерьма.
Гориан шагнул вперед и положил руку на плечо Длинному.
– Сиди, пока Киззи не разрешит тебе встать, – сказал он.
Длинный вздохнул еще раз.
– Понятно. Значит, ты решила не принимать мое предупреждение всерьез, так? – спросил он у Киззи.
– Я приму тебя всерьез, когда ты ответишь на мои вопросы, – ответила Киззи и потянулась за стилетом.
За ту долю секунды, которая потребовалась ей, чтобы схватиться за рукоять, Длинный сломал Гориану руку. Это произошло невероятно быстро, и Киззи сначала подумала, что ей показалось. Но Гориан лежал на полу, вопя от боли, а вокруг начался хаос. Киззи выхватила стилет и, собрав всю силу, которую давал форджглас, толкнула стол на Длинного.
Это было все равно что толкать гору. Длинный слегка повел рукой, и Киззи отбросило к стене. Ошеломленная, она могла лишь с ужасом наблюдать, как ее противник танцует по комнате. Он схватил за горло одного гвардейца, ударил кулаком в грудь другого, вырвал у женщины дубинку и словно нехотя провел ею по воздуху, попутно вышибив мозги еще двоим. Гвардейцы, несмотря на годглас, двигались по сравнению с ним так медленно, будто стояли на месте.
Киззи сбросила оцепенение, крепче сжала стилет и прыгнула вперед, метя в спину Длинному. По крайней мере, она хотела попасть именно туда. Но он словно почувствовал движение позади себя и ушел в сторону. Лезвие стилета скользнуло по его боку, нанеся глубокий, но неопасный порез. В ответ Длинный ткнул ее локтем в грудь. Киззи снова отлетела к стене и врезалась в нее с такой силой, что из легких вышибло весь воздух.
Когда она уже могла двигаться, все одиннадцать гвардейцев лежали на полу. Киззи пригнулась, беззвучно проклиная Длинного, и бросилась вперед. Поганец был быстрее всех, кого она знала, но Киззи не собиралась сдаваться без боя. Он развернулся и отбил ее стилет тыльной стороной ладони, но не заметил кастета в другой ее руке. Она врезала ему в подбородок сбоку со всей силой, на какую была способна, чуть не вывихнув запястье.
Длинный не упал. Он даже не вздрогнул. Отбив руку Киззи, он ударил ее в живот так, что у нее из глаз посыпались искры, потом схватил за горло и поднял на уровень своих глаз. Киззи царапалась, лягалась, метя ему в колено и в пах, – все без толку.
– Это единственное предупреждение, – сказал он, пока Киззи барахталась. – Передай его отцу Ворсьену. Другого не будет.
Когда Киззи опомнилась, она лежала на спине и глядела в потолок дежурки. Перед глазами плыло, каждая частичка ее тела болела как хрен знает что. Будто ее