Читать интересную книгу Весь Хайнлайн. Кот, проходящий сквозь стены - Роберт Хайнлайн

Джорджу поручили следить, чтобы Вудро вел себя тихо и прилично, и разрешили применять силу в случае необходимости. Дед давал Джорджу указания в присутствии Вудро, и тот действительно вел себя хорошо — на него всегда можно было рассчитывать, когда затрагивались его собственные интересы.

Доктор Дрейпер не позволял себе никаких выдумок, которыми преподобный Тимберли чуть было не испортил мою судьбу — он читал методистскую службу прямо по руководству девятьсот четвертого года, ни словом больше, ни словом меньше; и вскоре наша Нэнси проследовала к выходу под руку с мужем, под звуки марша Мендельсона, и я вздохнула с облегчением. Венчание прошло превосходно, без всяких накладок, и я подумала, как остолбенела бы миссис Гранди, будь ей дано увидеть кое-кого из присутствующих тридцать шесть часов назад, при закрытых дверях, справляющая оргию в честь Дня Каролины.

Тогда впервые состоялся праздник, которому суждено было распространиться среди диаспоры всего человечества: Каролинин день, Каролинки, фиеста де Санта-Каролита. Теодор сказал нам, что этот день стал (то есть станет) летним празднеством плодородия, общим для всех планет и всех времен. И поднял бокал шампанского за посвящение Кэрол в женщины, а Кэрол ответила на его тост с большой серьезностью и достоинством… потом захлебнулась шипучкой, закашлялась, и пришлось ее утешать.

Я не знала тогда и посейчас не знаю, даровал ли Теодор моей Кэрол то, чего она так жаждала. Знаю только, что предоставила им для этого все возможности. Но у Теодора, этого твердолобого упрямца, никогда ничего не узнаешь.

В субботу состоялось выездное заседание попечителей Фонда Айры Говарда: судья Сперлинг, приехавший из самого Толидо, мистер Артур Дж. Чепмен, Джастин Везерел, Брайан Смит, с единодушного согласия собравшихся, сержант Теодор и мы с Элеанор.

Когда судья Сперлинг покашлял, я поняла намек и собралась ретироваться. Но Теодор встал вместе со мной.

После некоторого замешательства и я, и Элеанор остались, потому что Теодор не желал оставаться там без нас. Он объяснил, что в семьях Говарда существует абсолютное равенство полов — и он, как председатель организации будущего, присутствующий в качестве почетного гостя на собрании Говардской организации двадцатого века, не может принять в нем участия, если женщины не будут допущены.

После того как этот вопрос уладили, Теодор повторил свои предсказания относительно одиннадцатого ноября и Черного вторника — 29 октября 1929 года. По просьбе присутствующих, на последнем событии он остановился несколько подробнее — рассказал, что доллар обесценится с двадцати пяти за унцию золота до тридцати пяти. «Президент Рузвельт издаст об этом указ, и конгресс этот указ ратифицирует… но это произойдет только в начале 1933 года».

— Одну минуту, сержант Бронсон, или капитан Лонг, или как вы себя называете, вы хотите сказать, что полковник Рузвельт вернется? Мне как-то с трудом в это верится. В тридцать третьем году ему будет… — прикинул мистер Чепмен.

— Семьдесят пять лет, — подсказал судья Сперлинг. — Что тут невероятного, Артур? Я старше его, но пока не думаю уходить на покой.

— Нет, джентльмены, нет, — сказал Теодор. — Не Тедди Рузвельт. Франклин Рузвельт. Ныне секретарь мистера Джозефуса Дэниэлса[127].

— Ну, в это поверить еще труднее, — покачал головой мистер Чепмен.

— Это не важно, советник, верите вы или не верите, — с некоторым раздражением сказал Теодор. — Факт то, что мистер Рузвельт принесет президентскую присягу в тридцать третьем году; вскоре после этого он закроет все банки, изымет из обращения все золото и золотые сертификаты и девальвирует доллар. Доллар никогда больше не восстановит своей нынешней стоимости. Пятьдесят лет спустя стоимость унции золота будет лихорадочно колебаться от сто до тысячи долларов.

— Молодой человек, — заметил мистер Чемпен, — вы предвещаете нам анархию.

— Нет — еще хуже. Гораздо хуже. Большинство историков назовет вторую половину двадцатого века Безумными Годами.

Социальные изменения начнутся после Второй мировой войны, но в экономике начало им положит Черный вторник 29 октября 1929 года. К концу века вы можете лишиться последней рубашки, если не предпримете определенных мер относительно своих финансовых дел. А с другой стороны — это столетие великих возможностей почти во всех областях деятельности человека.

Мистер Чепмен опустил голову, и я поняла, что он решил ничему не верить. Но судья, перекинувшись несколькими словами с Джастином, спросил:

— Капитан Лонг, не могли бы вы назвать некоторые из этих возможностей?

— Попытаюсь. Коммерческая авиация — и пассажирская, и грузовая. Железные дороги придут в упадок и уже не оправятся. В кинематограф придет звук — кино обретет речь. Телевидение. Стереовидение. Космические путешествия. Атомная энергия. Лазеры. Компьютеры. Электроника всех видов. Разработка полезных ископаемых на Луне, на астероидах. Движущиеся дороги. Криотехника. Генная инженерия. Защитные костюмы. Солнечные отражатели. Замороженные продукты питания. Гидропоника. Микроволновое приготовление пищи. Кому-нибудь из вас знакомо имя Д. Д. Гарримана[128]?

Чепмен встал.

— Судья, предлагаю закрыть заседание.

— Сядьте, Артур, и ведите себя как следует. Капитан, вы, надеюсь, понимаете, какой шок вызывают ваши предсказания?

— Разумеется.

— Мне удается сохранить хладнокровие, лишь припоминая все те перемены, что произошли на моем веку. Если ваше обещание относительно даты окончания войны сбудется — похоже, придется принять всерьез и другие ваши предсказания. А тем временем — что бы вы еще хотели нам сказать?

— Пожалуй, больше ничего. Разве что вот это: во-первых, не спекулируйте на бирже после двадцать пятого года; во-вторых, не играйте на понижение, если неверная догадка может вас разорить.

— Этот совет хорош для любого времени. Спасибо, сэр.

Мы с Кэрол и дети поцеловали на прощанье наших мужчин в воскресенье тридцатого июня, подождали, пока не отъедет машина капитана Бозелла, и разошлись по своим углам плакать.

Летом дела на фронте шли все хуже и хуже.

Только поздней осенью стало ясно, что мы одолеваем немцев. Кайзер отрекся от престола и бежал в Голландию — и мы поняли, что победим. Потом пришла ложная весть о перемирии, и моя радость омрачалась тем, что оно произошло не одиннадцатого ноября.

Но истинное перемирие настало ровно в срок, одиннадцатого ноября, и все колокола, свистки, сирены и клаксоны — все, что только могло издавать шум, — грянули разом. Только в нашем доме было тихо. В четверг Джордж принес домой номер «Пост», которую разносил, и там, в списке потерь, под рубрикой «Пропали без вести», значилось: «Бронсон Тед, капрал ополчения Канзас-Сити».

15

БУРНЫЕ ДВАДЦАТЫЕ,

СКУДНЫЕ ТРИДЦАТЫЕ

Из пятидесяти с лишним лет моей жизни, от моего спасения в 1982 году до начала миссии, которая и привела меня в нынешнее положение, я около десяти лет затратила на изучение сравнительной истории — особенно истории тех временных параллелей, которые пытается отстоять Ближний Круг и которые сливаются в единую линию где-то с 1900 по 1940 год.

В эту связку миров входит и мой родной мир — вторая параллель, код «Лесли Ле Круа», а за ее пределами остаются неисчислимые, но гораздо более многочисленные экзотические параллели — миры, где Колумб так и не отплыл в Индию (или не вернулся из плавания), где поселения викингов прижились, и Америка стала называться «Великий Винланд», где Московская империя, владевшая Западным побережьем Североамериканского континента, спорила с Испанской, владевшей Восточным (а королева Елизавета умирала в изгнании), где открытая Колумбом Америка уже принадлежала маньчжурской династии — и другие миры со столь причудливой историей, что в ней трудно найти хоть какую-нибудь первоначальную линию, совпадающую с нашей.

Я почти уверена, что попала как раз в такой вот экзотический мир, о существовании которого никто ранее не подозревал.

Не только история занимала меня в то время — я зарабатывала себе на жизнь сначала помощницей медсестры, потом сестрой, потом терапевтом, потом стажером по омоложению (непрерывно обучаясь при этом), пока не перешла в Корпус Времени.

Но как раз изучение истории и вселило в меня мысль попробовать себя в Корпусе.

Несколько параллелей, известных Цивилизации — так мы себя именуем, — отщепляются от единой линии где-то около 1940 года. Одна из точек расхождения — съезд демократической партии, проводившийся в том году; все зависит от того, выдвинут или не выдвинут демократы Франклина Делано Рузвельта в президенты на третий срок, затем от того, выберут его или не выберут, затем от того, продержится он до конца Второй мировой войны.