не смогла заснуть. Всё ворочалась и ворочалась… А потом пришло сообщение от Кира.
– Это тот, чей брат был фантомом?
– Да. Оказалось, что он не видел Бегемота после приземления в Москве.
– Как это? – нахмурился Джим.
– Кир говорит, что всё время после посадки в самолёт хотел спать, и проспал всю дорогу. А когда забрал чемоданы, сразу поехал к домой. Бегемот ещё здесь на посадке объяснил, что у него срочные дела. Людей было много…
Джим о чём-то думал.
– В принципе, в большом аэропорту потерять друг друга не проблема, – сказал он, – а если они еще и заранее обсуждали разные направления, то…
– Нет. Это всё более чем подозрительно. Почему они не встретились у ленты выдачи багажа?
– Ага, – сказал Джим, – значит, ты поверила своим снам?
– Очень похоже, что Кир был под гипнозом. Значит Бегемот посадил его и вернулся? Но как он объяснил свое возвращение службам аэропорта? Или он прилетел в Москву, а оттуда сразу вернулся сюда?
Джим пожал плечами.
– С возвращением получается слишком хлопотно и долго. Скорее всего, он и не улетал. Мог сказать, что случилось нечто, требующее его участия. Только не уверен, что ему вернули деньги.
– Меня не это волнует, – досадливо отмахнулась Дана, – а то, что он всё еще здесь.
Джим надрывно зевнул.
– Тогда я останусь, – заявил он, – спать очень хочется. Буду держать тебя за руку, чтобы ты не боялась.
– Я и не…, – она осеклась.
Он подмигнул ей сонным оком.
– Признаю, что близость твоего тела не может не волновать меня. Но обещаю держать себя в руках. До тех пор, пока ты не изъявишь своего желания сблизиться.
– Ещё больше, чем мы сблизились вечером? – вырвалось у неё. Дана прикусила язык.
– Ты понимаешь, о чём я говорю, – он снова зевнул, – пошли, иначе я прямо в кресле засну.
Когда они улеглись рядышком, и Джим сгрёб её руку, Дана тоже уютно свернулась клубочком, пристроившись у него под мышкой. Это было так естественно и не совсем похоже на то их нейтральное лежание во сне. Джим крепко уснул, и Дане показалось, что под его мерное сопение она летит в безмерные глубины своего подсознания.
Оказалось, что там её уже поджидали. Сначала она, покачиваясь и балансируя, как легчайшая пушинка, медленно опускалась в манящую бездну. А опустившись и коснувшись такой же мягкой постели, как та, в которой она покоилась, она приоткрыла глаза, чтобы убедиться, что это просто дрёма. Руку же свою она по-прежнему ощущала в руке Джима. Он, видимо, проснулся, и, как накануне, на берегу озера, приподнялся, оперев голову на руку. Как и тогда, в темноте ночи, он ласково смотрел на неё.
Ну вот, пронеслось в голове, а говорил, что засыпает.
Мало ли что он говорил.
Она резко отшатнулась, подскочив на месте. Вместо Джима на кровати лежал Бегемот и сверлил её горящим взором.
Мне это снится, мне это снится. Он не может проникнуть в мои сны.
Можешь утешать себя, сколько угодно. Сейчас ты в моей власти.
– И я ею воспользуюсь, – не боясь, что его услышат, сказал он вслух, – надо же наказать тебя за строптивость. Чтобы в следующий раз поостереглась ставить мне свои условия.
Вот теперь её по-настоящему накрыл страх. Дана понимала, что они находятся где-то за пределами реальности: хоть свет в комнате не горел, но всё окружающее пространство казалось ей окутанным странной белесой дымкой. И сама она словно находилась в невесомости, не чувствуя ни тяжести своего тела на постели, ни даже своего дыхания.
– Чего же ты вскочила? – необычно нежным и даже игривым тоном спросил Бегемот и хлопнул ладонью по постели рядом с собой, – иди ко мне, расслабься. Тебе надо поспать.
– Поспать?
– Ну конечно. Не волнуйся. Твоё тело в безопасности.
– Только тело?
– Извини, придётся показать тебе то, что я собирался. Я же человек слова.
Услышав его тихую усмешку, она внезапно осознала что…
– Ты же не мог видеть меня.
– Ну уж… не видел я твою душу вне тела. Сейчас ты на месте. Иди сюда.
– Значит я не сплю.
Он вздохнул.
– Я в твоём сознании. Иди сюда.
Второй призыв прозвучал требовательнее, но она медлила.
– А иначе что будет?
– Если придёшь сама, просто увидишь, что должна. Если мне придётся применить силу, воспоминания дадутся тебе гораздо болезненнее.
– Воспоминания? – переспросила Дана, – Мои?
– Разумеется, – хмыкнул он, – решил напомнить тебе один ключевой момент твоей жизни. После которого ты решила всё забыть.
– Но зачем?
– Ты сама виновата, – пробурчал он, – вздумала сопротивляться моей воле. Да ещё и накинулась на меня как фурия.
Точно! Надо его атаковать!
– Только попробуй, – предупредил он, прочитав её мысли, – зависнешь здесь, обещаю. Будешь бултыхаться в промежуточном мире до скончания века. Оно тебе надо?
– Тебе оно не надо, – с ударением на «тебе» парировала она.
– Согласен. Так что иди сюда. Всем так будет лучше.
Она покорно придвинулась к нему и легла на спину. Он взял её руку в свою, и глаза его стали совсем обычными.
– Спи, – шепнул он ей в ухо и его горячие губы коснулись её помертвевших губ.
В мгновение ока она уже была не здесь. Она стояла во дворе отчего дома, залитом светом весеннего солнца. Кожу чуть припекало. Дана сделала глубокий вдох и улыбнулась стоявшему рядом отцу. В следующий момент она услышала и его голос.
– Ты теперь понимаешь, по телефону это прозвучало бы слишком странно. Но он прилетает каждый день. Каждый божий день в шесть утра я просыпаюсь от стука в окно.
Она встрепенулась и открыла рот, автоматически произнося те же слова, что сказала тогда.
– Папуль, ну… это как-то слишком нереально. Ты уверен, что тебе не показалось?
– Конечно уверен. Да ты сама увидишь. Давай, переодевайся и пойдём обедать.
Она помнила, что это за день. Она только что приехала погостить к отцу. Семнадцатого апреля увезли Богдана после того, как он, вернее, тот, кто теперь жил в его теле, в припадке ярости набросился на отца и избил его. А сейчас было двадцатое мая. И только что отец поведал ей нечто невероятное: с того момента, как увезли Богдана, каждое утро к нему стал прилетать соловушка и постукивать клювиком в окно, будя его. Это было слишком невероятно.
Но оказалось, что соловей прилетал не только по утрам. Он целыми днями находился во дворе, распевая во все своё крохотное горлышко звонкие песни и наблюдая за живущими здесь людьми. Дана, которую отец тогда звал Ариной, не представляя себе, что той, как и её настоящего брата