и прислушался к скрежету шестеренок в своем мозгу. Ему не нравилось предложение отца Ворсьена – при всех ее очевидных преимуществах женитьба на Киззи повела бы к большим осложнениям в личной жизни. Киззи была ему почти как сестра и к тому же состояла в отношениях с его лучшим другом. Мысль о том, чтобы спать с Киззи до тех пор, пока они не произведут наследника, вызывала у него тошноту. Он не сомневался, что и сама Киззи чувствовала бы то же самое. Хуже того, этот брак сделал бы еще более запутанными его отношения с Тессой, и без того предельно непростые.
Демир представил себе зеркало, из которого смотрел он сам, только молодой – круглолицый, самоуверенный, заносчивый. «Выполни свой долг, – заявил он. – Это Осса, здесь все сложно, но решение всегда найдется. Женись на Киззи для видимости и сделай Тессу своей любовницей. Ты получишь богатство и громкое имя Ворсьенов, а Каприка сотрешь в порошок позже, когда умрет папа Ви. Вот тогда ты возьмешь от жизни все, что хочешь».
«Я – больше не ты», – плюнул Демир в молодого себя.
«Ты был бы намного счастливее, если бы остался мной».
«Да ну? Нет. Я не могу быть не только тобой, но и собой нынешним. Я хочу взять лучшее от нас обоих». Демир вспомнил те планы, которые он некогда хотел воплотить в жизнь. Он рассматривал их со всех сторон, крутил так и этак. Они вращались, огромные, как фабричные водяные колеса, но при этом постоянно менялись. Это понятно, напомнил он себе, будущее ведь неопределенно и податливо, оно не высечено в граните. «Ты прав в одном, – сказал он себе прежнему. – Каждый раз все сложно, и каждый раз находится решение. Я сделаю это, но по-своему. Не так, как сделал бы ты».
«Поступай как знаешь, – рассмеялся молодой Демир. – Меня ведь не существует. Я – лишь часть тебя, с которой ты так и не примирился».
Образ исчез, растаяв в эффектном облачке дыма. Демир встряхнул головой, чтобы мысли прояснились, и снова сосредоточился на отце Ворсьене.
– А что получаешь ты? – спросил он. – Кроме прекращения моей кровной вражды с твоим сыном и обеспечения будущего Киззи?
И тут отец Ворсьен выдал широкую улыбку:
– Вот. Теперь ты задаешь правильные вопросы. – Он слегка подался вперед в своем кресле. – Сейчас ты действительно у меня в руках, не стану отрицать. Но не это главное: если ты согласишься на мое щедрое предложение, то вернешься прямо на фронт. Керите снова начала действовать, и мне нужен генерал, который ее остановит.
Значит, он не ошибся. Он все еще нужен им. Демир поднял брови:
– Внутреннее собрание не лишило меня командования?
– Лишит, если я позволю. Они были бы рады. Но если я заверю их, что ты в моей власти, они будут молчать. Пока.
– И если я выиграю, ты получишь в зятья героя империи.
– Вот именно.
Отец Ворсьен все знает, понял Демир. Хитрый старик знает о канале феникса: вот та выгода, на которую он рассчитывает. Все остальное – дымовая завеса. Демир сжал виски ладонями: голова болела от недостатка отдыха и избытка напряжения. Теперь у него и вправду не оставалось выбора. Чтобы защитить себя, своих сотрудников и клиентов, ему придется принять предложение Ворсьена.
– У Киззи будет право выбора?
– Она хочет узаконения больше, чем ты можешь себе представить, – бросил отец Ворсьен. – Ей будет неприятно, но она скажет «да».
– Она должна согласиться, – настаивал Демир.
– Я позабочусь об этом.
От этих зловещих слов у Демира скрутило живот. Сколько жизней готов сломать отец Ворсьен, чтобы заполучить канал феникса? Столько, сколько понадобится. Он глубоко вздохнул, в последний раз заглянув внутрь себя. Сможет ли он выполнить задуманное, не сломав ни одной жизни? Не причинив вреда тем, кого он любит?
– Значит, договорились.
Рябые от стекла щеки отца Ворсьена сморщились в улыбке.
– Ты прекратишь кровную месть против Каприка?
– Да. (Нет).
– Ты женишься на Киссандре?
– Да. (Нет, если смогу отвертеться.)
– Граппо склонится перед Ворсьеном?
– Да. (Никогда.)
– Ты вернешься на фронт и закончишь эту войну?
Демир громко рассмеялся, но его смех звучал безрадостно:
– Мы должны просить мира. Завершить войну без дальнейшего кровопролития, пока Грент не восстановил свои силы.
– Это больше не зависит от нас, – ответил отец Ворсьен. – Керите уже готова к бою. Со Стеклянных островов прибыли ее резервы, и она замышляет атаку на Харбортаун. Грентцы все еще верят в свою победу и не отступят, пока мы не уничтожим наемников.
– Ты мог бы сказать об этом раньше.
Демир вдруг испугался. Один раз он уже отказался от схватки с Керите, зная, что не сможет победить. Она была непревзойденным полководцем, и ее наемников вкупе с войсками Грента хватило, чтобы разгромить Иностранный легион. Как, стекло его дери, он одолеет ее в открытом бою теперь, когда она получила подкрепление?
– Что бы изменилось? – спросил отец Ворсьен.
– Пожалуй, ничего.
– Вот именно. – Отец Ворсьен указал на дверь. – А теперь иди и спасай империю, сынок.
Демир чуть не расхохотался над его выспренними словами, но вовремя сдержался. Вот ведь старый нахал. Двое Сжигателей, ожидавшие его в коридоре, в полном молчании проводили Демира к выходу. Через несколько минут он уже сидел в карете лицом к лицу с Монтего, но шестеренки в мозгу продолжали вертеться.
– Ну? – потребовал Монтего. – Что случилось? Бринен рассказал мне о письме, весь город говорит о твоей дуэли с Каприком. С тобой все в порядке? Мне убить Ворсьена? Сначала ответь на второй вопрос.
Демир фыркнул. Убить Ворсьена… Нет, этим дело не кончится, придется перебить всю семейку. Только Монтего мог задать такой смелый вопрос.
– Нет, убивать Ворсьена не надо. Я заключил с ним сделку.
– Ты хочешь сказать, что отец Ворсьен навязал тебе сделку, – ровным голосом проговорил Монтего.
– Именно. – Демир побарабанил пальцами по стенке кареты. Кажется, он никогда не лгал Монтего. Они ничего не скрывали друг от друга: ни разу за все двадцать пять лет дружбы. – Отец Ворсьен знает о канале феникса.
– Ты уверен?
– Конечно, он не сказал прямо, но это видно по его каверзам.
Монтего подался вперед и заглянул Демиру в глаза:
– Он предложил тебе жениться, так?
– На Киззи, – ответил Демир.
Монтего резко вдохнул. Демир догадывался, о чем он сейчас думает: представляет себе разговор Демира с отцом Ворсьеном. Выровняв дыхание, Монтего тихо сказал:
– Она всегда хотела узаконения, больше всего на свете. Это обеспечит ей будущее.
– Ты сможешь справиться с этим? – спросил Демир.
– Ты же знаешь, что я никогда не позволю своим