Она покачала головой.
– Никто не знает, откуда появились люди. Но мы предпочитаем верить, что люди чисты, только бедность и жизнь в дикости ожесточает их…
Он поморщился.
– Ну да, тогда бы богатые не воевали!
Глава 8
Мелизенда охнула, увидев на плече возвращающегося Ютланда карликового оленя с его удивительно изящными рогами, где так много ценимых всеми отростков. Колечко на пальце пастуха, конечно же, не заметила, занятая своим одеялом, что предательски расползалось, напоминая, что оно все-таки не совсем платье.
– Быстро ты, – сказала она. – И без хорта!
– Да? – переспросил он. – Просто ты не видела, как он отлучался. Это он и поймал, а потом к тебе вернулся. Есть будешь?
– Сырое? – спросила она. – Ах, как изящно ты обозвал меня зверюкой!
– Я? – удивился он. – Никогда бы не стал тебя обижать ни с того ни с сего. Думал просто, вдруг станешь есть…
Он бросил тушу под дерево и тут же забыл о ней. На обратной дороге подстрелил только для того, что объяснить свое долгое отсутствие, но принцесса то ли не пугнулась, то ли сделала вид, что ничего не боится, что хорошо. Человек, который может прикинуться храбрым, уже храбрее того, кто дрожит и плачет.
– И что там было? – спросила она.
– А ничего, – ответил он. – Показалось.
– Пугливый ты, – заметила она. – Ладно-ладно, осторожный!.. Не за себя опасаешься, а за меня, правда же?
Он ответил нехотя:
– Ну да.
Она восхитилась:
– Надо же! Брешет, и даже глазом не моргнул. Так я тебе и поверила!
Он поморщился, взглянул на костер, что стал намного ярче, насыщеннее, так бывает только с наступлением вечера, когда солнечный свет уходит за горизонт.
– Спи, – сказал он, – утром купим тебе платье.
Она осталась сидеть, кутаясь в одеяло, нельзя подчиняться мужчине сразу же, совсем на голову сядут и начнут помыкать, а он лег на спину и, раскинув руки, смотрел на плотный потолок из веток и листьев, где с той стороны скоро появятся крупные и мелкие звезды.
Мелизенда, выждав положенное этикетом время, тихонько опустилась в шаге от него и положила голову на его откинутую ладонь. Некоторое время так лежали молча, впервые не ссорясь и не желая ссориться, наконец она повернула голову в его сторону, теперь на его ладони не затылок, а ее щека. От нее странное тепло, что и не совсем тепло, хотя все-таки тепло…
Она притихла, отдаваясь непонятному чувству, никогда такого не ощущала, нечто удивительное, зародившееся в недрах ее тела и постепенно странной сладостной волной перетекающее в сердце.
– Где твой дом? – шепнула она. – Почему ты едешь один… только с конем и хортом?
Он молчал долго, а когда ответил, ей показалось, что в его старательно бесстрастном голосе звучат чуть ли не слезы:
– Потому что я как-то сразу… вот так вдруг… стал сиротой! У меня были отец и мать, красавица сестра, могучие старшие братья… и вот я один, как былинка в сухой степи…
Ее сердце сжалось от горячего сочувствия, она словно сама ощутила его боль, прошептала:
– Война многих оставляет сиротами…
– То они, – ответил он тихо. – А то… я же не думал, что вот так вдруг окажусь один в мире?
– У меня живы родители, – произнесла она, – дяди и тети, даже дедушка с бабушкой… но я все равно одна! У тебя хоть конь и хорт, что уж точно тебя любят!
– Я их тоже, – сказал он тихо. – Это все, что у меня есть.
Она вздрогнула, поежилась и придвинулась ближе, переместив голову с ладони на середину руки. Щека опустилась на локтевой сгиб, она чувствует щекой бегущую по двум толстым жилам горячую кровь, и та становится все теплее, а пульс там стучит все чаще.
Некоторое время прислушивалась к странному ощущению покоя, некое непонятное и сладко тревожное чувство, что еще никогда ее не посещало. Ютланд тоже не шевелится, лицо отрешенное, словно вслушивается в далекую и чудесную музыку, которая звучит только для его ушей.
Наконец она повернулась к нему и крепко обняла его.
– Ют, все будет хорошо!
Он обнял в ответ, побаюкал в руках, как ребенка в одеяле.
– И у тебя.
Они так и заснули, держа друг друга в объятиях. Никогда она не чувствовала себя так уютно, находясь в одеяле, как гусеница в коконе, а еще и Ют обнял ее крепко и держал в руках так, что никакой зверь ее не посмеет обидеть. Она чувствовала поверх тонкой ткани его твердые горячие руки, блаженное тепло идет от них и разливается по ее телу настолько непривычной негой, какую никогда в жизни еще не испытывала.
Утром она долго не поднимала веки, прикидываясь, что еще спит, а он, хоть и проснулся, это чувствуется, все так же держит ее крепко и бережно. Она бы даже сказала, что нежно, но дикий пастушок вряд ли даже слово такое слышал…
Наконец он очень осторожно расцепил руки, одну вытащил из-под ее головы, отошел на цыпочках. Она вздохнула, дальше притворяться уже неинтересно, раскрыла глаза, зевнула сладко, потянулась и села, придерживая рукой одеяло на груди.
Ютланд что-то шептал на ухо коню, тот с недоверием фыркал и смотрел дикими глазами.
– Доброе утро, – пропела она и заулыбалась, как ясное солнышко, мама говорила, что женщина должна быть всегда очаровательной, за исключением случаев, когда на чем-то настаивает. – Как спалось?..
– Паршиво, – ответил Ютланд хмуро.
– Что случилось?
– Да вот кто-то влез в наше единственное одеяло и завернулся в него, как червяк, – ответил он. – Не знаешь, кто это?
– Не представляю, – пропела она сладким голоском. – Но в такую жаркую ночь, надеюсь, ты не околел?
– Но замерз, – соврал он.
Она снова улыбнулась и проговорила уже тверже таким голосом, что исключал возможность отказа или неповиновения:
– Ты заедешь в ближайшее село, а я подожду в лесу.
– Зачем? – спросил он тупо.
Она вспыхнула.
– Как зачем? Ты уже забыл, что я сижу, как пугало, в твоем одеяле?..
– Почему как пугало? – спросил он. – Тебе идет…
– Дурак, – сказала она, так и не поняв, съязвил или же хотел, но не сумел сказать приятное. – Мне платье нужно!
– А-а-а, – протянул он, – извини, я тоже подумал, что в одеяле как-то не то, тебе лучше в мешок. А одеялом укрываться…
Она от злости покраснела, он отшатнулся.
– Понял-понял!.. Едем в ближайшее село. Может, лучше в город?
– Нет, – отрезала она, – в город в таком виде? С ума сошел! А тебе такое важное дело, как покупку платья, разве доверишь?
Он сказал растерянно:
– Такое важное… конечно, нет! Сам побоюсь браться. Но зачем тогда в село…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});